За всю свою сознательную жизнь Первью никому не позволял запугать себя. Не собирался он этого делать и сейчас. Он поднялся из-за стола:

– Потрудитесь покинуть мой офис, агент Пендергаст, или я буду вынужден позвонить в полицию.

Но Пендергаст и не думал уходить.

– Сделка по этому ангару наверняка состоялась давно, – размышлял он вслух. – По меньшей мере двадцать лет назад. В цифровом формате документы не доступны – я проверял. Однако существует и другой способ получения информации. Она прямо-таки витает в виртуальном воздухе, мистер Первью, нужно только протянуть руку и поймать ее. И у меня есть такой источник, очень хороший источник. Он снабдил меня другим адресом вдобавок к уже известному Олд-Каунти-лейн, двести девяносто девять. Это очень интересный адрес…

Первью схватил телефон и начал набирать номер полиции.

– …Южная Парк-авеню, сто двадцать девять.

Рука адвоката зависла в воздухе.

– Видите ли, мистер Первью, – продолжал Пендергаст, – в Сети можно найти не только документы и отчеты. Там есть еще и изображения. Например, записи с камер наблюдения – если только вы знаете, как получить к ним доступ.

Пендергаст достал из кармана ноутбук.

– Несколько часов назад мой… э-э… источник подключился к Сети и с помощью программы распознавания изображений начал поиски кадров, на которых запечатлено ваше лицо. И нашел их – помимо других мест – в записях камеры наблюдения, расположенной по этому адресу…

Первью стоял все так же неподвижно.

– …где вы находитесь в обществе некой мисс Лурдес, проживающей в квартире четырнадцать «А». Симпатичная девушка, по возрасту годящаяся вам в дочери. Которых у вас и без того хватает. Я имею в виду дочерей. Не так ли?

Первью медленно положил телефонную трубку.

– На записи видно, как вы страстно обнимаетесь в лифте. Очень трогательно. И таких кадров нашлось множество. Должно быть, это настоящая любовь. Я не ошибся?

Адвокат опять промолчал.

– Как это сказал Харт Крейн? «Любви, чей зов, равно как вопль отчаяния, предуказан»[7]. Не понимаю людей, поступающих настолько безрассудно. – Пендергаст сокрушенно покачал головой. – Южная Парк-авеню, сто двадцать девять. Очень хороший район. Откуда у мисс Лурдес взялись средства, чтобы снять там квартиру? Вряд ли это возможно на ее жалованье помощника адвоката. – После небольшой паузы агент добавил: – Этот адрес наверняка заинтересовал бы вашу супругу.

Ответа по-прежнему не было.

– Я нахожусь в отчаянном положении, мистер Первью, и не стану колебаться, рассказывать ли ей правду. Если только вы не выполните мою просьбу. Иначе я буду вынужден, выражаясь неуклюжим современным языком, усложнить ваши отношения.

Слова неподвижно повисли в воздухе, словно неприятный запах.

Первью медлил не дольше секунды:

– Пожалуй, я сейчас выйду прогуляться минут на пятнадцать. Если за это время кто-нибудь незаметно проникнет в мой офис и скопирует нужную ему информацию, я ведь ничего не узнаю ни об этом человеке, ни о его действиях. Особенно в том случае, если сами документы не пропадут.

Пендергаст безразлично наблюдал за тем, как Первью раскрыл «Уолл-стрит джорнал», вышел из-за стола и направился к двери. Тут адвокат обернулся и сказал:

– Кстати, чтобы не устраивать здесь беспорядок, вам лучше сразу подойти к третьему стеллажу и заглянуть на вторую полку снизу. Пятнадцать минут, агент Пендергаст.

– Приятной вам прогулки, мистер Первью.

Последние сорок часов Хелен провела с завязанными глазами, и ее постоянно куда-то перевозили. Сначала в багажнике автомобиля, потом в грузовом фургоне и наконец в корабельном трюме. В результате всех этих перемещений она уже не представляла, где находится, и к тому же потеряла счет времени. Было холодно, голова все еще болела после полученного в такси удара, хотелось есть и пить. Ее ни разу не покормили, лишь сунули в руку пластиковую бутылку с водой.

