— Как понять, что ты нравишься парню? В смысле, правда нравишься? Не просто… — Я краснею и сглатываю. Скоро я, наверное, начну заикаться. — Не просто в физиологическом плане.

Возникает пауза.

— Обычно узнаешь по его действиям, нежели по словам. И если он не ведет себя напоказ, значит запал серьезно.

«Для меня одна ты — навсегда».

Всего лишь слова. Вот, доктор Штейнер подтвердил. Мне не стоит зацикливаться на том, что по пьяни сказал Эштон, потому что это лишь слова и за ними не стоит ничего, кроме бушующих гормонов. С этим осознанием я понимаю, что немного упала духом. Но, по крайней мере, это ответ, а не тайна.

Мне нужно быть с Коннором. Когда я рядом с ним, то ощущаю правильность всего происходящего между нами.

— Спасибо, доктор Штейнер.

— Речь о том приятеле-ирландце, с которым ты познакомилась?

— Нет… — Я тяжело вздыхаю. — Об Эштоне.

— Ааа, Похитителе «Джелло».

— Ага. А еще он оказался лучшим другом и соседом Коннора. — А еще у него, может, есть девушка, а может, и нет, но эту деталь мы опустим. И без того все сложно.

— Что ж, ну и положеньице у тебя, Ливи.

Мой единственный ответ — ворчание в знак согласия.

— Что бы ты почувствовала, если бы этот приятель Эштон проявил интерес? Больше, чем физический, я имею в виду.

Я открываю рот, но осознаю, что кроме как «Не знаю», сказать мне нечего. И я правда не знаю. Ведь это неважно. Коннор — идеальный и покладистый. А Эштон далек от идеала. Теперь я понимаю, что имели в виду Шторм и Кейси, называя кого бы то ни было «ходячим сексом». Это относится к Эштону. Он — не парень для серьезных отношений. Коннор — парень, с которым можно строить будущее. Ну, во всяком случае, я так думаю. Слишком рано еще об этом говорить.

— Ты хоть призналась сама себе, что Эштон тебе нравится?

Черт бы его побрал! Если я отвечу ему честно, отрицать все будет намного сложнее. И тогда это станет намного более реальным.

— Да, — наконец, неохотно бормочу я.

Да, мне нравится друг-бабник моего вроде как бойфренда. Мне даже эротические сны с ним в главной роли снятся.

— Хорошо. Рад, что это мы решили. Я боялся, что пройдут месяцы, прежде чем ты перестанешь упрямиться.

Я закатываю глаза из-за всезнайства доктора.

— Знаешь, чем бы я в это время занялся?

От любопытства я изгибаю губы.

— Чем?

— Заплел бы волосы в косички.

Проходит по меньшей мере секунд пять, и только тогда, преодолев шок, я спрашиваю:

— Что?

— Влюбленные мальчики не в состоянии держать себя в руках при виде косичек.

Приехали. Теперь мой психиатр надо мной еще и издевается. Мой психиатр. Я вижу станцию вдалеке и, посмотрев на часы, понимаю, что совсем скоро прибудет поезд. Тот, на котором я доеду до Детского госпиталя, чтобы сосредоточиться на важных вещах. Покачав головой, я говорю:

— Спасибо, что выслушали, доктор Штейнер.

— Звони в любое время, Ливи. Я серьезно.

Я вешаю трубку. Не уверена, стало ли мне лучше или хуже.

* * *

— А теперь ты можешь нас различить?

Эрик стоит бок о бок с более бледным на вид Дереком и потирает свою гладкую голову. Оба мальчика насмешливо улыбаются.

Я сжимаю губы, чтобы сдержать улыбку, и сильно хмурюсь. Я перевожу взгляд с одного брата на другого и обратно, а потом почесываю подбородок, словно совершенно запуталась.

— Дерек? — показываю я на Эрика.

— Ха-ха! — Худые ручки Эрика взлетают вверх, и он смешно пританцовывает. — Не-а! Я — Эрик. Мы выиграли!

Опрокинув голову назад, я хлопаю себя по лбу.

— Я никогда не научусь вас различать!

— Мы сегодня утром побрили мне голову, — объясняет Эрик, подскакивая ко мне. — Она такая гладкая. Потрогай.

Я подчиняюсь и провожу пальцами по еле заметной волосяной линии.

— Гладкая, — соглашаюсь я.

Он морщит нос.

— Это так странно. Но они снова вырастут, у Дерека всегда так бывает.

