Ничего. Ничего.

Что — то он знал или, скорее, чувствовал. Но сказать точно, что именно, он не мог. Это было как прикосновение, запах чего — то. Или как круги на воде, которые остались от всплеска, хотя сама рыба уже уплыла.

Он взял ведро и опустил его вниз. Высота колодца была около пяти метров. Ведро наполнилось чистой водой, и Симон вытащил его. Он набрал воды в пригоршню и поднес ко рту.

Соль. В воде явно чувствовался привкус соли!

Ничего странного, ведь они выкопали колодец так близко к морю, вот потому и вода соленая. Если бы прислушались к его совету, то бурили бы не тут, но сейчас это уже не важно.

Симон отступил назад и посмотрел на колодец.

Жаль…

Жаль, что такой хороший старый колодец не будет больше приносить пользу. Он обернулся, чтобы еще раз оглядеть пожарище, и увидел фигуру, которая стояла там, где стоял он сам мгновение назад. Было недостаточно светло, чтобы увидеть, кто это был, так что он поднял руку в знак приветствия. Ему ответили. Он растерялся. Ладно, свое поведение он объяснит тем, что ему захотелось пить.

Когда он подошел ближе, то увидел, что это Анна — Грета, которая ждала его. Он застыл на месте, принял важный вид и двинулся ей навстречу.

Анна — Грета насмешливо посмотрела на него:

— Что ты тут делаешь?

— Ничего. Просто хочу пить.

Анна — Грета показала на колонку, расположенную в десяти метрах:

— Нет ничего проще.

— Я об этом не подумал, — сказал Симон и прошел мимо нее.

Он двигался достаточно быстро, но Анна — Грета легко догнала его и зажгла фонарь.

— Ты сердишься? — спросила она быстро.

— Нет, скорее, разочарован.

— Почему ты разочарован?

— А как ты думаешь?

Они шли по дороге между елей. Симон почти бежал — ему не хотелось идти рядом с Анной — Гретой.

Через сто метров он остановился, чтобы отдышаться. Анна — Грета остановилась тоже и равнодушно посмотрела на него. Никого другого поблизости не было. Они были вдвоем — как будто одни в целом мире.

— Я ничего не говорила ради твоего же блага, — сказала Анна — Грета тихо.

Симон насмешливо ухмыльнулся:

— Сколько лет мы прожили вместе? Как ты могла? Что, есть еще что — то, чего я не знаю?

— Да. Есть. Кое — что я тебе не говорила, но это было для твоего же блага.

Признание его удивило, хотя он знал Анну — Грету. Она сказала бы сейчас правду, даже если бы это было неуместным. Но как же так выходит, что он одновременно и знает ее, и не знает?

— Тогда я тоже скажу тебе кое — что, — процедил Симон сквозь зубы, — Я был когда — то женат, — помнится, моя жена любила мне повторять, что не рассказывает о своей наркозависимости для моего же блага. Так что считай, что у меня аллергия на этот аргумент.

— Это не одно и то же.

— Это не важно. Мне трудно сейчас. Я не уверен, что хочу говорить с тобой, Анна — Грета. Не уверен, что хочу оставаться с тобой.

Симон резко повернулся и ушел в темноту. Анна — Грета с фонарем следовала за ним. Он чувствовал, как в животе что — то сжимается. Но в любом случае он не может больше жить с той, которая ему лгала.

В лесу было темно, и ему приходилось двигаться осторожно, чтобы не споткнуться. Луч фонарика описал дугу, Симон повернулся и увидел, что Анна — Грета ничком лежит на земле.

Симон открыл рот, чтобы что — то крикнуть, но промолчал.

Это нечестно! Это нечестная игра!

Он сжал челюсти. Что случилось? У Анны — Греты было железное здоровье, она не могла получить инфаркт или удар только потому, что расстроилась. Или могла? Симон посмотрел на дорогу, ведущую в деревню. А что, если тот мопед поедет обратно? Ей не стоит гам лежать.

Почему она так поступает? Что она творит, что она делает с ним?

Симон подбежал к ней. Свет фонарика служил ему ориентиром. Когда он был в нескольких шагах от нее, то увидел, что ее тело тряслось. Она плакала. Симон остановился рядом с ней:

— Анна — Грета, перестань. Мы не дети. Не надо так.

