– Я отведу тебя в контору к мистеру Соммерсу.
Но девочка умоляла его этого не делать: если дядя Джереми узнает, что она была на процессии, он выгонит нянюшку. Тодд отправился на поиски извозчика, что в этот час было делом непростым, а девочка молча шла рядом, не выпуская его руки. И англичанин впервые почувствовал трепетную нежность к этой маленькой ладошке в своей ладони. Временами он украдкой поглядывал на Элизу, на это милое личико с черными миндалевидными глазами. Наконец им встретилась повозка, запряженная двумя мулами; возница согласился отвезти их наверх за двойную плату сверх обычного. По дороге пассажиры молчали, а уже час спустя Тодд высадил Элизу возле ее дома. Девочка поблагодарила своего спасителя, но войти не пригласила. Тодд смотрел ей вслед: маленькая, хрупкая, с головы до пят укрытая черным платком. И вдруг девочка повернулась, подбежала к Тодду, обвила его шею руками и поцеловала в щеку. «Спасибо», – повторила она. Джейкоб Тодд вернулся в отель на той же повозке. Время от времени он притрагивался к щеке, удивляясь нежному и печальному чувству, которое пробуждала в нем эта девчушка.
Уличные процессии помогли склонить множество прихожан к покаянию, а еще, к удивлению Джейкоба Тодда, они усмирили ливень, заново подтвердив чудотворную репутацию Кристо-де-Майо. Меньше чем за двое суток небо прояснело, и робкое солнце внесло оптимистическую ноту в концерт непрерывных бедствий. Из-за природных катастроф и эпидемий целых девять недель по средам Соммерсы не устраивали званые вечера; и еще несколько недель после возобновления вечеринок Джейкоб Тодд не мог собраться с духом, чтобы намекнуть мисс Розе о своих романтических чувствах. Когда он наконец заговорил, Роза сделала вид, что не расслышала, но настойчивость Тодда заставила ее дать ошеломительный ответ:
– Единственное, что хорошо в замужестве, – это вдовство.
– Даже самый глупый муж всегда к лицу даме, – не растерялся Тодд.
– Только не в моем случае. Мне муж будет только мешать, он не сможет дать мне ничего такого, чего у меня нет без мужа.
– Может быть, детей?
– Ах, мистер Тодд, как вы думаете, сколько мне лет?
– Не больше семнадцати!
– Бросьте насмехаться. По счастью, у меня есть Элиза.
– Я упрямец, мисс Роза, никогда не сдаюсь.
– И я вам благодарна, мистер Тодд. Даме к лицу не муж, а свита ухажеров.
Как бы то ни было, Роза явилась причиной, по которой Тодд задержался в Чили гораздо дольше, чем на три месяца, отведенные на продажу библий. Знакомство с Соммерсами оказалось весьма удачным: благодаря ему перед Тоддом распахнулись двери всех домов богатой иностранной общины, все были готовы оказать приезжему помощь в грядущей религиозной экспедиции на Огненную Землю. Тодд намеревался побольше узнать о патагонских индейцах, однако, бросив сонный взгляд на книжную полку в библиотеке, он понял, что нет никакой разницы – знать или не знать, потому что неведенье в этом вопросе было всеобщей чертой. Достаточно было говорить то, что люди желали услышать, а язык у Тодда был подвешен хорошо. Чтобы реализовать партию библий среди потенциальных чилийских клиентов, Тодду следовало поработать над своим испанским языком, который оставлял желать лучшего. Благодаря двухмесячному пребыванию в Испании и музыкальному слуху он смог овладеть испанским быстрее и лучше, чем многие британцы, приехавшие в Чили еще двадцать лет назад. Поначалу Тодд скрывал свои чересчур либеральные политические убеждения, но вскоре заметил, что на любом публичном мероприятии его забрасывают вопросами и что вокруг него всегда собирается группа любопытных слушателей. Его проповеди аболиционизма, равенства и демократии выводили этих славных людей из спячки, давали мужчинам повод для продолжительных дискуссий, солидным дамам – для испуганных восклицаний, а девицы всегда слушали его затаив дыхание. В целом за Тоддом утвердилась репутация чокнутого, его зажигательные идеи считались забавными, а вот его шуточки по поводу британской королевской семьи пришлись совсем не по вкусу английской общине, для которой королева Виктория, равно как Бог и Империя, были понятиями неприкосновенными. Источником дохода Тодду служила скромная, но не ничтожная рента – она позволяла ему жить вольготно, никогда всерьез не работая, что придавало ему статус джентльмена. Как только стало известно, что Джейкоб Тодд свободен от брачных уз, немало девушек на выданье пытались его заполучить, но после знакомства с Розой Соммерс он не замечал других женщин. Тодд не переставал задаваться вопросом, почему Роза не замужем, и единственный ответ, приходивший в голову этому агностику-рационалисту, был таков: она предназначена ему небом.
