— Прекрати пялиться, Айриш.

— Я не пялюсь. — Я отворачиваюсь и смотрю на дорожку. Щеки у меня пылают. Мне стыдно, что он меня поймал. Опять.

Он слегка передергивает плечами, поправляя хватку.

— Тебе надо меня опустить?

Он усмехается.

— Благодаря восьми годам занятий греблей нести тебя довольно легко, Айриш.

— Видимо. — Восемь лет. Это определенно объясняет его накачанный торс. — Наверное, тебе очень нравится.

— Да, — произносит он, вздохнув. — Расслабляешься, когда ты на воде, сосредоточен на конечной цели. Легко отбросить все в сторону.

Эштон дергает головой. Я вижу еще одну стекающую по его щеке каплю и понимаю, что он пытается ее стряхнуть, раз не может стереть.

— Вот, — бормочу я и протягиваю руку, чтобы помочь. Он тут же переводит на меня хмурый взгляд своих темных глаз, и я отдергиваю руку. Наверное, я неправильно его поняла. Мне не стоило…Но вскоре я понимаю, что хмурится он не из-за этого. Он хмурится из-за отвратительной раны на ладони, которую я получила при падении. Отвлекшись на лодыжку и Эштона, я совсем о ней забыла.

— Тебе определенно стоит подумать о том, чтобы больше никогда не бегать, Айриш, — ворчит он.

— А тебе стоит подумать о том, чтобы надевать побольше одежды, когда бегаешь, — рявкаю я в ответ. Ярость вспыхивает без предупреждения, а за ней быстро следует румянец.

— И почему же, Айриш?

Чтобы оттянуть время, я провожу языком по зубам и решаю проигнорировать его вопрос.

— Я могла бы подождать Гранта.

— И умереть от пневмонии, — раздраженно возражает он, снова поправляя хватку на мне. От движения качается нога, а из-за нее дергается ступня, и ногу пронзает боль. Но я борюсь с желанием поморщиться. Не хочу, чтобы ему было неудобно.

Эштон идет быстрым, размеренным шагом, глядя прямо перед собой, так что я предполагаю, что все разговоры закончены.

— Мне жаль, что так произошло с твоими родителями. — Слова произнесены настолько тихо, что я едва не пропускаю их мимо ушей.

Я поглядываю на него боковым зрением и вижу, что он все также смотрит вперед, а на лице его застыла маска.

«Мне жаль, что так случилось с твоей мамой».

Фраза вертится на языке, но я ее не произношу. В конце концов, Рейган подслушивала и не должна об этом знать. Я не должна об этом знать. Если только он сам мне не скажет.

Так что, я молчу. Просто киваю и тихонько жду его дальнейших действий. Но он молчит. Повисает очередная ужасно длинная, неловкая пауза, когда мы оба молчим. Когда Эштон смотрит прямо перед собой, а мой взгляд мечется между его лицом и разноцветными кронами деревьев. Когда я поглощаю тепло его тела, остро осознавая, что покрыта его потом. Когда я чувствую его сердцебиение и пытаюсь сделать так, чтобы мое сердце билось в том же темпе. И потом понимаю, насколько это смешно.

Но я не в силах справиться с этой тишиной.

— Не могу поверить, что отец Рейган их знал, — мимоходом говорю я, а потом добавляю: — И что во мне он узнал маму. Не знала, что мы так сильно похожи.

Эштон сильно хмурится.

— Ты же помнишь, как она выглядела?

— Да. Но как-то было наводнение, и родители потеряли все свои детские фотографии, снимки времен колледжа. Так что, я никогда не видела маму в том возрасте, что я сейчас.

Я чувствую, что кончиками пальцев тру теплую кожу, и понимаю, что в какой-то момент моей задумчивости ладонь саботировала здравый смысл и скользнула под воротник футболки Эштона. Я наблюдаю, как пальцы, будто по собственной воле, выводят маленькие круги. И, раз уж сегодня я вся такая смелая и вопрос этот вполне безобиден для человека, который не знает ответа на него, я решаюсь спросить, стараясь сохранить голос обыденным и несерьезным.

— А что насчет твоих родителей?

Возникает пауза.

— Что насчет них? — Эштон пытается выглядеть скучающе, но судя по тому, как сжались вокруг меня его руки, а мышцы шеи напряглись, я тут же понимаю, что нашла больное место.

— Не знаю… — Повернувшись лицом к дороге, я ненароком произношу: — Расскажи мне о них.

