И однажды я не выдержал.

Поднимаю телефонную трубку. Звоню советнику президента России, доктору исторических наук и доктору философских наук, члену-корреспонденту Российской академии наук, депутату Государственной Думы, бывшему заместителю начальника Главного политического управления Советской Армии (ГлавПУР) и начальнику Управления спецпропаганды ГлавПУРа, бывшему начальнику Института военной истории (наша военная история тоже проходила по линии спецпропаганды), профессору, генерал-полковнику Дмитрию Антоновичу Волкогонову. Представляюсь:

– Агент всех империалистических разведок, враг рода человеческого Виктор Суворов, он же Резун. Здравствуйте, Дмитрий Антонович!

– Здравствуйте, – отвечает. – Опять ниспровергать будете?

– Опять, Дмитрий Антонович. Вот вы книгу написали, о том, как Сталин истребил цвет высшего командного состава Красной Армии. А ведь этого не было.

– Как не было? А Тухачевский? А Якир?

– Их Сталин уничтожил, только не были они цветом Красной Армии.

– Это еще почему?

– Не были потому, – отвечаю, – что не могли быть.

Он мне мягко напоминает, что имеет доступ ко всем секретам бывшего Советского Союза. Его допустили ко всем особым папкам Политбюро. Вежливо интересуется, есть ли у меня доступ к особым папкам, к архивам Ленина, Сталина, Троцкого, Молотова.

Подумал я, прикинул, припомнил, посмотрел в потолок, сказал «э-э-э», выдохнул глубоко и признался:

– Нет у меня доступа к секретам Политбюро.

– Чем же, батенька, крыть будете? Как всегда, логикой разведывательной?

– Обойдемся без разведлогики. Обыкновенной крестьянской логики в данном случае вполне хватит.

– И логикой можно опровергнуть исторические факты и совершенно секретные архивные документы?

– Факты и документы опровергать незачем. А вот выводы… Могли же вы, Дмитрий Антонович, не понять написанного, истолковать превратно…

Тут что-то скрипнуло. Скрипнуло в Москве, а меня в Бристоле перекосило. Один – ноль.

Нужно Дмитрию Антоновичу должное отдать. Был он человеком вежливым. Сцепились мы с ним однажды на газетных страницах. Было в его статьях кардинальное несогласие с моими взглядами, но злобы не было. Готовность выслушивать противника тоже была. Я ему и звонил потому, что был уверен: возможно, он и не согласится со мной, но выслушает наверняка.

– Излагайте, – говорит, – слушаю.

И я изложил. Легенда про «обезглавленную» армию, говорю, состоит из семи тезисов. Начнем с последнего, с седьмого. Этот тезис гласит, что к началу войны из-за сталинских чисток советские командиры опыта набраться не успели, потому как на должностях своих меньше года находились. Так?

– Так, – отвечает.

– Ну и чудесно. Я принимаю вашу точку зрения, Дмитрий Антонович. На пять минут.

Для начала я согласился с Дмитрием Антоновичем. Это прием такой психологический: соглашаться. Как бы. А потом надо от позиции противника танцевать. Вот и допустим, что Дмитрий Антонович Волкогонов прав на сто процентов. На двести. На триста. Давайте даже представим, что Сталин летом 1937 года перестрелял вообще всех командиров. Всех до одного. От взводных до Маршалов Советского Союза. Согнал всех в брошенные карьеры и покрошил из пулеметов. А на их место назначил новых командиров. Полная смена командного состава. Что должно было получиться в этой ситуации? А вот что: к лету 1941 года у всех вновь назначенных командиров должен был набраться стаж по четыре года.

Как же случилось, что смена произошла в 1937 году, а к 1941 году у подавляющего числа командиров стаж работы на занимаемых должностях вдруг оказался меньше года?

Произнес я это, и у меня в трубке снова скрипнуло. Два – ноль. Но этот скрип я уже предвидел – отстранился от трубки, отшатнулся. Скрипнуло, словно железом по стеклу, но не сдается генерал Волкогонов: стреляли ведь не только в 1937 году, но и в 1938-м.