– Как долго вы будете меня мучить, мисс Роза? Не боитесь, что мне наскучит вас преследовать? – шутливо интересовался он.
– Вам не наскучит, мистер Тодд. Гоняться за котом гораздо увлекательнее, чем поймать кота, – отвечала Роза.
Красноречие поддельного миссионера было в новинку для английской общины, и, как только стало известно, что Тодд когда-то изучал Святое Писание, ему предоставили возможность для выступления. В городе был маленький англиканский храм, на который католические власти смотрели неодобрительно, но протестанты устраивали собрания еще и в собственных домах. «Да где ж это видано – церковь без богородиц и чертей? Эти гринго – все как один еретики, они не веруют в папу, не умеют молиться, поют во время службы и вообще не причащаются», – ворчала няня Фресия всякий раз, когда наступала очередь Соммерсов устраивать воскресную службу. Тодд подготовился к выступлению: он собирался начать с Исхода евреев из Египта, а потом быстро перевести речь на состояние иммигрантов, которые, подобно библейским иудеям, вынуждены приспосабливаться к жизни в чужих краях, но Джереми Соммерс в начале собрания представил его как миссионера и попросил рассказать об индейцах с Огненной Земли. Джейкоб Тодд не знал в точности, где находится эта земля, не знал, откуда у нее столь волнующее название, но сумел до слез растрогать слушателей историей о трех дикарях, которых британский капитан изловил, чтобы отвезти в Англию. И вот, меньше чем за три года (рассказывал Тодд), эти несчастные, привыкшие жить голышом среди льдов и питаться человеческим мясом, уже носили пристойную одежду, превратились в добрых христиан и усвоили приличное обхождение; они даже не гнушались английской едой. Правда, Тодд не стал добавлять, что, как только индейцев вернули на родину, они тотчас же вернулись к своим прежним привычкам, как будто в их жизни не было ни Англии, ни Слова Божьего. По предложению Джереми Соммерса тотчас же был организован сбор средств на распространение истинной веры, и дело пошло так успешно, что уже на следующий день Джейкоб Тодд смог открыть счет в филиале лондонского банка в Вальпараисо. Счет еженедельно пополнялся пожертвованиями чилийских протестантов, сумма росла несмотря даже на частые списания по инициативе Тодда, который пользовался счетом для покрытия собственных расходов, когда ему не хватало ренты. Чем больше поступало денег, тем круче громоздились препятствия и предлоги, по которым евангелическая миссия откладывалась. Так прошло два года.
Джейкоб Тодд обустроился в Вальпараисо и в итоге стал чувствовать себя как дома, словно там и родился. У чилийцев и англичан обнаружились кое-какие общие черты: любые дела решались через посредников и доверенных лиц; все были до нелепости привязаны к традициям, национальным символам и привычному ходу вещей; все почитали себя индивидуалистами и врагами показухи, которая считалась уделом выскочек; чилийцы, как и англичане, казались любезными и сдержанными, но были способны на жестокие поступки. Однако, в отличие от англичан, здешние жители чурались эксцентричности и ничего так не боялись, как оказаться в смешном положении. «Если бы я еще и правильно говорил по-испански, здесь был бы мой дом», – думал Джейкоб Тодд. Он проживал на пансионе у английской вдовы, кошатницы и хлебосолки, – ее пирожки славились на весь порт. Тодд спал с четырьмя котами на постели (это была его лучшая компания за всю жизнь) и каждое утро завтракал восхитительными пирожками. Он поддерживал отношения с чилийцами разных званий, от самых бедных, которых встречал, бродя по кварталам, прилегавшим к порту, до представителей высшего общества. Джереми Соммерс представил Тодда в клубе «Уньон», и его приняли в качестве приглашенного члена. Такой привилегией могли гордиться только иностранцы, имеющие особую значимость для чилийского общества: клуб «Уньон» представлял собой союз землевладельцев и консервативных политиков, там входящего оценивали по фамилии. Двери домов открывались перед Тоддом благодаря его ловкому обхождению с картами и костями: англичанин проигрывал до того элегантно, что мало кто мог подсчитать, сколько же он выигрывает. Так он свел дружбу с Агустином дель Валье, владельцем плодородных угодий вокруг Вальпараисо и овечьих пастбищ на юге, где Агустин никогда не бывал, потому что там на него трудились выписанные из Шотландии управляющие. Это новое знакомство позволило Тодду стать гостем в мрачных особняках чилийских аристократических семейств, квадратных темных зданиях с большими полупустыми комнатами, отделанными без изысков, с тяжелой мебелью, похоронными канделябрами, с собранием кровоточивых распятий, гипсовых богородиц и святых, одетых по моде старой испанской аристократии. То были дома, закрытые для улицы и повернутые внутрь, дома с высокими железными решетками, неудобные и грубые, зато с прохладными галереями и внутренними двориками, где росли розы, жасмин и апельсины.