«У Дрека всегда так бывает». На секунду у меня сводит живот. Сколько же терапий перенес бедный ребенок?

— Конечно, вырастут, Эрик, — выдавливаю улыбку я и подхожу к столу, чтобы присесть. — Ну, чем сегодня хотите заняться?

Дерек молча присаживается рядом со мной. По его замедленным движениям я понимаю, что сил у него нет, в отличие от брата, лечение которого, по словам Конни, началось только на этой неделе.

— Порисовать? — предлагает он.

— Звучит прекрасно. Что ты хочешь нарисовать?

Он морщит лобик, усиленно раздумывая.

— Я хочу стать полицейским, когда вырасту. Они сильные и могут спасать людей. Могу я такое нарисовать?

— Думаю, это отличная идея, — улыбаюсь я, глубоко вздохнув.

Пока мальчики занимаются делом, я осматриваю комнату. Сегодня здесь находятся еще несколько детишек, в том числе и маленькая девочка в розовом костюме — розовой пижаме, розовых пушистых тапочках и с розовым платочком на голове. Насколько я понимаю, под ним скрывается лысая головка. Под одной рукой она прижимает к себе розового плюшевого мишку. Кто-то — скорее всего, другой волонтер, — бродит за ней, пока девочка ходит от игрушки к игрушке, тайком посматривая в нашем направлении.

— Привет, Лола! — кричит Эрик, а потом наклоняется ко мне и шепчет: — Ей почти четыре. Она хорошая. Для девчонки.

— Ну, тогда стоит пригласить ее к нам, — выгибаю бровь я и жду.

Глаза Эрика округляются, когда он понимает, что я предлагаю ему пригласить ее. Его губы изгибаются в робкой улыбке, пока он краешком глаза на нее поглядывает.

Хотя оборачивается и мягким, хриплым голосом зовет девочку его брат, а не сам Эрик.

— Хочешь посидеть с нами, Лола?

Эрик вскакивает, чтобы сесть рядом со мной, и незаметно пододвигается ближе. Он как ястреб наблюдает за Лолой, которая робко направляется к пустому месту между ним и Дереком.

— Потрогай мою голову, Лола, — говорит Эрик и наклоняется вперед, чтобы его гладкая голова оказалась перед девочкой.

Хихикая, она качает головой и, сложив руки на груди, слегка отшатывается.

Но Дереку это забавным не кажется, так что он свирепо смотрит на брата.

— Прекрати говорить людям потрогать твою голову.

— Почему?

— Это ненормально. — Взгляд Дерека перемещается к Лоле, и свирепость мгновенно испаряется. — Правда, Лола?

Девочка просто пожимает плечами. Ее взгляд мечется от одного брата к другому, но она ничего не говорит.

Бросив затею впечатлить Лолу своей гладкой макушкой, Эрик занимает себя рисованием танка. Однако его брат пододвигает листок вперед и, протягивая коробку в карандашами, предлагает:

— Вот, хочешь порисовать со мной?

И тогда меня осеняет. Дерек влюбился в малышку Лолу. Я обмениваюсь взглядами со средних лет женщиной-волонтером, которая привела ее к нам. Она подмигивает, подтверждая мою догадку.

Целый час мальчики и Лола раскрашивают, использовав пачку бумаги, и рисуют себя в разных ролях — от полицейского до оборотня, от водолаза до рок-звезды, — и все это время я не могу отвести глаз от души не чающего в Лоле Дерека, который помогает ей правильно держать карандаш и рисовать те части рисунков, которые четырехлетнему ребенку нарисовать сложнее, чем почти шестилетнему.

Я наблюдаю за ними, и сердце у меня одновременно тает и ноет.

Под конец часа, когда волонтер напоминает Лоле, что пора отдыхать, Эрик, занятый раскрашиванием колес самосвала, орет:

— Пока, Лола!

Дерек же берет рисунок, на котором изобразил себя в роли полицейского, и тихонько отдает его Лоле, чтобы та повесила его в своей комнате.

И мне приходится отвернуться, чтобы они не увидели навернувшиеся на глаза слезы.

— Ты можешь поверить в это? — Кейси подходит ко мне сзади и опускает подбородок на плечо, и мы вместе смотрим на океан, а легкий бриз раздувает наши цвета спелой сливы одинаковые платья подружек невесты. — Я все еще помню их первое свидание. Шторм была в ужасе. А теперь вот они, женятся, а скоро и малыш родится.