Страх голода бежит, конечно, впереди самого голода. Кредит может быть предоставлен, в стране есть стратегические запасы продовольствия (на случай войны), и в магазинах появляется тушенка с армейских складов без привычной торговой маркировки. (Правда, объемы этих запасов, как теперь выясняется, были сильно преувеличены.) Но все-таки пережить зиму можно. Однако после путча вступать в голодную зиму особенно страшно.
Необходимо срочно, не откладывая, что-то делать! — вот главная мотивация Ельцина в эти тревожные месяцы.
Экономическую программу на следующий год нужно выбирать немедленно. «Кризисное правительство», «правительство спасения» надо назначать тоже немедленно.
У Ельцина есть программа «500 дней». Однако прошел уже год с тех пор, как она обсуждалась на российском Верховном Совете. У страны, считает Ельцин, уже нет этих пятисот дней. Программа Явлинского уже не столь радикальна, как радикальна, катастрофична сама ситуация. Кроме того, Явлинский создавал свой документ, расписывал позиции, считал цифры, исходя из параметров союзной экономики. И это тоже мешает принять его программу.
Государственный секретарь Геннадий Бурбулис (именно он помогает президенту сформировать первое российское правительство) знакомит Ельцина с Егором Гайдаром.
Гайдар — молодой ученый-экономист, автор нашумевших аналитических обзоров, представитель знаменитого питерского семинара, собиравшегося чуть ли не в лесу и обсуждавшего абсолютно запретные для советской экономической науки проблемы и темы. Все это Бурбулис наспех, скороговоркой суммирует для Ельцина перед встречей.
Но почему Ельцин позвал к себе именно Гайдара? Человека кабинетного, не имевшего никакого опыта практической работы в народном хозяйстве? Об этом стоит поговорить подробнее.
…В 1991 году «экономист» — не только профессия, но и некий статус, который не зависит от официальных должностей и званий. Да, профессиональных экономистов, высококвалифицированных и опытных, в правительстве много, они работают в том же Госплане, Госснабе, в отделах, министерствах, институтах и главках.
Но в 1991 году особенно высоко ценятся «независимые» экономисты. Как говорил сатирик Михаил Жванецкий, «экономисты дают концерты и собирают полные залы». Независимые экономисты или «экономические писатели» — Шмелев, Селюнин, Черниченко, Попов — пользуются в эпоху Горбачева невероятным признанием читающей публики. И действительно, на их публичные выступления (по сути дела, доклады, переходящие в ответы на записки) не попасть!
Все дело в том, что экономисты практические, прикладные, работают в системе союзной экономики, они обслуживают советскую промышленность и снабжение. И то и другое разваливается на глазах с катастрофической скоростью. Поэтому востребованы специалисты не по экономике нынешней, сегодняшней, а по экономике будущей, которая должна быть построена в России. Шмелев в своих статьях в «Новом мире» и «Огоньке» впервые формулирует идею отпуска цен — за год до того, как это происходит в реальности. Селюнин настаивает на децентрализации экономики (министерства в том виде, в каком они существуют у нас, не нужны!). Министерств в ельцинском правительстве действительно становится в несколько раз меньше. Черниченко впервые озвучивает «страшную» идею свободной купли-продажи земли (вслед за идеей перехода от колхозов к частному землевладению, фермерству). Свободная продажа земли началась через 20 лет после того, как он это озвучил, но она все-таки началась.
Гайдар — из той же когорты людей, которые специализируются на будущей экономике, но пишет он не для всех, а для профессионалов. Его экономические «обзоры» направляются специалистам, руководителям, людям, принимающим решения.
Итак, Гайдар входит в кабинет Ельцина.
Его встречает седой человек очень высокого роста. Лицо его, конечно, знакомо по телевизору, но есть и отличия — Ельцин улыбается, слушает, редко говорит, у него внимательные, усталые, как будто застывшие в напряжении глаза. Этого по телевизору не увидишь…
Гайдар почти вдвое младше Ельцина, и, главное, в нем есть та победительная уверенность, которой недостает всем остальным претендентам. Он как бы обладает тайным знанием, которого нет ни у кого из тех, кто до сих пор мыслит в категориях «социалистического планирования».
Молодая команда гайдаровских экономистов, по заданию госсекретаря России Бурбулиса, уже сидит на госдаче в Волынском и пишет экономическую программу. В этой команде есть специалисты по приватизации, по валютному рынку, по иностранным инвестициям, по свободному рынку акций и облигаций. То есть специалисты именно по будущей экономике. В среде официальных советских экономистов таких специалистов конечно же нет и не может быть. Чубайс, Федоров, Авен, Шохин, Нечаев, Лопухин — он называет фамилии с уверенностью командира спецназа, и в этом тоже звучит интонация победителя, который уверен — почти так же как Ельцин — в своей невероятной силе.
И еще одно: Гайдар, спокойно глядя в глаза Ельцину, тихо говорит такие вещи, которые до этого никто не решался ему сказать.
— Борис Николаевич, вы уверены, что у вас хватит политического ресурса взять на себя ответственность… за те непопулярные, мягко говоря, решения…
Непопулярные решения — вот что они обсуждали в тот вечер. Ельцин четко уяснил для себя суть проблемы.
И, как ни странно, именно эта суть его и вдохновила!
Безработица. Страшное слово. Ее не было в России 50 лет! А теперь будет…
Рост цен. Горбачевский рост цен покажется ничем в сравнении с тем, который ожидается при либерализации. Такой рост цен Россия в последний раз видела при нэпе.
Резкое сокращение расходной части бюджета, иначе — галопирующая инфляция. Придется остановить печатный станок. Как следствие — будет нехватка наличных денег.
Свободная продажа валюты (это в России, которая вообще не видела, не держала доллары в руках?).
Шоковая терапия.
Позднее Ельцин скажет — обсуждались и другие программы, более мягкие, более постепенные, но общее мнение было таково, что времени для преодоления кризиса может просто не хватить. Добавлю к этому — обсуждались и другие кандидатуры на пост премьера, например ректор МАЙ Юрий Рыжов, Святослав Федоров, но за ними не стояло такой радикальной, смелой, убедительной экономической программы. И не стояли люди, способные эту программу реализовать.
Именно в шоке, увы, нуждается страна, стоящая на пороге голода. Да, она нуждается в шоке, в болевой реакции, — чтобы проснулись рефлексы, воля к жизни, здоровые силы во всех этих заснувших городах, замерших людях, притихших чиновниках. Во всей этой больной, задыхающейся экономике.
Ельцина убеждает сама эта логика — пройти через испытания, через трудности, чтобы потом выздороветь и жить спокойно.
И еще он понимает, что ответственность за такую экономическую политику может взять на себя только он сам. Не премьер-министр — новая политическая фигура, к которой будут долго присматриваться и привыкать. Нет, риск реформы так огромен и невероятен, что только он, Ельцин, сможет уговорить депутатов принять программу, только он сможет убедить общество пойти на такие жертвы.
Временные жертвы.
— Сколько вам нужно времени, чтобы начался рост экономики? — спрашивает Ельцин. От ответа зависит многое.
Понимает это и Гайдар.
— Год. Примерно год.
Вопрос решен[20].
28 октября 1991 года начался второй этап Пятого съезда народных депутатов РСФСР. Главный вопрос, который предстояло решить, — одобрить или отвергнуть предлагаемый президентом курс экономических реформ.
Ельцин подготовил серьезный большой доклад. Но кроме него он записал от руки тезисы (у него была такая привычка — на аккуратных кусочках бумаги записывать тезисы будущего выступления), которые сохранились. Вот начало этой записки:
