Как будто я была виновата в чем-то – в чем-то ужасном.
Страх, смешанный со смущением, еще не прошел полностью, когда эти незнакомцы – ну, я хотела сказать, мои родители – на следующий день забирали меня из больницы. Я не могла поверить, что врачи отпустят меня с ними вот так просто. А что, если они в действительности вовсе не мои родители? Если они психопаты, задумавшие мое похищение?
Вот смех.
Если бы какие-то случайные люди без всякой на то причины вдруг потребовали отдать им семнадцатилетнюю девочку, именно столько лет мне и было, это было бы обставлено совсем иначе. А свой возраст я выяснила, когда посмотрела в то утро на свою карту, висевшую на cпинке моей кровати.
Мой взгляд скользнул по темным волосам моего отца. Аура влиятельности словно окутывала его, воздействуя на все, чего он касался. Можно было ничего не знать о нем, но чувствовать силу, которой он обладал.
Высокие деревья на зеленых пологих холмах, так же аккуратно подстриженные, как те, что окружали поле для гольфа, которое я видела по телевизору, установленному в моей больничной палате, росли по обе стороны дороги, ведущей к нашему дому. Когда мы проезжали по высокому участку дороги, я увидела группу небольших, уютно выглядевших домов.
Однако наш… «Бентли» проехал мимо.
«А они богатые», – мелькнула у меня мысль. Тошнотворно богатые. Забавно, почему я не подумала, что «Бентли» краденый, ведь я же знала, как выглядят деньги.
Я снова принялась поглаживать ладонью эластичную кожу обшивки. Машина явно была новой, хотя бы потому, что в салоне стоял тот самый запах, который отличает только что выпущенные автомобили.
И тут я увидела наш дом. Ничего себе… Он был размером с небольшой отель. Непонятный архитектурный стиль с мощной мраморной колоннадой на фасаде; четыре, а то и пять этажей, расположенный слева от дома гараж был размером с те дома, мимо которых мы только что проехали.
– А это и правда наш дом? – спросила я, когда машина объезжала фонтан – увитый зеленью образец безвкусицы и установленный прямо посередине подъездной дорожки.
Мама оглянулась назад и с деланой улыбкой ответила:
– Ну конечно, наш, дорогая ты моя. Ведь ты прожила в нем всю свою жизнь. Да и я тоже. Это был дом моих родителей.
– Был? – озадаченно спросила я.
– Они переехали в Коралл-Гейблс[2]. – Она на мгновение замолчала и едва заметно перевела дыхание. – Сейчас, моя дорогая, они живут во Флориде. А это их родовое имение.
Имение. Слово какое-то старомодное. Я снова перевела взгляд на отца и вдруг озадачилась тем, что мама сказала их, а не наше — как будто этот дом принадлежал не моему отцу, а ее семье.
Отогнав от себя эту мысль, я глубоко вздохнула и затем снова прильнула лицом к окну. Милостивый боже, я жила в этом доме. Когда-то я входила в этот роскошный вестибюль и смотрела на эту хрустальную люстру, которая наверняка стоила дороже, чем моя жизнь. Вдруг я словно приросла ногами к месту, на котором стояла. Повсюду были дорогие вещи. На полу перед ступенями главной лестницы лежал мягкий ковер. На стенах кремового цвета висели пейзажи известных мастеров. И в холл выходило множество дверей, а значит, в доме было множество комнат.
Мое дыхание стало прерывистым, выдохи были такими, словно в горле у меня периодически происходили слабые взрывы.
Папа положил руку мне на плечо, чуть-чуть сжал его.
– Все нормально, Саманта, только не волнуйся.
Я вгляделась в его лицо, лицо человека, которого я должна была знать. В его темные глаза, приятную располагающую улыбку, крепкую челюсть… Но ничего не почувствовала. Мой отец оставался для меня незнакомцем.
– А где моя комната?
Он снял руку с моего плеча.
– Джоанна, может, ты проводишь ее наверх?
