Более «жизнерадостна» сказка о Дудочнике из немецкого города Хаме-льна, пораженного в 1358 и 1361 гг. чумой и полчищами крыс. Исторические факты совпадают с рассказом и поэмой Р. Браунинга: «Хамельн был наводнен крысами. Власти города наняли странствующего крысолова. Когда он истребил всех крыс и потребовал плату за работу, власти предложили ему жалкие гроши. Крысолов покинул город и поклялся отомстить. Там временем дети Хамельна собирали тушки крыс, которыми были завалены улицы города, и бросали их в реку Везер. Заразившись чумой, дети умерли. Их похоронили на склоне горы Коппельберг. В сказке именно в этом месте гора открылась и навсегда поглотила Дудочника и детей!»
Появление привычки к пьянству в Европе. Дистиллированные спиртные напитки были впервые разработаны в XII столетии в Италии. Но во времена «черной смерти» они стали необыкновенно популярными, так как считались населением предупредительным средством против чумы. Разумеется, это было не так, но в тех обстоятельствах их употребление снижало всеобщий страх перед эпидемией.
Экономические последствия. Непосредственным последствием «черной смерти», так же как и шока, и ужаса, который сопровождал ее распространение, стал экономический хаос. В своем грязном и убогом средневековом существовании люди привыкли к инфекционным болезням, но эта не являлась обычной эпидемией. Пока она продолжалась, прекращались все формы экономической деятельности. Урожай не собирался, налоги или ренты не взимались, рынки не устраивались, а правосудие не исполнялось. На суде епископа Даремского в Хогтоне 14 июля 1349 г. было записано, что «никто не желает платить пошлины ни за какие земли, которые находятся в руках лорда, из-за страха перед чумой; и все, таким образом, провозглашаются не выполнившими своих обязательств, пока Господь не принесет какое-нибудь избавление». По всей Европе наблюдались незанятые и необработанные земли, в тот момент было почти невозможно что-нибудь продать.
По словам английского хрониста, «...все шло по низким ценам из-за страха смерти, ибо мало кто беспокоился о богатстве или о любом виде собственности. Человек мог получить лошадь, которая стоила 40 шиллингов, за половину марки, жирного быка — за 4 шиллинга, корову — за 12 пенсов, телку — за шесть пенсов, овцу — за 3 пенса, барана — за 2 пенса, большую свинью — за 5 пенсов, стоун шерсти — за 9 пенсов. Овцы и скот бродили брошенные по полям и среди посевов, и никто не пас их; из-за недостатка ухода они умирали в канавах или под изгородями в огромных количествах». Ухудшая ситуацию, ящур в те годы повсеместно погубил огромное количество скота.
В эпоху, когда вся работа была ручной, а богатство правящих и сражающихся классов покоилось почти полностью на сельском хозяйстве, последствия недостатка рабочей силы вызывали коренные изменения в ее стоимости. Цены за вспашку, покос и жатву, за выпас скота и перевозки удвоились, а в то же время ренты и ценность земли катастрофически упали.
В июне 1349 г., когда чума все еще свирепствовала в центральных графствах Англии, палата общин выпустила ордонанс (закон) против того, что называлось «злой умысел работников». Он был усилен последующим ордонансом в ноябре, дававшим право тем работодателям, кто платил заработную плату больше, чем было установлено в пред-чумные годы, изъять переплаченные деньги со своих рабочих и из них оплатить налоги. Этот же ордонанс постановил, что «каждый мужчина и каждая женщина... какого бы состояния они не были, свободного или крепостного, крепкие телом и в возрасте до шестидесяти лет, не живущие торговлей и не занимающиеся ремеслом, и не имеющие собственности, с которой бы они жили, ни собственной земли, возделыванием которой могли бы быть заняты», должны браться за любую работу, подходящую к их статусу, и за заработную плату, которая была принята в данной местности до чумы. Если неисполнение этого положения будет доказано двумя заслуживающими доверия людьми перед шерифом, бейлифом (представитель короля, осуществлявший административную судебную власть), лордом или констеблем (представитель городской администрации, в обязанность которого входило следить за порядком в городе, задерживать мелких правонарушителей, выдворять бродяг), каждый нарушитель будет сразу же арестован и отправлен в ближайшую тюрьму. Если же он оставил свою службу до конца установленного срока без какой-либо разумной причины, никакому другому работнику это место отдать было нельзя. Любой, предложивший ему заработок выше, чем установленная норма, должен был заплатить изначальному работнику в два раза больше. Ордонанс также предпринял попытку регулировать цены для «мясников, торговцев рыбой, конюхов, пивоваров и хлебников, торговцев домашней птицей и продавцов съестных припасов». В каждом графстве были назначены специальные судьи по рабочим, чтобы ввести ордонанс в действие.
