Вася замер перед очередным разветвлением, выбирая путь. Старик с внучкой воспользовались паузой и почти без сил повалились на грязный бетонный пол в этой кубической комнате, где сходились два коридора, идущие под прямым углом друг к другу. Этакий рукотворный перекресток. Даже одиночные камеры в подвалах Лубянки могли показаться верхом комфорта по сравнению со здешним интерьером. Об этом последние полчаса непрерывно бубнил Грабер, шлепая в наплековских «гадах».

В свете изрядно уже потускневших фонарей девица бросала в мою сторону неясные взгляды. Наверное, в ее куриных мозгах наконец–то вызрела догадка о том, что мы сделали с телом Наплекова. Но истерик она больше закатывать не пыталась – теперь ею владела апатия.

Зов усилился, и, чтобы бороться с его парализующим воздействием, я думал о шифрованном сообщении, оставленном неизвестным предателем возле трупа министра. Ясно, что это дело рук кого–то из «чистых», но и мои под подозрением – кого–то из них мог завербовать еще в трущобах тот же Палютин. Исключался один только Грабер – по иронии судьбы предатель был вне подозрений: ведь мы нашли его в застенке абсолютно голым.

На этом мои размышления зашли в тупик, и я их сменил. Однако другие оказались совсем паршивыми: батареи в фонарях садятся, запасных больше нет, и в один прекрасный момент нам грозит перспективочка оказаться в полной темноте. Я, кстати, проверил аккумулятор моего лучевика – жив пока, но подзарядка не помешала бы. Кроме того, подходят к концу запасы воды. Единственное, чего у нас пока в избытке, – это питание. К сожалению, только в виде таблеток, но хоть на чем–то мысль, угнетенная общей недостачей, свободно вздохнула.

– Так. Пока Вася занят делом, давайте–ка подкрепимся. – С деланной бодростью я расстегнул подсумок, где хранились питательные таблетки. Извлек пригоршню и оделил каждого четырьмя из них. – Хирург, иди подкрепись.

Но он только мотнул головой – не время, мол. Я принялся жевать совершенно безвкусную, неприятно крошащуюся на зубах массу, пока Вася творил свое «священнодействие»: подошел к одному из проходов, наклонился, понюхал воздух, стену, пол. Послюнил палец и подержал его, чуть выставив за порог. Пожал плечами, бормотнул что–то и перешел к другому. Он это проделывал уже в пятый раз у каждого из проемов и не пришел к какому–то решению. По большому счету, торопиться ему было некуда: о погоне солдат Токарева речь уже давно не шла. Вряд ли они решились бы забраться в такую глушь. Всем нам теперь казалось, что опасность исходит от подземелий, а не от жалкой горстки вояк, оставшихся где–то далеко позади и наверняка давно уже потерявших наш след.

Все ощущали дыхание Третьяка, особенно паршиво приходилось нашим смертным попутчикам.

Наконец, Хирург решил применить радикальный метод: он уселся, скрестив ноги, закрыл глаза и через считанные секунды погрузился в транс, чуть покачиваясь и напевая монотонную мелодию. Все замерли. Я обратился в слух, потихоньку сползая в «бросок». И сразу же тьма в тоннелях зашептала беззвучно на разные голоса, словно бы я попал на репетицию сводного оркестра. Достает Третьяк!

Черт! Давай, Вася, решай! А то нам амба.

Наконец Вася пришел к какому–то выводу: вскочил на ноги и подошел к левому проходу.

– По–моему, нам сюда. Дик, – произнес он не очень уверенным тоном. – Катит мне, что вода там…

Вода? Вода – это хорошо, вода – это жизнь. И где вода – там и жизнь. Вот только одна беда – возможность встретить местную живность меня как–то не греет. Ну да делать нечего. Надо идти.

Я тряхнул головой, разгоняя постоянно шепчущее наваждение, и перехватил поудобнее лучевик:

– Лады. Порядок движения тот же. Вася и Еж – впереди, остальные следом. Я замыкаю. Вперед.

Идем. Осторожно так, медленно. Скоро и впрямь сыростью потянуло. Затхлой, болотной. Я уже давно в «броске» и, что самое обидное, выйти из него боюсь. Боюсь! Или просто инстинкты не позволяют?..

– Слышь, Хирург, – шепчу я, – если какая дрянь покажется, сразу врубай свет на полную. Они тут к этому непривычны.

