Я стал более отчужденным в своих отношениях с людьми, но эта отчужденность, пожалуй, культивирует во мне повышенную способность к возможному сближению. Но эти чувства только нарождаются, они новы для меня, но скрытые в них возможности приятно меня возбуждают. Но пока это просто интерес.

В моих отношениях с людьми, также как и в моем одиночестве, я чувствую глубокую, затаенную, не поддающуюся никакому описанию боль за всю утраченную любовь, в которой я так отчаянно нуждался в детстве, но так и не получил ее. Иногда эта боль оказывается такой сильной, что буквально парализует меня. Я до сих пор ощущаю ее сильнее, чем что‑либо еще. Большую часть времени я нахожусь на грани рыдания, или испытываю страх. Большинству людей я кажусь очень грустным. Думаю, что мои не очень близкие знакомые даже не могут предположить, сколько пользы принесла мне первичная терапия.

И, наконец, массивной трансформации подверглась моя ориентация в жизни. Конечно, этот процесс еще далеко не закончен. Но я уже могу вкратце обрисовать некоторые изменения.

Во–первых, надо мной не довлеет больше потребность в признании со стороны других людей и в сфере моей профессии, точно также надо мной не довлеет потребность в любви со стороны одной или многих женщин. Если быть до конца честным, то я не могу сказать, что эти потребности уже замещены какими‑то другими. В каком‑то отношении, я чувствую себя так, словно я заключен в магический круг или нахожусь на ничейной земле. Однако это не особенно меня расстраивает, так как я чувствую, что внутри меня постепенно возникает что‑то новое. Пока рано говорить, что это такое, но оно появилось и понемногу растет.

Я чувствую, что наиболее радикальные изменения произошли в моей системе ценностей. Я все больше и больше сознаю те ценности, которые вырастают в моем собственном организме. Мой интеллект не управляет этим процессом; этим занимается само тело. Интеллект играет свою роль, но она является всего лишь вспомогательной. Лучше всего описать это так: интеллект не участвует в процессе, он лишь наблюдает и регистрирует то, что происходит, подобно тому, как современная наука наблюдает и регистрирует структуру и процессы атома, а затем формирует обозначения — теоретическую систему из протонов, нейтронов, электронов и прочих частиц, и, таким образом, регистрирует то, что наблюдает.

Я убежден в том, что ценностные понятия и идеи, с помощью которых мы пытаемся управлять нашим поведением и переживаниями, совершенно извращенно возникают в мышлении. Упорядочивание наших переживаний в виде идей есть результат болезни, которая отрезает нас от органических процессов окружающего мира, также как и от нас самих. Мы высказываем глупые и бессмысленные утверждения типа: «Думай о деле!» или «Возьми себя в руки!». Эти и им подобные восклицания обнажают глубокую трещину в нашем взгляде на жизнь, именно эта трещина отделяет нас и от мира и от самих себя.

Если говорить в положительном смысле, то я убежден, что ценностные понятия или идеи, которыми мы хотим упорядочить жизнь, в действительности (и это нормально) возникают из переживания организмом самого себя. Эти идеи служат выражением потребности организма в устойчивом здоровом существовании, и иными словами это можно выразить, если сказать, что эти идеи выражают то, чего мы действительно хотим, и в чем мы нуждаемся. Идеи участвуют в этом процессе, и они играют в нем важную роль. Но важно понять, и это главное, что идеи возникают из переживаний, из опыта. Например, не происходит так, что я сначала порождаю идею присоединиться к какой‑то группе людей, а потом иду и присоединяюсь к ним. Нет, прежде всего, я переживаю чувство собственного одиночества. Потом у меня возникает идея этого одиночества. Природа этой идеи дублирует переживание, если угодно, фотографирует его. Это позволяет мне идентифицировать переживание, расположить его в некоем порядке по отношению к другим переживаниям и, наконец, действовать согласно сформированной идее. Для меня это обстоятельство представляется наиболее важным. Это означает, что мои ценности и мои целевые установки, то, что по традиции считают священными атрибутами человека, на самом деле возникают в органической структуре моего бытия. По этой причине для меня является решительно нездоровым допущение о том, что процесс формирования ценностей должен подчиняться моему или чужому интеллекту, авторитетной в обществе личности или некой философской системе, кои претендуют на обладание истиной в последней инстанции.