Однако невозможно было добиться соблюдения этого закона. Когда в феврале 1351 г. английский парламент встретился первый раз после чумы, общины подали петицию короне, в которой они подробно остановились на «злонамеренности слуг... не желающих служить иначе, как за чрезмерную плату» и на том, что они не принимают ничего во внимание, кроме как «свою праздную и исключительную алчность».
Было установлено, что «каждый возчик, пахарь, погонщик при плуге, пастух овец, свинопас, скотники и все другие слуги» должны получать тот заработок, который платился сразу перед чумой, и служить годами, но не днями. Никто не может платить за сенокос более чем пенни в день, за покос луга — более чем 5 пенсов, за жатву пшеницы — более чем 3 пенса «без питья и еды и другого угощения». Работники, ищущие работу, должны были посещать то, что стало известным как «статутные сессии» в ближайших рыночных городах, неся в руках свои инструменты и «нанимались в публичном месте и отнюдь не в частном». Те, кто откажется, должны были быть закованы в колодки, которые было приказано выставить в каждой деревне, или помещены в тюрьму, пока не оправдаются. Такая практика наказаний за мелкие преступления просуществовала в Великобритании до 1830 г. (рис. 11).
11. Чумные колодки в британской деревушке Ниддердейле
Насколько непопулярными были эти «антирыночные законы», можно увидеть из материалов последующих судебных разбирательств. Так, констебли в Йоркшире передали в магистраты, что Уильям Мартин долгое время не работал, а работать мог, «но наотрез отказался это делать». В Линкольншире была такая же история: Уильям Кеберн из Лим-берга, пахарь, не шел на службу, кроме как только на несколько дней или месяц, не ел солонины, но требовал свежего мяса и, так как «никто не смел нанять его, он привык наниматься в нарушение статута нашего господина короля», он незаконно покинул город.
Даже в 1353 г. 25 нортумберлендских приходов были не в состоянии платить какие бы то ни было налоги, в то время как на другом конце страны управляющий принца Уэльского в Корнуолле докладывал своему хозяину, что на протяжении двух лет он не смог получить какие-либо поборы в любой части герцогства из-за «недостатка держателей, которые умерли во времена смертельной болезни». В том же году шериф Бедвордшира и Бекингемшира потребовал назад из казначейства деньги, выплаченные в предыдущем году сотнями за фермы, бейлифы же этих сотен, в свою очередь, отказались собирать их на обычных условиях из-за падения своих доходов (Брайант А., 2001).
Жертвы эпидемии. В собранном Г. Гезером из многих разбросанных источников цифровом материале содержатся следующие общие оценки человеческих потерь начала второй пандемии чумы. В присланном папе Клименту VI донесении количество умерших от чумы на Востоке в эту эпидемию исчислено в 23 млн. человек, из них на один Китай падает 13 млн. человек. Вогралик считал, что эти цифры вряд ли можно считать преувеличенными, если учесть необычайную густоту населения, имевшую место в то время в ряде азиатских стран, особенно в Китае. Де Мюсси утверждал, что густота населения в Азии в XIV в. «была в тысячу крат большей, чем в Италии». Что касается Европы, то Геккер подсчитал, что жертвами «черной смерти» сделалась одна четвертая часть всего ее населения, т.е. 25 млн. По разным местностям Европы поражаемость чумой, а, следовательно, и смертность от нее, были далеко не одинаковы. Так, в Шлезвиге умерло четыре пятых всего населения, в Гол-штейне умерло две трети всех жителей, в Баварии же только одна восьмая часть. В Авиньоне смертность была так велика, что не было никакой возможности хоронить умерших людей.
