В написанном в 1915 году романе «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» Михаил Кузмин, описывая финал головокружительного пути своего героя, вскользь заметил: «Что же? Он, как флакон, из которого вылили духи: легкий запах остался, но он пустой…»[1]. Действительно, у каждой эпохи есть свой особый, неповторимый «аромат», и события прошлого подобны флакону духов, которые «нечаянно» пролили — вот их уже и нет, но легкий запах остался…

XVIII столетие оставило нам безошибочно узнаваемый аромат галантности и авантюризма. Изысканные дамы в окружении блестящих кавалеров готовы, по едкому замечанию Шамфора, бросить вызов общественному мнению только из страха перед ним; блестящие кавалеры в окружении изысканных дам утверждают, что непристойность и бесстыдство уместны в любой философии — как в той, что проповедует наслаждение, так и в той, что требует воздержания. «Общество, вернее, так называемый свет — это не что иное, как арена борьбы множества мелких и противоречивых интересов, вечной схватки тщеславных притязаний, которые сталкиваются, вступают в бой, ранят и уничтожают друг друга, расплачиваясь за вчерашнюю победу горечью поражения»[2]. И все это — с изысканной вежливостью и непередаваемой учтивостью, как того и требуют правила галантного века. В моде царит эпоха рококо — ренессансные традиции умеренности кончились, грациозность и легкость платья подчеркивались широкими юбками и рискованными вырезами декольте… Вычурность господствует во всем — грим используется в таких масштабах, что мужья часто не узнают своих жен, хотя последние вовсе не собирались маскироваться… В добродетель уже никто не верит, но еще верят в магию и колдовство, и пресловутый «философский камень» продолжает волновать умы «ослепительных и просвещенных», не говоря уже о «черни»… Повсеместно возникают масонские ложи, и поиски наслаждений сменяются поисками «царства духа»… Мудрец, отшельник, ученый — зачастую это лишь оборотная сторона развратника, авантюриста, искателя приключений и легкой наживы. Девиз времени — чувственность! Чувственность, которой невозможно противостоять, и даже мудрая императрица Екатерина Великая сознается, что «хотя в голове запечатлены самые лучшие правила нравственности, но, как скоро примешивается и является чувствительность, то непременно очутишься неизмеримо дальше, нежели думаешь. Я по крайней мере не знаю, до сих пор, как предотвратить это»[3]. Страсти — единственные ораторы, доводы которых всегда убедительны, им внимают с необыкновенным усердием и прилежностью. Впрочем, бывает и наоборот — под маской развратника и авантюриста таится философ и ученый… Просто каждый стремится вбить свой гвоздь в колесо Фортуны. Когда Ла Реньер, придворный Людовика XV, собирается жениться на юной и прелестной мадемуазель де Жарнет, он предвкушая свое блаженство, «спрашивает своего родственника господина де Мальзерба:

— Как Вы считаете, мое счастье будет полным?

— Это зависит от обстоятельств.

— Вот как? От каких же именно?

— От того, кто станет первым любовником Вашей жены»[4]. Ничего не поделаешь… Не подчиняться нравам эпохи — совершенный mauvais ton. Над молодым человеком, который вздумал соблюдать порядочность в любовных делах, начинают насмехаться его приятели. Его простодушный ответ: «Виноват ли я, что предпочитаю любимых мною женщин нелюбимым», — вызывает всеобщее удивление. Старинная французская поговорка «Когда по Новому мосту ни пройдешь, всегда встретишь там монаха, белую лошадь и шлюху» в XVIII веке порождала иногда забавные коллизии. Нетрудно вообразить, как хохотали две придворные и весьма «добродетельные» дамы XVIII столетия, когда им вдруг случилось ехать по Новому мосту и вдруг повстречать там и монаха, и белую лошадь. Одна из них, подтолкнув подругу локтем, со смехом заметила: «Что до шлюхи, то уж нам-то с тобой ее высматривать незачем»[5]. Но та же «эпоха рококо» породила Вольтера, Дидро, Гельвеция, д’Аламбера и много-много других блестящих имен. Парадокс? Нет, просто каждый стремится по-своему ухватиться за спицу колеса…

Подобные нравы создавали двойственную атмосферу, двойной стандарт морали. Зачастую пронырам и людям пустым удавалось без труда взлететь на верх социальной лестницы, добиться почестей, славы, богатства. Людям умным и талантливым приходилось подчиняться общему духу, и потомкам все труднее разобраться, чего же было больше намешано в этом славном веке — добродетели или порока? Галантности или авантюризма? Может быть, некоторые ответы Вы найдете в предлагаемой Вам книге.

