Это сенсация. Индийская полиция заявила, что располагает записями их телефонных разговоров. Похоже, ниточки от этого дела тянутся к боссам подпольного тотализатора, таким, например, как Давуд Ибрагим[154]. Говорят, что это лишь верхушка айсберга. Как это переживет крикетный спорт, когда болельщики теперь не знают, что смотрят — честный матч или спектакль? Мы на них только что не молились, возмущаются болельщики, а это просто жулье какое-то.
Слухи о договорных матчах ходили много лет, бросая тень на репутацию лучших игроков, таких как пакистанец Салим Малик, австралиец Шейн Варн, капитан крикетной сборной Мохаммед Азхаруддин, которого обвинил в продажности игрок собственной команды Маной Прабхакар. Бывший игрок британской международной сборной, звезда крикета Крис Льюис, назвал полиции три известных имени спортсменов, подозревавшихся в нечестной игре (имена их не были обнародованы). Но поскольку факты не подтвердились, репутация команды осталась незапятнанной.
Не секрет, что и одна нарочно проигранная игра приносит большие деньги, а поскольку число таких игр растет, растет и число букмекеров, связанных с дальневосточным подпольным тотализатором. Но болельщики не желают верить, что их обожаемые игроки не герои, а жулики. Избирательная слепота тоже, увы, не совсем честна.
Опровержения следуют мгновенно. Ханзи уже снова честный, благородный и чист как стеклышко. Пусть индийская полиция сначала объяснит, с чьего разрешения поставили жучок в телефон гражданина Южной Африки? Да и голос в записи звучит непохоже.
Кроне дает пресс-конференцию, где отметает все обвинения в мошенничестве, утверждая, что товарищи по команде, а также банковские счета могут подтвердить его честность, что он никогда в жизни не брал денег за проигрыш — вообще никаких левых денег. А за скобками всей этой шумихи начинает звучать подтекст, который, на мой слух, смахивает на расизм. Журналисты из «белых» стран крикетной федерации быстро меняют тон, игнорируя факты и даже обвиняя собратьев по перу то в непрофессионализме, то даже в сговоре с индийской полицией.
Старший офицер моей охраны, по имени Акшей Кумар, человек добродушный, любит литературу, хорошо знает Викрама Сета и Викрама Чандра, Рохинтона Мистри и Арундати Рой и гордится тем, что две его дочери учатся в Бостоне в Университете Тафтса. У него хорошие отношения с К. К. Полом, который ведет расследование, — отличный детектив, говорит о нем Кумар, и абсолютно неподкупный человек. Помимо всего прочего. Южная Африка — дружественная для Индии страна, и индийские власти никогда не позволили бы публично обвинить южноафриканского спортсмена, не будь они на все сто уверены в доказательствах, представленных Полом и его командой. Потому Кумар мудро предлагает подождать и посмотреть, что будет дальше.
Мы поехали показать моему молодому человеку жемчужины Индии: Джайпур, Фатехпур-Сикри, Агру. Для меня же самого в нашей поездке главное — дорога.
Грузовиков больше, чем раньше, намного больше. Гудят, пугают, иногда несутся на нас по «встречке». Аварии от лобового столкновения каждые несколько миль. Посмотри, Зафар, вон там усыпальница мусульманского святого; дальнобойщики, даже индуисты, останавливаются здесь помолиться на счастье. А потом садятся за руль и снова несутся, рискуя жизнью, и нашей заодно.
Посмотри, Зафар, вон трактор с прицепом везет людей. Во время выборов каждый сарпанч, выборный деревенский староста, должен для предвыборных митингов обеспечить такой трактор с избирателями от своей деревни. Когда на выборы пошла Соня Ганди, их требовали от каждой деревни по десять. Люди до такой степени разуверились в выборах, что сами ни за что не поедут.
Посмотри, Зафар, как коптят трубы кирпичных заводиков и копоть оседает на полях. За городом воздух лучше, но чистым его и тут не назовешь. А в Бомбее зимой, с декабря по февраль, аэропорты закрыты — ты только подумай! — из-за смога до одиннадцати часов утра.