Большинство клиник, с рекламой которых можно сегодня встретиться, несмотря на их уверения, не имеют ко мне никакого отношения. Я вполне осознаю, что потребность в психотерапевтической помощи сейчас велика, как никогда. Именно поэтому я организовал учебный центр. Я надеюсь, что те люди, которые приезжают ко мне со всего мира, вскоре овладеют практикой и к моменту публикации книги у меня уже будут первые выпускники, которых я смогу рекомендовать. Мы уже принимаем заявки на обучение и надеемся, что в скором времени нам удастся значительно расширить сеть учреждений, проводящих первичную психотерапию.

Должен особенно подчеркнуть, что не я изобрел чувства. Они существовали у человека тысячелетия и продолжают существовать. Я просто нашел способ обнажать чувства. Спрятанные в глубинах психики, похороненные в пучине подсознательного. В отсутствии доступной организованной медицинской помощи тоже можно многое сделать. Присутствие рядом понимающего и сочувствующего друга — это хорошее начало лечения. При таком друге можно упасть без сил, кричать, плакать, ругаться — это принесет облегчение, пусть даже друг или подруга и не поймут, что именно происходит. Полезным может оказаться предварительное разъяснение; но хороший друг не может быть судьей или критиком. Он должен удовлетвориться тем, что присутствует, находится рядом. Очень важный шаг — просто поговорить с другом или подругой о своих чувствах даже без плача и крика. Любое продвижение по пути к выражению чувства есть неоценимый дар больному.

Но есть такие люди, у которых нет понимающих и участливых друзей. Это не мешает им плакать и кричать наедине с собой; по крайней мере, это позволит сбросить накопившееся напряжение. В конце концов, это чувство, которое мы хотим извлечь из‑под спуда, а на это нет и не может быть чьей‑то исключительной монополии. Конечно, наилучшей альтернативой является квалифицированный психотерапевт. Но его тоже может не оказаться поблизости, и поэтому нам приходится импровизировать.

Не так уж плохо просто знать, что есть такая вещь, как чувство, и, вероятно, можно узнать, кроме того, в чем они заключаются. На свете много людей, которые до сих пор не понимают, что нами руководят именно чувства, они направляют наши действия, заставляют нас болеть, причиняют нам ночные кошмары и приносят физические недуги.

Находятся оппоненты, упрекающие меня в том, что я не придаю должного значения системе ценностей, когнитивным аспектам и духовной стороне жизни. Я считаю, что система ценностей возникает непосредственно из чувств, и ей нельзя научить как таковой. Например, женщина, которая в детстве чувствовала свои потребности, будет чувствовать потребности своего ребенка. Матери не нужен список ценностей, чтобы ухаживать за ребенком. Ее не нужно учить брать на руки плачущее дитя, ласкать и успокаивать ребенка, если он упал и ушибся. Ее не надо учить ценности умения выслушать ребенка, который приходит к ней со своими нуждами. Такая мать уже сама пережила и прочувствовала потребность быть выслушанной.

Супруга не надо учить ценности проявления нежности к жене — это абсолютно основная, инстинктивная ценность. Я не собираюсь отрицать высшие ценности, знание и определенную идеологию. Но я обнаружил, что у тех, кто чувствует, наблюдается определенная логическая эволюция. Поэтому я отнюдь не призываю воспитывать орды декортицированных бродяг, рыщущих по окрестностям без Бога в сердце и без царя в голове. Напротив, обучение ценностям жизненно важно для тех, кто не может чувствовать, кто не может сочувствовать, сопереживать и понимать других людей естественно. Слишком многие из нас живут в не только в тихом отчаянии, но и с рухнувшими мечтами и тайными компромиссами. Мы уродуем себя этими компромиссами и проносим уродство через всю жизнь. Мы просто возвращаем людям их истинное «я», не изуродованное вынужденным компромиссом.