Дальше можно цитату не продолжать. И не надо буйного воображения, чтобы представить, что случилось ранним утром 22 июня 1941 года.

Противник знал, где именно строятся ДОТы, знал точное расположение каждого из них, знал секторы обстрела каждой амбразуры. Перед ДОТами не было полосы предполья: ни колючей проволоки, ни минных полей. ДОТы вдобавок ко всему не были заняты войсками. Не надо быть гениальным стратегом, чтобы сообразить: в случае внезапного нападения противник на лодках переправится через реку и захватит ДОТы до того, как советские солдаты проснутся по тревоге и успеют до них добежать. От казарм путь неблизкий. Иногда и до десятка километров.

Гудериан вспоминает «Береговые укрепления вдоль реки Буг не были заняты русскими войсками».

На других направлениях – как под Брестом. «ДОТы перед Граево оказались без личного состава и были захвачены вражескими диверсантами» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 183).

Весьма важно, что в укрепленных районах не было полевого усиления, т.е. не было обыкновенной пехоты, которая сидит в окопах и траншеях между ДОТами, впереди и позади них. ДОТ – это страшный крокодил. Но если сесть крокодилу на спину, то он не укусит. ДОТ имеет мертвые пространства, которые не простреливаются из его амбразур. Потому ДОТы строятся группой. Мертвые пространства одного перекрываются секторами обстрела другого и третьего. Если же один ДОТ занят гарнизоном, а соседние пустуют или вообще не готовы, то мы рискуем очутиться в ситуации крокодила, на спине которого сидит дядя с топором. Если ДОТ один, то вражеские саперы могут подойти с непростреливаемого направления, установить на крыше обыкновенные или направленного действия заряды либо дымовыми шашками вентиляцию забить. Саперы вообще на выдумки горазды, на многие хитрости способны. Положение могут спасти бойцы из полевого усиления. Они отобьют вражеских саперов. Но если одиночный ДОТ без кругового обстрела (а таких подавляющее большинство) не защищен огнем соседних ДОТов или не прикрыт действиями хотя бы одного отделения стрелков, которые действуют в окопах и траншеях вокруг него, тогда гарнизону ДОТа лучше выйти наружу. По крайней мере все вокруг видно, во все стороны стрелять можно. Пример для наглядности: «К югу от крепости, у деревень Митьки и Бернады, оборонялась 2-я рота лейтенанта И.М. Борисова. Сплошной линии обороны здесь не было, ДОТы стояли поодиночке и были недостроены. После нескольких часов боя они были блокированы гитлеровцами и подорваны вместе с гарнизонами» (Там же. С. 192).

«В полосе 4-й армии срок занятия Брестского укрепленного района был определен округом для одной стрелковой дивизии 30 часов, для другой – 9 часов» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 12). План простой и понятный: если немцы внезапно нападут в 4 часа утра, то одна советская дивизия займет оборону вокруг ДОТов, которые стоят прямо вдоль берега пограничной реки, к 13 часам, а другая дивизия – через сутки, к 10 утра следующего дня. К этому генерал-полковник Сандалов добавляет, что «на учебных тревогах выяснилось, что эти сроки являются заниженными». Иными словами, сроки нереальные. В такие фантастически короткие сроки дивизии просто не успевали занять оборону в укрепленном районе. Коль так, следовало гарнизоны ДОТов и полевые войска держать не в казармах, а в поле, там, где предстоит воевать.

Вот рассказ об одной только роте Брестского укрепленного района. «Почти весь апрель 1941 года личный состав находился неотлучно в ДОТах. Но в начале мая поступил приказ, и гарнизоны были выведены из ДОТов. Бойцов поселили в казармах, продовольствие, боеприпасы возвратили на ротный склад. Таким образом, к началу войны в огневых точках не было ни продовольствия, ни боеприпасов, кроме нескольких ящиков патронов в ДОТе караульного взвода. С момента нападения гитлеровцев ДОТы занимались под огнем. Из 18 бойцов ДОТа Шанькова в ДОТ пробралось только 5 человек. За снарядами и патронами приходилось пробираться на ротный склад, но вскоре он взлетел на воздух от попадания снаряда» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 192).

