Первые заболевания в поселке Маньчжурия были замечены в начале сентября одним домохозяином, который обратил вниманием на исключительную смертность среди своих квартирантов-китайцев. Зайдя однажды в занимаемое ими помещение, он нашел там трех больных, которые погибли на другой день. Оставшиеся бежали в дом напротив, и заболевания сейчас же начались там. Лишь в начале октября был приглашен д-р Писемский. Придя в фанзу, этот последний застал там лишь одного китайца, по всем признакам больного легочной формой чумы.

Будучи помещен в больницу, этот больной умер на другой день. Бактериологическое исследование подтвердило диагноз. Произведенное обследование поселка обнаружило массовое заболевание чумой, и поселок был оцеплен солдатами. Было решено эвакуировать жителей в вагоны-теплушки, для чего на построенном специально для этой цели тупике было поставлено 50 вагонов, из которых 40 было назначено для целей обсервации, а 10 для чумной больницы.

Через месяц была оборудована чумная больница в бараке, построенном когда-то во время холерной эпидемии. По распоряжению из Харбина было приступлено к осмотру проходящих поездов, к дезинфекции багажа, почты, сырья и перевозимых тарбаганьих шкур.

Когда на обсервацию стали брать всех соприкасавшихся с больными, китайцы стали выбрасывать больных на улицу, а от находимых на улице больных невозможно было добиться сведений об их местожительстве. Ночные обходы также не дали удовлетворительных результатов. Тогда было решено произвести общую эвакуацию жителей поселка в теплушки. За исключением 700 наиболее надежных в эпидемическом смысле обывателей, все остальные около 3700 были выселены. Их дома и одежда были подвергнуты тщательной дезинфекции, в бане они не были вымыты. Через 17 дней после этого эпидемии прекратилась.

Д-р Малов подвергает сомнению утверждение д-ра Будберга, что 27 октября можно считать началом Фуцзядянской и Харбинской эпидемии. Лишь 16 октября, то есть более месяца после начала Маньчжурской эпидемии, железнодорожная администрации запретила свободное передвижение китайцев по Китайской Восточной железной дороге.

Д-р Малов считает, что этот промежуток времени, по приблизительному подсчету, около 3000 китайцев, испуганных эпидемией, покинуло поселок. Нужно думать что именно эти беглецы посеяли эпидемию в Харбине, Цицикаре, Ашихэ, Куаньченцзы и т.д., замечена она была гораздо позже, где появлялась в этих местах.

Д-р Малов особенно отмечает два интересных факта. 1. Когда хватились, что превысили власть, поставив оцепление поселка, и таковую сняли, жители стали покидать поселок и занесли чуму в Чжалайнор, где она унесла 150 жертв. 2. В Маньчжурии было констатировано 392 случая заболеваний чумой, а расследование окрестностей по прекращении эпидемии обнаружило 191 выкинутый труп.

По мнению д-ра Малова, необходимо устанавливать карантин для отъезжающих из зараженной местности, так как в инкубационном периоде чума не констатируется. Кровохарканье почти первый признак, по которому можно установить заболевание. Относительно техники обсервации он делает добавление: 6 врачей ежедневно утром и вечером осматривали обсерви-руемых. Термометрия не применялась. Для обнаружения больных заставляли всех быстро покинуть теплушки, запоздавших отделяли и подвергали более подробному осмотру. Такому же осмотру подвергали и запоздавших при быстром водворении в теплушки. Остальные считались вне подозрений.

Работало на Маньчжурской чуме 9 врачей, 26 фельдшеров и 76 санитаров (не считая 50 носильщиков).

Сывороточное лечение, примененное в 18 случаях, не дало утешительных результатов. На основании вышеизложенного д-р Малов приходит к такому заключению:

Необходимо изучить тарбаганий промысел соответственной организацией на месте. Кратковременная экспедиция помочь в этом бессильна, как показал опыт прошлых годов. Необходимо иметь на ст. Маньчжурия врача-бактериолога, лабораторию и больницу. В помощь врачу необходимо дать несколько фельдшеров, которые, подавая помощь населению в открытых в разных местах амбулаториях, должны в то же время обследовать случаи тарбаганьей болезни.

