— Очистите шкурку, — и взяв со столика нож, снял с плода кожицу.

— Вот теперь кушайте.

Плод напоминал по вкусу спелый крыжовник и очень освежал.

— Спасибо, — сказал Михаил, заканчивая необычный завтрак. — Как вас зовут?

Возможно, спрашивать так было несколько бесцеремонно, но Щербаков счел себя значительно старше молодого хозяина, на вид которому он дал бы не более восемнадцати лет.

— Павел.

— Вот, Паша, теперь я чувствую себя совсем хорошо и хочу встать.

С этими словами он приподнялся.

— Молодой человек, вам надо лежать, — неожиданно прозвучал спокойный, но строгий голос.

Щербаков обернулся. В комнату вошел высокий, прямой старик, с широким открытым лицом, на котором выделялся большой покатый лоб и седая, почти до самого пояса борода.

Человек, которого увидел Щербаков, походил на ученого. К таким людям, обычно, даже совершенно не зная их, проникаешься уважением.

Щербаков почувствовал это сразу. Не прекословя, он поспешно улегся на место.

— Здравствуйте! — приветствовал Михаила старик. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — ответил Щербаков.

— Сейчас посмотрим.

Вошедший уселся на плетеный стул и тщательно исследовал молодого человека. Михаил имел возможность внимательно рассмотреть незнакомца.

Честное слово, если бы не борода и не седая шевелюра, он бы казался совсем молодым! На загорелом, как у Павла, лице (Михаил подумал, что они очень похожи) редкие морщины, большие глаза, умные, проницательные, такие же темные, как и у юноши.

— Так, Михаил Георгиевич, — наконец проговорил он, — все-таки еще до завтра придется полежать.

Щербаков удивился тому, что здесь знают его имя и отчество. «Опять загадка», — промелькнуло в голове.

Но этих загадок за один день было столько, что альпинист уже и не пытался их разгадывать.

— Вот мы и познакомились.

Михаил хотел сказать, что не знает, кто перед ним, но сдержался.

— Разговаривать вам можно. Расскажите, как вы сюда попали? — спросил старик. — Павел нашел вас в зарослях в тяжелом состоянии. Как вы спустились с гор?

— Я прыгнул на парашюте, спасаясь от снежной лавины, — начал Михаил свой рассказ.

— На чем? — переспросил старик.

— На парашюте…

Павел, сидевший в качалке, с удивлением смотрел на Щербакова. Но лицо старика оставалось серьезным.

— Это новой конструкции парашют, высокогорный… К счастью, он оказался со мной, — пояснил Щербаков.

Какое смешное слово, не правда ли, папа? — проговорил юноша. — Пар и шут… Помнишь, у Дюма в романе описывается королевский шут Шико?

Отец промолчал, а потом сказал:

— Да, да, может быть… Но где этот ваш парашют?

Последнее слово он выговорил так, будто произносил его впервые.

— Не знаю… — Что-то случилось… Помню только, что я упал, а потом…

Щербаков не стал рассказывать, что было потом, боясь, что собеседники примут его слова за бред.

— А на вашем парашюте нельзя подняться? — спросил его старик.

Нет, он, действительно, попал в дом каких-то странных людей! Один не знает, какое сегодня число и называет умопомрачительную цифру, другой с таким же серьезным видом спрашивает, нельзя ли на парашюте подняться…

— Ну хорошо, — произнес отец Павла и встал. — Мы еще будем иметь время обо всем поговорить. Пойдем, Павел, а вы отдыхайте.

Юноше, видимо, не хотелось уходить, но он послушно последовал за отцом.

— Простите, — остановил их Щербаков. — Я уже говорил вашему сыну, что нужно любым способом сообщить начальнику геолого-альпинистской экспедиции Академии наук, товарищу Бархатову обо мне.

Старый человек с лицом ученого с состраданием посмотрел на Щербакова.

— С экспедицией что-нибудь случилось? — воскликнул Михаил.

— Лежите, Михаил Георгиевич, постарайтесь заснуть и ни о чем не думайте.

— Но я хочу знать.