Коммунистические пропагандисты десятилетиями рассказывали истории о том, что советские фортификационные сооружения были слабыми, плохо вооружены, имели плохую оптику, в основном были пулеметными, а пушечных было мало. Это не так. И есть достаточно свидетельств, опровергающих выдумки всех мастей Тельпуховских и Дебориных. Огромную исследовательскую работу непосредственно на местности, в частности в Укрепленном районе No 1 (Киевском), провел украинский историк Александр Кузяк. Настоятельно рекомендую ознакомиться с его статьями в украинском No урнале «Сержант» №13-15 за 2000 год и в польском альманахе «Forteca». Каждый желающий может сам заняться научным поиском в Коростеньском, Новоград-Волынском, Шепетовском, Минском и десятках других брошенных советских укрепленных районах и убедиться лично в лживости официальных кремлевско-лубянских сказочников. Но вернемся в Брестский УР: «Многие ДОТы имели по одному или несколько орудий, спаренных с пулеметами. Орудия действовали полуавтоматически. Боевые сооружения оснащались очень хорошей оптикой» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 231).

Не в том беда, что ДОТы были непрочными или слабо вооруженными, а в том, что гарнизоны не успели их занять. Вот пример из обороны УР №6 (Рава-Русского) соседнего Юго-Западного фронта. Двухэтажный ДОТ «Медведь». В двух орудийных амбразурах – 76-мм пушки со спаренными пулеметами, кроме того, две пулеметные амбразуры со станковыми пулеметами. 22 июня 1941 года в этом ДОТе на два орудия и четыре пулемета было три человека. «Каждый ДОТ... являлся неприступным бастионом на пути врага... В ДОТе „Медведь“, кроме него, Соловьева, было всего два бойца – Павлов и Карачинцев. Соловьев встал у одного орудия, Павлова он поставил к другому, находившемуся слева, Карачинцеву приказал в случае необходимости вести огонь поочередно из двух пулеметов» (Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов, 1975. С. 67-69). Прикинем: один человек у орудия. Мастер на все руки: он же и командир, и наводчик, и заряжающий, и замковый, и подносчик боеприпасов. И у другого орудия – та же картина. А пулеметчик от одного пулемета к другому бегает. Круговое наблюдение не ведет никто: в перископы («очень хорошая оптика») некому смотреть. Огонь орудий и пулеметов никто не координирует. И связь с соседними ДОТами никто не поддерживает. Опять же – некому. И стрелками из полевого усиления никто не командует. Впрочем, стрелков полевого усиления и в помине нет.

Представим, что в этом ДОТе не два подземных этажа, а четыре, не два орудия, а пять, не четыре пулемета, а десять. От этого вам легче будет, если вместо положенных по штату десятков людей в ДОТе три бойца? Если вместо взвода полевого усиления вокруг ДОТа в траншеях ни души? Если и траншей рядом нет?

И по всей границе – то же самое. Рассказывает полковник Д.А. Морозов, который встретил войну совсем на другом направлении: «Мощные сооружения не были заняты своевременно советскими войсками и не оправдали тех надежд, которые возлагало на них командование. В первые часы войны укрепления очутились в тылу у противника. А наша дивизия, как и некоторые другие, осталась без саперного батальона» (О них не упоминалось в сводках. М., 1965. С. 9).

И вот красная пропаганда рассказывает душещипательные истории про одну винтовку на троих, а платные друзья за рубежами эти истории со смаком повторяют. До «одной винтовки на троих» мы еще дойдем. Но если дело действительно так обстояло, то следовало тех, кто без винтовок, ставить пулеметчиками в ДОТы, заряжающими и замковыми к орудиям, направить их к перископам и телефонам.

Не в нехватке оружия дело, а в гениальном планировании некоего почти святого начальника Генерального штаба, у которого на приграничных аэродромах на каждого летчика приходилось по два самолета, а во внутренних военных округах оказалось больше СТА ТЫСЯЧ безлошадных пилотов.