Это прежде всего долины и ущелья Западного Памира… Весь труднодоступный, охваченный ледниками, неприветливый из-за своего жесточайшего климата, Северо-Западный Памир по-прежнему необитаем. Здесь, в исполинских высях, живет только несколько самоотверженных и мужественных метеорологических станций и гидрогляциометеорологическая обсерватория на леднике Федченко».

Мы позволили себе привести эту длинную цитату для того, чтобы читатель имел возможность более полно представить себе место происходящих событий.

К этому следует добавить, что довольно частые землетрясения на Памире не только затрудняют работу, но и резко меняют облик местности.

Мы уже говорили о знаменитом землетрясении 1911 года, которое поколебало горы Памира и Афганистана. П. Лукницкий по этому (поводу замечает, что если бы здесь были огромные города, их больше никто никогда не увидел бы.

Страшная трагедия разразилась над небольшим горным кишлаком Усой. По подсчетам ученых два миллиарда двести миллионов кубических метров каменной породы обрушилось на этот кишлак, и он вместе с своими жителями, их скотом, домами, старинной крепостью бесследно исчез. Теперь на его месте простирается высокогорное озеро, образовавшееся в результате гигантского завала, преградившего путь многоводной реке Мургаб. За короткое время здесь разлилось огромное озеро, длиною в двадцать километров, на дне которого оказался кишлак Сарез со всеми его посевами. В настоящее время это озеро уже простирается больше чем на семьдесят километров, и его глубина в несколько раз превосходит самые глубокие места на Черном море.

Отдаленный шум, который разбудил Щербакова, был отголоском известного Ашхабадского землетрясения, разрушившего город и унесшего много человеческих жизней. Результатом его было и то (чего в то время никто не знал), что ущелье Полынова, запертое со всех сторон горными великанами, стало заполняться водой.

…Люди на плоту поднимались все выше и выше. Наступил день, когда скрылись верхушки деревьев и безбрежная водная гладь открылась их взору.

Плот принесло к тому месту, где они пытались соорудить из эвкалиптовых крючков лестницу, и здесь прибило его к скалам.

Шел семидесятый день необычайного путешествия. Так как кормить животных теперь уже было нечем, их пришлось прирезать и мясо засолить. Уцелела только Эмма, которая, по молчаливому сговору людей, должна была разделить их участь.

Развязка приближалась. Но она произошла быстрее, чем ожидали ее.

Вероятно, очень многие обратили внимание на маленькое информационное сообщение, напечатанное в то время в одной из центральных газет. Поэтому мы позволим себе привести его полностью.

«Памир. (Наш корр.). На днях в горах, в одном из труднопроходимых районов, где год назад геологическая экспедиция профессора Бархатова нашла крайне нужный для Родины металл, был произведен взрыв колоссальной силы для расчистки строительной площадки под сооружение будущего предприятия. Взрыв прошел вполне успешно».

Но в газетах ничего не сообщалось о том, что предшествовало взрыву и что он произошел по идее Бархатова и Круглова, которая нашла в Москве поддержку. Решили одним ударом покорить безымянную гору и расчистить путь к залежам титана.

Взрыв готовили тщательно. Геологическая экспедиция и строители, естественно, вышли из опасной зоны и укрылись в надежном месте. Взрыв необычайной силы потряс горы…

А на другой день в высокогорном лагере появился наш старый знакомый Алексей Борисович Кожухов. Он мало изменился, лишь немного похудел и сильно загорел.

Участники экспедиции приветствовали его радостно. Он же торопливо пожал всем руки и увел Бархатова с собой в палатку.

— Что случилось? — спросил Василий Яковлевич. — Почему ты здесь?

Вместо ответа Кожухов протянул ему бумажку.

— Читай, — сказал он.

Бархатов быстро пробежал глазами бумагу, потом вскочил:

— Откуда это у тебя?

— Потом объясню, а сейчас давай лучше подумаем, что делать.