Мама подошла ко мне медленным размеренным шагом и своей холодной ладонью взяла меня за локоть. Она повела меня наверх, рассказывая о том, кто помогал искать меня. Сам мэр принимал в этом участие, что, похоже, имело для нее большое значение; а губернатор сообщил нашей семье о том, что молится за нас.
– Губернатор? – переспросила я шепотом.
Она кивнула, и ее губы растянулись в еле заметной улыбке.
– Твой прапрадедушка был сенатором. Губернатор Андерсон – друг нашей семьи.
Я не представляла, что сказать в ответ.
Моя спальня оказалась на третьем этаже, в конце длинного коридора, освещенного несколькими бра. Мама остановилась перед дверью с наклеенным листком бумаги, на котором было написано «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ СОБАКА».
Это вызвало у меня невольную улыбку, но мама, открыв дверь, отошла в сторону. Осторожно ступая, я вошла в эту незнакомую мне комнату, в которой пахло персиками, и, сделав несколько шагов, остановилась.
– Я оставлю тебя на несколько минут, – сказала мама, откашлявшись. – Я велела Скотту разложить несколько твоих ежегодников[3]. Когда ты захочешь их посмотреть, они на твоем письменном столе. Доктор Уэстон сказал, что это может помочь.
Помочь в поисках моего файла памяти. Я согласно кивнула, сжав губы и продолжая осматривать комнату. Она была большая. Примерно раз в двадцать больше, чем моя палата в больнице. Посередине комнаты стояла кровать. Стеганое одеяло на белой подкладке аккуратно заправлено. Поверх него в изголовье лежали несколько подушек, обшитых по швам золотой тесьмой, а на них восседал коричневый медвежонок, который в этой современной спальне был явно не к месту.
Мама снова кашлянула. Я забыла о ней. Повернувшись к маме, я ждала. Ее улыбка показалась мне полной боли и в то же время неловкой.
– Если что, я буду внизу.
– Хорошо.
Коротко кивнув, мама вышла, а я принялась обследовать комнату. Ежегодники лежали на моем письменном столе, но я прошла мимо. Я была еще не совсем готова к этой странной прогулке по местам, память о которых стерлась в моем сознании. На столе стоял ноутбук известной фирмы и еще несколько электронных устройств меньшего размера, одним из которых, насколько я поняла, был айпод. На стене рядом с письменным столом висела телевизионная панель. Я вспомнила, что рядом с ноутбуком видела пульт дистанционного управления.
Подойдя к гардеробной, я распахнула ее двустворчатые двери. Но ее содержимое меня почти не заинтересовало. Я никогда не испытывала слабости к шмоткам. И знала это. Немного погодя я обратила внимание на полки в глубине гардеробной и чуть не завизжала.
Обувь и сумочки – вот что я считаю главным.
Было ли это частью прежней меня? Или дело просто в том, что я девушка? Водя пальцами по платьям, я так и не решила, в чем причина. Но платья были хороши.
Вернувшись в спальню, я обнаружила, что в ней есть еще и балкон, а также моя собственная ванная комната, наполненная такими вещами, которые мне не терпелось попробовать. Возле кровати оказалась пробковая доска, сплошь покрытая прикрепленными к ней фотографиями. Вот это да! У меня была масса подруг, и они были… одеты, как я. Нахмурившись, я принялась подробно рассматривать этот фотоколлаж.
На одном фото красовались пять девушек. Я была в центре, и все мы были одеты в платья одинакового фасона, но разных цветов. О, милостивый боже. Одинаковые платья? Я озадаченно рассматривала фотографии на доске. С одной из них я улыбалась, стоя с двумя другими девушками на поле для гольфа. На следующей фотографии была та же группа, что и на первом фото, но теперь все девочки стояли на какой-то пристани, позируя в весьма откровенных купальниках на фоне судна под названием «Ангел». На мне был купальник черного цвета. Я, как мне показалось, начинала видеть тенденцию.
Я провела руками по своим бедрам и животу; приятно было осознать, что тело на этой фотографии действительно мое. Еще несколько снимков были сделаны в школе: вот наша компания склонилась над планшетом с огромным дисплеем, а нас окружают мальчишки.