Я и с этим соглашаюсь. Полностью. На сто процентов. На двести и триста. Допустим, что всех командиров, назначенных в 1937 году, на следующий год тоже в карьеры загнали и пулеметами порезали. Длинными очередями. И поставили командовать третий состав. В этом случае у третьего состава, выдвинутого в 1938 году, к лету 1941 года должно набраться по три года стажа. При полной смене командования служебного роста у большинства командиров быть не могло – некуда расти. Понятно, кто-то за три года спился, кто-то в речке утонул. Сотню, другую, третью перестреляли в 1939-м, 1940-м, в первой половине 1941 года. Перестановки, перетасовки могли быть. Но все же большинство должно оставаться на своих местах. Как же получилось, что смена составов была в 1937–1938 годах, а у новых командиров через три-четыре года после смены не набирается одного года пребывания на должностях?

На эту проблему можно посмотреть и с другой стороны. Армия-то у нас большая. И 40 тысяч для нас – не очень много. Численность начальствующего (в переводе на современный язык – офицерского) состава Красной Армии на февраль 1937 года известна: 206 тысяч человек. Источник – член Политбюро, нарком обороны СССР Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, совершенно секретная речь на февральско-мартовском (1937 года) пленуме ЦК. Стенограмма опубликована в «Военно-историческом журнале» (1993. № 1. С. 60–63).

Допустим, что из 206 тысяч расстреляли 40 тысяч. Это меньше 20 процентов. Остается тот же вопрос, но поставить его можно в другой форме: как могло случиться, что расстреляли менее 20 процентов начальствующего состава, а в 1941 году у большинства командиров не набралось и одного года службы в занимаемой должности?

– Так в чем же дело? – в генеральском голосе зазвучал интерес, интерес профессионала, интерес исследователя. Нотки неприязни погасли, все личные обиды забыты, и теперь генерал-полковник Волкогонов ищет ответ на вопрос, почему у командиров Красной Армии в 1941 году не набиралось года стажа на занимаемых постах, если очищение было за три-четыре года до германского вторжения. Расшевелил я Дмитрия Антоновича. А потом и убедил. Если мне никого больше убедить не удастся, то я все равно спокоен, ибо одного человека я своими вопросами смутил, а смутив, подсказал другое решение, которое он принял. Чем я и горжусь. Мне удалось переубедить того, кого допустили ко всем секретам Ленина, Сталина и Троцкого, к особым папкам Политбюро.

Переубедить можно любого, если есть примеры для сравнения, ибо все познается в сравнении. Чтобы лучше понять ситуацию, мы должны сравнить положение командного состава Красной Армии… С чем? Да хотя бы с положением командного состава гитлеровского вермахта. Ведь у СССР и Германии было в те годы так много общего. У нас победила социалистическая революция. Ленин – социалист. И Гитлер – социалист. И не будем гитлеровцев называть коричневыми. Рубахи у них были коричневыми, но знамя-то – красное. Если Ленин носил белую рубаху, мы же его не будем относить к лагерю белых. А Троцкий носил серо-зеленый френч. Мы же не называем его серо-зеленым. Ленин, Гитлер, Бухарин, Гиммлер, Троцкий выступали под красным знаменем, потому всех их и надо называть красными.

Называть кого-то красно-коричневым неправильно. Что за мода: одних называть по цвету знамени, других – по цвету одежды? Не проще ли тех и других называть по цвету их кровавой идеологии? Если мы желаем подчеркнуть, что имеем в виду обе породы социалистов, почему бы не назвать их по именам отцов-основоположников? Социалисты-ленинцы, социалисты-гитлеровцы – этим выражено все. Идеология ленинцев похожа на идеологию гитлеровцев. И цели те же.

Они считали, что у них правильный социализм, а у нас – искаженный, но и мы считали так же: у нас – правильный, а у них – с отклонениями. У них все строилось на ненависти. И у нас тоже. Только у них ненависть расовая, а у нас классовая. Они считали себя высшей расой, а мы – высшим классом. Велика ли разница? И не забудем, что идеологическим отцом Гитлера был Готфрид Федер, который призывал к мировой революции под весьма знакомым нам лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»