Она не шевельнулась, продолжая горько плакать. Симон никак не ожидал увидеть ее такой. Эту сильную, самостоятельную, уверенную в себе женщину, которую он так долго любил. Он не мог представить, что она будет вот так лежать — такая беспомощная, в темноте, на лесной тропинке. Он даже представить себе такого не мог. К горлу подступил комок, стало трудно дышать, по щекам побежали слезы, которые он не стал вытирать.

— Ну же, — сказал он прерывающимся голосом, — Анна — Грета! Вставай!

Сквозь рыдания Анна — Грета выговорила:

— Ты сказал, что не хочешь оставаться со мной. Не говори больше, что ты не хочешь оставаться со мной!

— Нет, — поспешно воскликнул Симон, — не буду. Я не буду больше так говорить. Вставай!

Он протянул руку, чтобы помочь ей, но она не видела этого. Симон нагнулся.

Он никогда не испытывал ничего похожего. Конечно, Анна — Грета иногда плакала, но такого отчаяния в ее голосе он никогда не слышал. Но с другой стороны, и он никогда не говорил, что хочет расстаться с ней.

— Ну же, вставай. Вставай скорее. Я тебе помогу.

Анна — Грета всхлипнула и вздохнула немного спокойнее. Некоторое время она молчала. Затем спросила:

— Ты хочешь остаться со мной?

Симон закрыл глаза. Вся эта сцена уже становилась смешной. Они были не то чтобы взрослыми, они уже были старыми. О чем тут говорить? Они все решили несколько десятилетий назад.

Но оказывается, еще не все было ясно. А может, никогда не будет ясно.

— Да, — сказал он, — да, я хочу. Ну, давай же, вставай. Ты заболеешь, если долго будешь тут лежать.

Она взяла его протянутую руку, но не поднялась:

— Правда?

Симон улыбнулся и покивал головой. Он никак не мог понять, как он мог предположить, что уйдет от нее.

Нечего делать.

— Да, конечно, — сказал он и помог ей подняться на ноги.

Анна — Грета крепко держалась за его руку. Свет фонаря становился все слабее, пока наконец совсем не погас.

Держась за руки, они вышли из леса, и Симон сказал:

— Я хочу все знать.

Анна — Грета пожала его ладонь:

— Я расскажу тебе.

Когда они пришли домой к Анне — Грете и сели, они все еще испытывали неловкость, нерешительно поглядывая друг на друга и улыбаясь.

Как подростки, подумал Симон. Подростки на родительском диване. Подростки, оставшиеся одни дома.

Правда, вполне может быть, что современные подростки так себя не ведут. Симон встал и принес бутылку вина, чтобы немножко разрядить атмосферу.

Неужели всего три дня назад они занимались любовью?

Пробка сидела настолько прочно, что он никак не мог вытащить ее. Анна — Грета встала, зажала бутылку между коленями и выдернула пробку. Чтобы как — то утешить Симона, она пробормотала:

— Слишком крепко она была запечатана.

Симон сел на диван:

— Да.

Анна — Грета разлила вино, они сделали по глотку. Симон вздохнул от удовольствия. Он смаковал приятный, необычный вкус. В последнее время они пили вино нечасто. Он внимательно посмотрел на Анну — Грету.

Анна — Грета поставила бокал и сложила руки на коленях:

— С чего мне начать?

— С моего вопроса. Почему народ отсюда не переезжает на материк? И что ты имела в виду, говоря, что не рассказывала ради моего же блага?

Анна — Грета подняла руку, приказывая ему замолчать. Она подняла свой бокал, отпила вина.

— В принципе, это один и тот же вопрос, — сказала она медленно, — я не говорила тебе, потому что не хотела, чтобы ты уезжал, — Анна — Грета бросила взгляд на море, — но это уже произошло, уйти ты теперь не можешь.

Симон нагнул голову набок:

— Как я уже сказал, я никуда не собираюсь уезжать. Тебе не надо запугивать меня, чтобы я остался.

Анна — Грета слегка улыбнулась, но тут же стала серьезной:

— Даже если мы покинем остров, оно найдет нас. То есть существует риск, что оно найдет нас.

— Оно? — перебил ее Симон. — Кого ты имеешь в виду, говоря «оно»?