— Нечего особо рассказывать. — Скучный тон сменяется раздраженным. — Зачем тебе? Что слышала Рейган?

Смотря вперед, я глубоко вздыхаю и решаю не лгать.

— Что твоей мамы…нет?

Я чувствую, как Эштон выдыхает.

— Это так. Ее нет. — Произносит он это очень сухо, что не способствует дальнейшим расспросам.

Не знаю, что заставляет меня испытать удачу.

— А что с твоим отцом?

— Он есть…к сожалению. — Презрение в его голосе очевидно. — Оставь эту тему, Айриш.

— Ладно, Эштон.

* * *

Когда мы подходим к их дому, я успеваю уже раз пять спросить у Эштона, не хочет ли он дать рукам отдых, а он раз пять говорит мне замолкнуть и не вякать о том, что ему надо меня опустить.

Больше мы ничего не говорим.

Он шагает наверх прямо мимо Рейган — только что вышедшей из душа и утопающей в спортивных штанах Гранта — и любопытствующего Гранта, проходит мимо общей ванной и направляется в ванную в своей спальне. Там он аккуратно опускает меня на тумбочку.

Аналогичный моему стон дает понять, что ему стоило опустить меня довольно-таки давно.

— Прости, — бормочу я, чувствуя себя виноватой.

В дверном проходе появляются Рейган и Грант, когда Эштон со стоном растягивает руки перед грудью, а потом и над головой.

— Посмотрите-ка на эти большие, крепкие мускулы, — издевательски сюсюкает Грант и тянется сжать бицепсы Эштона.

— Иди на хер, Кливер, — огрызается он, отталкивая руки Гранта. Эштон хватает полотенце с крючка и начинает протирать мои волосы и лицо.

— Что! Я собирался вас подобрать, но Рейган сказала, что вы хотите… — Острый локоток Рейган, оказавшийся под ребрами Гранта, затыкает его на середине предложения.

— Вот. Чай. — Рейган передает мне дымящуюся кружку.

Одного глотка хватает, чтобы понять: это не просто чай.

— Ты подлила спиртного в чай больного человека, — уныло утверждаю я. Алкоголь обжигает горло. — Кто ты после этого?

— Уж лучше это, чем то, что получает хромая лошадь, — отвечает Рейган, развязывая шнурки на моем кроссовке и стягивает носок. Я втягиваю воздух сквозь зубы. — Насколько все плохо? Нам надо тебя в больницу отвезти?

Я вижу фиолетовый синяк на подъеме ноги и отекшую лодыжку.

— Нет, это всего лишь растяжение, я думаю.

— Ты еще не доктор, Айриш, — бормочет Эштон и нагибается, изучая мою ногу. В этот момент я вижу, что футболка на его спине словно превратилась во вторую кожу. Видны все изгибы, все бугорки мышц, все части тела Эштона. Идеален. Мое тело защитило его спереди, но спина взяла на себя основную тяжесть дождя. Если он и замерз, то этого не показывает. — Приложим лед пока, но если станет хуже, отвезу тебя в больницу.

Я киваю, замечая, как Эштон руководит ситуацией. Словно у меня в этом деле и вовсе нет права голоса.

— Должны помочь. — Грант протягивает мне пару костылей. Увидев мое хмурое выражение лица, он объясняет: — Это Тая. Он, по крайней мере, пару раз в год на вечеринках растягивает лодыжку. Хорошо, что он роста небольшого. Для тебя они как раз должны быть впору.

— Он не будет против?

— Не, до ноября они ему нужны не будут. Как часы, — говорит Грант, а потом глядит на мою ступню и улыбается.

Внезапно я чувствую себя неловко.

— Что?

Пожав плечами, он отвечает:

— У тебя сексуальные ступни, Айриш. — За его словами тут же следует стон, когда Рейган в шутку шлепает его по груди.

— Хватит разглядывать ступни моей соседки!

— Ладно, дай твои поразглядываю.

— Фуууу! — визжит она и подныривает под его руку, удирая из комнаты. Грант несется за ней.

— Лед принесите! — орет им вслед Эштон, а потом совсем тихо ворчит: — Этот идиот вылетит из команды.

Я наблюдаю, как он ковыряется в ящике под раковиной и достает оттуда аптечку.

— Не вылетит, если тренер не узнает. Они счастливы.

Эштон замирает. Проходит добрых четыре секунды, прежде чем его руки снова начинают шевелиться, вытаскивая бинты и антисептик.