Приметы времени заметны и здесь. Если бы ты, Зафар, умел читать на хинди, ты увидел бы эти новые слова нового века, записанные на девангари[155]: «Шины „Миллениум“», «Сотовый оазис», «Китайский фастфуд».
Он хочет выучить хинди — он легко усваивает языки, — и урду тоже, хочет ездить без всей этой сопровождающей нас свиты и, скажем прямо, без меня. Ладно. Значит, его зацепило. Если Индия зацепит тебя, Зафар, это навсегда.
Гляди, Зафар, на эти фантастические аббревиатуры. Что такое WAKF? Или HSIDC? Одно сокращение, как выяснилось, означает потрясающую вещь. Оно встречалось нам постоянно, чуть ли не каждые сто ярдов на каких-то будках: STD-ISD-PCO[156]. Оказалось, что последние три буквы расшифровываются как «общественный пункт связи». Любой человек может зайти в эту будку и позвонить в любую точку Индии, даже в любую точку Земли, а заплатить потом. Просто революция в области связи. Теперь никто здесь не потеряется.
В придорожном кафе, которое называется здесь дхаба, говорят про Ханзи Кроне. Тут все уверены, что он виновен. В пригороде Джайпура Билл Клинтон поднимался на гору к Янтарному форту, но испробовать удовольствие, какое здесь может позволить себе любой турист, ему не разрешила охрана. Внизу, у подножия Янтарной горы, есть стоянка слонов-такси. Покупаешь билет в кассе и взбираешься на свою животину. То, что нельзя президенту, можно нам с Зафаром. Приятно осознавать — в минуту невольного Schadenfreude[157], — что у кого-то охрана строже и жестче нашей.
Зато в Шафрановом саду перед Клинтоном танцевали девушки. Наверняка ему понравилось. В Раджастане яркие краски. Люди здесь носят яркую одежду, танцуют яркие танцы, ездят на ярких слонах возле ярких древних дворцов[158], и президенту, конечно, следует об этом знать.
Ему также следует знать о том, что полигон возле города Покхаран в раджастанской части пустыни Тар[159], послужил площадкой для испытаний технологий, приведших Индию в ядерный век. Так что, выходит, Раджастан — колыбель новой Индии, которую Соединенные Штаты считают равноправным партнером. (Клинтон поднимал вопрос о запрете ядерных испытаний, но не добился успеха. Закончилось тем, что и США также не ратифицировали договор.)
А вот о чем не следует знать президенту — поскольку об этом молчат и яркие туристские буклеты со слонами-такси, и новая амбициозная Интернет-Индия, миллиардная деловая Индия, которую сейчас демонстрируют всему миру, — так это о том, что Раджастан, как и соседний Гуджарат, погибает от жажды, охваченный засухой, какой здесь не видели больше ста лет.
У президента Соединенных Штатов даже мысли не должно мелькнуть, что деньги, вложенные в дурацкую бомбу, можно было израсходовать на еду и лекарства. Что дело дошло до абсурда: премьер-министр Ваджпайи обращается к народу с просьбой помочь правительству в борьбе с массовым бедствием и вносить пожертвования, «сколь угодно малые», в тот момент, когда его же правительство продолжает тратить огромные деньги на испытания оружия массового уничтожения.
Жарко. 110 по Фаренгейту больше 40 по Цельсию. Здесь уже два года дождей почти не было, и вот снова два месяца засуха. Колодцы пересыхают, в деревнях люди вынуждены пить грязную воду, от которой начинается диарея, а от нее — обезвоживание организма, и страшный круг замыкается.
Больше десяти лет назад, в прошлый мой приезд, здесь тоже была засуха. Я приезжал тогда в Гуджарат и видел в Раджастане опустошенные, как и сейчас, земли. Имущие празднуют, неимущие голодают, но когда трещина между ними растет, стабильность государства все более и более рискует пошатнуться. Я чувствую, как это носится в воздухе, и, хоть и не хочу облекать в слова то, что сам понимаю лишь на уровне ощущений, тем не менее осознаю, что люди изменились, угадываю, как в них копится гнев.