Сейчас Хелен снова лежала в багажнике автомобиля, какое-то время мчавшегося на большой скорости по шоссе. Затем машина сбавила ход, сделала несколько поворотов и, судя по внезапно усилившейся тряске, съехала на грунтовую дорогу.

Перевозя ее с места на место, похитители негромко переговаривались между собой. Но лишь теперь, когда оживленная трасса осталась позади, она смогла за гулом мотора различить их голоса. Это была смесь немецкого и португальского языков, которые Хелен отлично знала, выучив их еще раньше, чем английский или родной для ее отца венгерский. Однако голоса звучали невнятно, и она мало что смогла понять, кроме общего раздраженного и нетерпеливого тона. И того, что похитителей было четверо.

Еще несколько минут тряски, и автомобиль остановился. Хлопнули дверцы, и чьи-то шаги зашуршали по гравию. Багажник открылся, и холодный ветер освежил лицо Хелен. Кто-то схватил ее за руку, поднял в сидячее положение и помог выбраться наружу. Хелен пошатнулась, колени ее подогнулись, но похититель крепче вцепился в ее локоть и не позволил упасть. А затем молча подтолкнул в спину.

Странно, но Хелен не испытывала никаких эмоций, даже горя или страха. Она столько лет скрывалась, живя в постоянной тревоге и неуверенности. А потом появился брат и сказал то, что она втайне мечтала услышать, но усмиряла свои мечты, убеждала себя, что этого никогда не случится. Лишь на короткий миг вспыхнула надежда снова увидеть Алоизия и зажить нормальной человеческой жизнью. Но уже через мгновение она погасла: брата убили, а мужа ранили. Возможно, тоже смертельно.

Теперь она ощущала лишь пустоту внутри. Лучше было бы вообще ни на что не надеяться.

Хелен услышала скрип открываемой двери, а затем оказалась в каком-то помещении. Воздух здесь был спертый, пахло плесенью. Ее провели через комнату в другую, с еще более неприятным запахом. Скорее всего, это был заброшенный загородный дом. Хватка похитителя ослабла, и Хелен поняла, что упирается ногами в стул. Она села, положив руки на колени.

– Снимите это, – произнес по-немецки знакомый голос.

Кто-то коснулся ее головы, и повязка упала с глаз.

Хелен моргнула, потом еще раз. В комнате было темно, но ее отвыкшие от света глаза быстро приспособились. За спиной послышались шаги, и дверь закрылась. Хелен облизнула сухие губы, подняла голову и встретилась взглядом с волчьими глазами Конрада Фишера. Он, конечно, постарел, но выглядел таким же сильным и опасным, как и прежде. Конрад тоже сидел на стуле, зажав широкие ладони коленями. Он чуть подвинулся, и стул застонал под его массивным телом. Пронзительные серые глаза, загорелая до смуглости кожа, коротко стриженные седые волосы – от всего его вида веяло холодным тевтонским совершенством. Он смотрел на нее с кривой усмешкой, которую Хелен слишком хорошо помнила. Вместо былой пустоты и равнодушия она почувствовала острый приступ страха.

– Не ожидал, что когда-нибудь буду разговаривать с мертвецами, – отрывисто и четко произнес Фишер по-немецки. – И все-таки вы здесь, фройляйн Эстерхази… прошу прощения, фрау Пендергаст, покинувшая эту землю четырнадцать лет назад.

Устремленные на нее колючие глаза светились странной смесью раздражения и любопытства.

Хелен ничего не ответила.

– Natürlich[8], оглядываясь назад, я понимаю, как вам это удалось. Вы пожертвовали своей сестрой-близнецом, der Schwäch-ling[9]. Что ж, после всех этих лицемерных высоких слов вы доказали, что многому научились у нас. Я почти удовлетворен.

Хелен молчала с безразличным видом. Она скорее согласилась бы умереть, чем жить дальше с этой болью.

Фишер внимательно следил за тем, какой эффект произвели его слова. Он достал из кармана пачку «Данхилл», чиркнул спичкой, вспыхнувшей золотистым огнем.

– Вы ведь не собираетесь признаваться нам, где прятались все это время? Или были ли у вас другие сообщники, помимо брата? Вы рассказывали кому-нибудь о нашей организации?