В Фуцзядяне были приняты следующие меры. Город оцепили войсками и без особого пропуска китайских властей жители не пропускались ни туда, ни обратно. Город разделили на четыре участка, в каждом участке по русскому образцу организовали летучий дезинфекционный отряд, при котором были дезинфекционные приборы, гидропульты и другие принадлежности.

Для предупреждения распространения чумы среди санитаров была устроена баня: в одной комнате санитары снимали всю одежду, в другой — обмывались, в третьей — брали сулемовую ванну с температурой раствора до 40°С, после ванны опять обмывались теплой водой. Здание, в котором проделывалась эта процедура, представляло собой обыкновенную фанзу, полы были чрезвычайно грязные и со щелями.

Больничная помощь заболевшим китайцам оказывалась в больнице, устроенной по европейскому образцу; с деревянными кроватями, покрытыми простынями. За больными ухаживали санитары, которые помещались в той же комнате, отделенной от больницы лишь досчатой перегородкой. В этой комнате санитары жили, обедали и спали. Ничего нет удивительного в том, что при таких порядках санитар умирал на четвертый или на пятый день работы, тем более что никаких мер предосторожности ими не принималось.

В пределах всей Китайской империи противочумная борьба была регламентирована временными правилами, имеющими силу закона, выработанными особой комиссией, напоминающей по своим функциям русскую противочумную Высочайше утвержденную Комиссию.

Японский чумной пункт на станции Чань-Чун. Был расположен в поле вдали от селения и состоял из длинных и узких бараков, построенных из оцинкованного железа на деревянном каркасе. Двери в этих зданиях были везде досчатые со щелями, выходили прямо наружу, без тамбура, печи чугунные с железными трубами, полы почти везде земляные или, в отдельных случаях, деревянные со щелями. Пункт окружили колючей проволокой. На пункте имелись следующие здания.

Приемный покой. Помещение служило для исследования и приема китайцев, поступающих в обсервацию. Здесь они снимали свою одежду для дезинфекции, которая производилась тут же в формалиновой или паровой камере. Формалиновая камера представляла собой деревянный ящик из тонких дощечек, обитых внутри оцинкованным железом, спаянным в местах соединения свинцом.

Из приемной китайцы поступали в деревянную ванную, в которой вода нагревалась паром. Полы в этом помещении были земляными. Вода из бани выпускалась в обычную яму и без дезинфекции.

В ванне мылось сразу по несколько человек. Одежда обсервируемых выдавалась от японской казны на все время обсервации. В этом же здания, за досчатой перегородкой, находилось помещение для персонала.

Обсервационные бараки имели в длину около 30 сажень, в ширину сажени 4; в центре здания имелось помещение для персонала, отделенное перегородкой из оцинкованного железа, обитой внутри циновкой, под которой было положено немного гаоляна.

Помещения для обсервируемых имели двери прямо на улицу, без полов, каждое на 15 человек. Для спанья установили несъемные деревянные нары с подстилкой из войлока. Подстилку не дезинфицировали, а только время от времени выносили для проветривания.

Изоляционная больница была отделена от обсервационного отделения забором из оцинкованного железа. Изоляционное здание представляло собой барак с центральным коридором, в котором располагались следующие помещения: для полицейской стражи, аптека, помещение для смены белья, палаты и комната для персонала. Пол в коридоре земляной, в палатах же деревянный, но плохо сколоченный, и покрытый циновками. Стены также покрыты циновками. При изоляционном отделении для переодевания имелось особое деревянное здание. Для подогревания воды японцы поставили самовар из оцинкованного железа с печкой внутри.

Чумная больница состояла из двух отделений, сообщающихся между собою длинным коридором. В одном отделении помещался персонал, полицейская стража и китайцы, которые хоронили и жгли тела умерших, в другом — собственно больница. В больнице, разделенной центральным коридором, имелось несколько палат, в которых можно поместить не более двух—трех человек. Палаты для больных были устроены более основательно, чем остальные помещения, в них имелись крепко сбитые потолки и полы. Кроме палат, имелись дежурная комната для санитара и самое примитивное отхожее место с деревянным ящиком.