Вася кивнул, не оглядываясь. Понял, мол.

Я провел ладонью по стене – сырая. Не ошибся наш поводырь. Где–то впереди вода. Смотрю вверх на близкий потолок… Проход потихоньку сужается и вдруг без всякого перехода уходит резко вверх, раздаются в стороны стены, словно мы нырнули в гигантскую бутылку через горлышко. И тишина кругом такая, аж уши закладывает.

Свет наших фонарей не достигает границ этого огромного резервуара. Приходится вертеть головой во все стороны. Двигаемся вперед, пока в неверном свете фонарей не вырисовывается какая–то преграда.

Хирург замирает, подняв сжатый кулак. И мы все останавливаемся, замираем. Я понимаю, что это просто стена или столб. Но страху–то!.. И его невозможно побороть – вот в чем ужас! И тянет, тянет вперед. Такого состояния я не испытывал, наверное, с самого детства.

Потом Вася медленно, скользящим шагом, словно бы не отрывая ступни от пола, выдвигается вперед. Мы за ним. На метр, на два… Преграда вырисовывается все четче, явственнее, и я уже вижу, что это гигантская опора или колонна квадратного сечения. Мы подошли к ней с ребра.

Луч фонаря Хирурга медленно, словно бы преодолевая некое сопротивление, ползет вверх по сырой, покрытой темной слизью бетонной поверхности, пока не упирается во что–то огромное и копошащееся.

«Колония каких–то тварей», – сразу решаю я, и меня чуть отпускает. Я успеваю зажать девице рот, прежде чем ее нарождающийся крик растревожит ЭТО. Внимательно обвожу глазами доступное пространство. Ничего. Лишь луч фонаря бороздит помещение. Остальные вперились в этот огромный белесый шар, словно чудовищный рой, прилепившийся к колонне. Теперь уже ясно видно, что это не единый организм, а колония каких–то животных. Пока что они не обращают на нас ни малейшего внимания. И свет их не беспокоит. Пока…

– Попробуем накрыть всех одним залпом, – шепчу еле слышно, скорее даже постепенно выдыхаю слова. Оставлять за спиной такое нежелательно. Но и палить без разбору тоже не стоит – вдруг оно не одно здесь.

Хирург кивает головой и медленно начинает обходить колонну по периметру. А она, однако, здоровая – одно ребро метра четыре в ширину. Его нет довольно долго, и как он там идет, видно только по перемещению светового пятна. Наконец возвращается с другой стороны:

– Там еще одна опора. Лучше не трогать, – шепчет он.

Согласен. Сколько здесь этих опор, мы не знаем, и если на каждой такая дрянь висит, то лучше их не пугать – придется туго. Я вскидываю руку, машу: «Вперед, мол» – пропускаю мимо себя всех. Идем дальше. Минуем еще одну опору и еще один копошащийся ком на ней. Потом третью…

Да сколько же их здесь?!

Всего мы прошли двенадцать гигантских опор. Колонии неизвестной живности оказались лишь на пяти, и вели они себя вполне мирно, только колыхаясь, но не выказывая признаков волнения. По крайней мере, можно было предположить, что это не кровососы, – те бы нас учуяли за версту. Да и нет в подземельях пищи для такого количества кровососущих. И все–таки лучше их не тревожить.

Впереди возникла еще одна вертикальная преграда, как вскоре выяснилось – стена, по которой вниз стекала вода. Значит, где–то наверху проход, или это просто подземные воды скапливаются?

Вася уверенно повел нас вправо, внимательно изучая верхнюю кромку стены, еле–еле различимую снизу. Я все больше уверялся в том, что эта преграда представляет собой некую ступень, а скорее всего, мы оказались на дне подземного бассейна.

Вскоре Вася замер и показал вперед – в свете фонарей можно было разглядеть прилепившуюся к стене лестницу. Рядом с ржавыми перилами висели аж два живых шара. Но меня это почти не расстроило.

Лестница! Наверх! Это был первый подъем, попавшийся на нашем пути.

* * *

Сейчас предстояло самое сложное – когда мы будем подниматься, придется пройти в считанных сантиметрах от копошащихся тварей. От всех потребуются крепкие нервы и твердые руки – плотоядные они или нет, лучше не нарушать их мирный досуг, пускай себе копошатся.