Теперь, нам думается, настала пора сказать несколько слов об Алексее Борисовиче Кожухове, имя и фамилию которого мы изменили, имея для этого серьезные основания. Дело в том, что этим человеком усиленно интересовалась разведка одного иностранного государства: он крупнейший специалист в области изготовления топливной жидкости для космических ракет.

До того как школьные друзья (а они ими, действительно, были) якобы случайно встретились в прошлом году на маленькой железнодорожной станции, произошло следующее.

Как помнится, лето в тот год наступило в Москве довольно рано, и было оно на редкость сухим. Уже несколько дней в сводках погоды, передаваемых по радио, сообщалось о безоблачном небе и о температуре воздуха 25–28 градусов выше нуля.

Обрадованные москвичи, привыкшие к «переменной облачности и дождям во второй половине дня», в ближайшее воскресенье выехали за город: кто на дачу, кто в лес, на рыбалку, к Истринскому водохранилищу, кто на ближайшую лужайку — просто подышать свежим воздухом.

Отправились на дачу и домашние Бархатова. Сам он, сославшись на срочные дела, остался дома. В передней раздался звонок. Когда Бархатов открыл дверь, на пороге стоял Кожухов. Он был одет по-летнему, в легком сером костюме и без фуражки.

Они обменялись крепким рукопожатием, прошли в кабинет, где над письменным столом висел большой портрет Менделеева.

— Так вот, решено, — сказал Алексей Борисович, когда они уселись. — Я отправляюсь с твоей экспедицией.

— Вот как! Очень рад… В качестве кого?

— Во всяком случае, не как участник экспедиции. Этого от меня строго потребовали. Ты понимаешь сам, что о работах, которые ведет моя группа, пока никто не должен знать. А Памир меня очень интересует. Там должен быть один минерал, крайне нам необходимый. Но что я там буду искать, об этом никто не должен даже догадываться. Вот я и пришел с тобой посоветоваться, как лучше это сделать.

— Придумаем, — сказал Бархатов. — Твоему присутствию в будущей экспедиции я искренне рад.

В тот день два старых друга и договорились о том, что Кожухов будто бы случайно окажется участником экспедиции, что он появится под видом счетного работника, приехавшего лечиться в высокогорный санаторий.

Остальное читателям известно.

Участием в экспедиции Кожухов остался доволен. И когда Бархатов выехал в следующем году снова на Памир, Кожухов на этот раз со своей, засекреченной экспедицией отправился туда же.

Но что привело его сейчас к Бархатову?

Взрыв произошел на рассвете, когда трое на плоту уже ни на что не надеявшихся людей находились в забытьи.

Первыми вскочили Щербаков и Павел. Они приняли услышанный грохот за новое землетрясение. Разбуженный шумом, от которого звенело в ушах, с трудом поднялся Полынов.

Никто не успел даже сообразить, что произошло, как плот завертелся и со все возрастающей скоростью понесся вдоль скал.

С каждой минутой скорость возрастала. Казалось, что плот вот-вот разобьет о скалы.

— Павел! — крикнул Щербаков. — Помогите!

Он стоял на самом краю плота с громоздким самодельным веслом и отталкивался от каменных круч. Молодой Полынов пришел ему на помощь.

— Что случилось? — отрывисто спросил он.

— Не знаю… Кажется, землетрясение…

Внезапно они заметили в скалах широкий, зубчатый провал, похожий на свод пещеры, куда с шумом устремлялась вода. Плот несло прямо туда.

— Держитесь! — успел крикнуть Щербаков, и в то же мгновение плот приподняло и, с силой ударив о скалу, перевернуло.

Оказавшись в ледяной воде, все трое вынырнули. Только Эмма навсегда скрылась в водовороте.

— Держитесь за бревна! — крикнул Михаил.

К счастью, бревна были крепко связаны, и плот принял горизонтальное положение. С большим трудом людям удалось взобраться на него. Но теперь он был почти пуст. Продукты и имущество смыло.