Лаборатория помещалась в отдельном здании, состоящем из двух отдельных комнат, разгороженных между собой коридором. В одном отделении производились бактериологические исследования (микрос-копирование, разводка культур и др.), в другом — эксперименты над грызунами, собаками, крысами, мышами, морскими свинками и т.д. В помещении пол и потолки были деревянные. Пол покрыт толем, сверху циновкой. Японцы относились к эпидемии как к источнику ценной научной информации. В лаборатории ими произведены десятки тысяч исследований трупов крыс и эксперименты с различными научными целями (в 1930-е гг. на территории этого чумного пункта японцами был размещен отряд № 100, занимавшийся исследованиями в области создания бактериологического оружия и бактериологическими диверсиями в приграничных районах СССР).

Секционная комната занимала особое специальное помещение чрезвычайно простого устройства, без всяких приспособлений для защиты почвы от загрязнения. Обсервации подвергались все китайцы, желающие ехать по железной дороге и даже высланные генерал-губернатором Гондатти за пределы Российской империи.

Для охраны японской колонии в Чань-Чуне поселок оцеплен японскими войсками, вход за полосу оцепления китайцам был запрещен под страхом расстрела.

Одежда санитарного персонала и врачей была следующей: врачи надевали два халата обычной больничной формы из бумажной материи, с глухим капюшоном, в котором имелось отверстие для глаз. На ноги надевали высокие резиновые сапоги. Для санитаров костюм несколько отличался от докторского, он имел вид матросского костюма: куртка и панталоны в заправку за высокие сапоги. Застежка на плечах и сзади. Рукава завязывались и стягивались резиной.

Вся одежда по выходе из палаты врача или санитара, соприкасавшегося с больным, орошалась 5% раствором карболовой кислоты, затем снималась, после чего врач принимал ванну и одевал другое, продезинфицированное белье и одежду.

Благодаря таким порядкам на японском чумном пункте не было жертв среди медицинских работников.

Чума и хунхузы. Хунхузы — это китайские бандиты. Когда вспыхнула чума, их действия резко активизировались. В Китае появилось много новых хунхузских шаек, ряды которых пополнялись голодными китайцами, бежавшими из разоренных чумой местностей. Кроме того, участием в таких шайках население противилось противочумным мероприятиям.

И.Л. Мартиневский и Г. Молляре (1971) нашли много интересного о деятельности хунхузских шаек в газете «Речь» (1911).

«В Хуланьфу, на хлебном рынке, толпа в 3000 человек вместе с хунхузами произвела беспорядки и грабежи правительственных учреждений. Высланы войска. Деревни вымирают. Охотники натыкаются на целые склады трупов. В деревне Хуланьфу 300 нищих и безработных китайцев, недовольных санитарными мерами, захватили власть и грабят. В подкрепление отряда, высланного из Куанченцзы для подавления хунхузов и безработных, грабящих в Ху-ланчене и окрестностях, выступил из Фуцзядяня батальон китайских солдат. Вечером 15 мая на место стычки прибыли конные взводы из Унура и Иректе, 16 мая прибыли дополнительные воинские подкрепления и отправились преследовать хунхузов. Предполагали, что банда хунхузов подошла к железной дороге, чтобы перейти линию в районе Хорго и направиться на Дугудунгол».

Высылаемые из Приамурья китайцы направлялись в Китай и там скапливались в Куанченцзы. Вследствие голода и безработицы они пополняли шайки хунхузов. Хунхузничество в Маньчжурии прогрессировало и приобретало антиправительственный характер. В Кулане, городе Гиринской провинции, убит префект. Чума парализовала действия китайских властей в Маньчжурии. Высылаемые Пекином войска оказались бессильны и подозрительно инертны. Им на помощь высылались японские войска, охраняющие Южно-Маньчжурскую дорогу.