Не волнуйтесь, с вашими друзьями ничего не случилось… Они в горах?

— Да… Тут недалеко… в западной части Заалайского хребта… Мы разбили лагерь на высоте в три тысячи метров.

Научная экспедиция?

— Да. Цель ее?

Разыскать пропавшее ущелье… ущелье Полынова.

— Кого?!

— Полынова… Был такой врач в волжском городке Царицыне. Полынов путешествовал в этих местах и оставил записи об открытом им ущелье, а потом исчез…

Старик заметно вздрогнул, на лице его появились и удивление и радость. Он быстро шагнул к Щербакову и взволнованно произнес:

— Я — Полынов!

— Вы?!

Не зная, что еще сказать, Щербаков вскочил с постели.

— Вы — Полынов?!

Но тот был ошеломлен не меньше, чем Щербаков.

— Меня помнят? — воскликнул он, — и на глазах его выступили слезы. Он стоял, склонив голову, и кто знает, какие мысли владели им в эту минуту?…

— Милостивый государь, — проговорил Полынов, — нам нужно о многом поговорить. Но только не сейчас… Ложитесь и отдыхайте.

И твердой походкой вышел из комнаты.

Если на свете существуют чудеса, то одним из них была эта встреча.

Вечером, после ужина, Александр Иванович Полынов и его гость сидели на веранде, освещенной самодельной лампой без стекла. Павла не было, он выполнял поручение отца, отправившего его куда-то.

Полынов расспрашивал об экспедиции, искавшей ущелье, названное его именем.

— Михаил Георгиевич, — спросил он, неужели царицынские купцы расщедрились и дали денег на экспедицию?

Щербаков рассмеялся.

— Какие купцы? Их давно и в помине нет. Государство отпускает Академии наук столько средств, что хватает на сотни подобных экспедиций. Кстати, Александр Иванович, в каком году вы уехали на Памир?

— В девятьсот пятнадцатом.

— Сколько лет! — воскликнул Щербаков. — И с тех пор не знаете, что делается на свете?

— Нет, не знаю.

— И вы думаете, что у нас царствует, если не Николай Второй, то его сын… Забыл, как его звали.

На этот раз удивился Полынов.

— Забыли, как звали наследника престола? — недоверчиво спросил Александр Иванович. — Он что, давно умер?

— Не знаю… Да, вам многое придется услышать… Но прежде расскажите, что с вами случилось?

В этот вечер они просидели долго.

…Тем, кто знает сегодняшний Волгоград, трудно представить, каким этот город был раньше. На теперешней центральной площади, где среди молодой зелени возвышается памятник героям двух войн, стоял широкий собор из красного кирпича. Деревянные лабазы и аляповатые особняки купцов окружали его. Узкие, кривые, грязные улицы разбегались от площади во все стороны, уходили за пересыхавшую летом речушку Царицу, делившую город на две части. По левую сторону Царицы, почти на склоне крутого оврага, стоял одноэтажный дом с мезонином. Снаружи он мало чем отличался от сотни подобных. Над входной дверью висела металлическая табличка, извещавшая, что здесь проживает врач А. И. Полынов. Темноватая передняя вела в кабинет врача, в трех других комнатах проживал он сам с молодой женой из купеческого сословия Марией Афанасьевной Сердюковой. Фамилия эта в настоящее время так же мало о чем говорит, но царицынские старожилы, возможно, помнят крупный обувной магазин в торговой части города, с яркой вывеской «Сердюков и К°».

Говорят, что в семье не без урода. Мария и была таким «уродом» (по крайней мере, все родные так считали) в семье потомственного купца первой гильдии Афанасия Терентьевича Сердюкова. Закончив с золотой медалью женскую гимназию, девушка, как принято было говорить в то время, находилась на выданье. Родственники сулили ей блестящую партию. Стройная, с пушистой косой, задумчивыми светло-серыми глазами, Мария своей красотой сводила с ума не одного купеческого сынка. За нее сватался сын известного в городе владельца двух лесопильных заводов. Но девушка полюбила скромного молодого врача, с которым случайно познакомилась на благотворительном вечере в пользу приютских детей.