По поводу доклада открылись прения.

Д-р Гиллерсон полагает, что меры, сводящиеся к эвакуации и обсервации, нуждаются в основательной критике. Для оценки этих мер прежде всего необходимо сравнить количество заболеваний среди эвакуированных с количеством заболеваний среди жителей в прежней их обстановке до эвакуации.

Когда из перекрестных прений с д-ром Маловым выясняется, что процент заболевания среди эвакуированных значительно меньше процента заболеваний, наблюдавшихся раньше, д-р Гиллерсон изменяет характер своего возражения, заявляя, что против указанных мер можно возражать и априори. Например, нежелательным является смешение жителей различных частей поселка в вагонах. В один вагон могут попадать обитатели незараженных и обитатели зараженных кварталов. Таким образом, могут заразиться те, которые остались бы здоровыми при естественных условиях. Необходимо в вагоны размещать соответственно группировке населения в данной местности. Нельзя возражать против термометрии, так как часто температура повышается гораздо раньше появления кровавой мокроты.

Студент Исаев добавляет, что, именно, термометрия, а не что другое, обнаружило заболевание студента Мамонтова.

Д-р Будберг задает вопрос докладчику, сообщались ли между собою обсервируемые.

Профессор Заболотный полагает, что термометрия как диагностический прием гораздо предпочтительнее того способа обнаружения больных, о котором сообщал докладчик. Можно указать много случаев, где термометрия обнаружила заболевание. К мнению докладчика о необходимости исследования тарбаганьей болезни профессор присоединяется, но не согласен с тем, что к этому делу в виде ближайших его выполнителей следует пригласить фельдшеров. Всюду стремятся медико-санитарное дело поручить врачам, а не фельдшерам. Нет оснований отрицать пользу экспедиций, так как для исследования больного тарбагана достаточен весьма несложный инвентарь и само исследование сводится к довольно несложным манипуляциям. Трудность не в исследовании больного тарбагана, а в его нахождении.

Профессор соглашается с мнением докладчика, что чума в Маньчжурия имеет эпидемической характер и говорит, что это лишний раз подтверждает необходимость исследования тарбаганьего вопроса.

Д-р Козубовский задает вопрос докладчику, установили ли, что считающийся выздоровевшим от чумы мальчик Шмокляревский действительно болен чумой.

Д-р Малов отвечает на сделанные ему возражения и поставленные вопросы. Не отрицая пользу термометрии абсолютно, он полагает, что одной термометрии без карантинных мер обойтись невозможно: это дает возможность находящемуся в инкубации уехать далеко от очага и заразить новые места. Меру обнаружения больных на Маньчжурии он не рекомендует, а только о ней рассказывает. Что касается общения между обсервируемыми, то его прекратить не удавалось: на работах по обслуживанию теплушек китайцы приходили между собою в более или менее близкое общение. Относительно группировки обитателей теплушек д-р Малов сообщает, что обсервируе-мые размещались совершенно свободно и нужно думать, что группировались по родству и знакомству, т.е. так, как это желательно, по мнению докторов Будберга и Гиллерсона.

Относительно непригодности фельдшеров на самостоятельной медико-санитарной работе, д-р Малов присоединяется к мнению профессора За-болотного, но думает, что обслуживать это дело силами врачей по тяжелым местным условиям жизни невозможно. Он предполагал поручить фельдшерам только дело отыскания больных тарбаганов. Все остальное, по его мнению, необходимо поручить врачу.

По поводу мальчика Шмокляревского д-р Малов сообщает следующее. Его мать умерла от чумы. Заразившиеся от нее при уходе за нею акушерка и прислуга также умерли. Мальчик все время находился при матери и спал с нею. Заболел он на третий день; причем констатировалось притупление перкуторного звука в легком и высокая температура; мокроты не было. Бактериоскопические исследования мокроты, взятой из зева, давали картину подозрительных на чуму палочек. По выздоровлении больного, сыворотка крови больного имела агглютинирующие свойства в разведении 1:10.