Она описывает историю жизни, пожалуй, самых примечательных, самых галантных, самых загадочных авантюристов XVIII века. Впрочем, фигуры, собранные в этой книге, далеко не равнозначны по своей яркости и величине, и откровенных проходимцев братьев Тренков или графа Сен-Жермена нельзя сравнить с графом Калиостро или Джакомо Казановой, которые были одновременно авантюристами и учеными, искателями приключений и философами, масонами и дипломатами… Каково же их истинное лицо?

Джованни-Джакомо Казанова родился в 1725 г. в семье итальянского актера. Любопытный штрих — этот известный галантный кавалер хотел стать священником, но был исключен из духовной семинарии за свои любовные похождения. А посему стал юристом, во всяком случае, получил юридическое образование [6]. Свои разнообразные способности и таланты он проявляет то в Неаполе, то в Риме, то в Константинополе. В Венеции за обман и богохульство попадает в тюрьму, откуда бежит спустя несколько месяцев, и попадает в Париж. Приобретя связи в придворных кругах, он находит покровителей при дворе. Все знают его как знатока магии и великого химика, который вот-вот откроет тайну «философского камня». Маг и чародей тем временем составляет себе достаточное состояние благодаря спекуляциям на бирже, выполняет некоторые дипломатические поручения французского двора и не может пропустить ни одной придворной интриги, из-за чего в конце концов ему пришлось покинуть гостеприимный Париж. Казанова перебрался в Берлин, где был принят самим Фридрихом Великим, который предложил ему должность начальника кадетского корпуса. Однако наш герой предпочел отправиться в Россию и в 1764 г. оказался в Петербурге. Уже в первый вечер он попадает на бал, где ему удалось увидеть и Екатерину II, и ее фаворита Григория Орлова. Человек ловкий и обходительный, он быстро завел знакомства с Екатериной Романовной Дашковой, Никитой Паниным, братьями Орловыми, не раз беседовал с императрицей. Он жаждет остаться на русской службе, предлагает провести реформу русского календаря, и даже составляет проект… улучшения земледелия в России. Впоследствии он вспоминает об этом времени: «Я писал о разных вещах, чтобы получить место в цивильной службе. Я просил работы, был представлен императрице, но счастье не сопутствовало мне. В России в цене лишь те люди, которых позвали. Кто придет сам, тот редко находит счастье»[7]. Обидевшись на Петербург, Казанова умчался в Варшаву, где быстро завоевал расположение короля Станислава-Августа. Однако дуэль с королевским любимцем Браницким вновь толкает Казанову в дорогу, и он получает разрешение вернуться в Венецию. Очевидно, причиной прощения стало согласие Казановы сделаться тайным агентом инквизиции, что и произошло в 1775 г. Однако неугомонный характер искателя приключений привел к столкновению с одним из знатных дворян Венеции, и Казанова принимает приглашение чешского графа Вальдштейна стать библиотекарем. А так как книги графа не очень-то интересовали, то он предпочитает заниматься с новым библиотекарем алхимией и каббалистикой. В перерывах между этими трудами синьор Джакомо пишет свои мемуары, а так как он отличался большой наблюдательностью и изъездил почти всю Европу, то это вышла увлекательная и захватывающая история, иллюстрирующая к тому же нравы той эпохи, в которой пришлось жить этому философу, писателю, алхимику и чародею. Так и не успев открыть тайну «философского камня», Казанова умер в 1798 году.