Однако факты — упрямая вещь.

В плену оказались 70 российских военнослужащих. Президент в безвыходной ситуации. Давайте зафиксируем ее.

Кровавая мясорубка, которая царила в Чечне, сама логика хаоса и распаду, которая грозила перекинуться на весь Кавказ и на всю страну, подталкивали Кремль к решительным мерам, заставляли выйти из фазы неопределенности. Но неопределенность, некая аморфность в принятии решений была и внутри самой власти. Эта расплывчатость, половинчатость решений достигли критической точки в конце ноября 1994 года. Для того чтобы, наконец, внести ясность в этот хаос, потребовалась воля одного человека.

Но никто еще не знал, какой будет цена этой ясности, этой определенности.

После 26 ноября события начнут развиваться с калейдоскопической быстротой.

29-го Ельцин направил участникам вооруженного конфликта обращение, в котором потребовал в течение сорока восьми часов прекратить огонь, сложить оружие, распустить вооруженные формирования, освободить всех захваченных и насильственно удерживаемых граждан.

«Если в течение установленного срока это требование не будет выполнено, на территории Чеченской республики будут использованы все имеющиеся в распоряжении государства силы и средства для прекращения кровопролития, защиты жизни, прав и свобод граждан России, восстановления в Чеченской республике конституционной законности, правопорядка и мира».

Для тех, кто внимательно вслушивался в слова этого обращения, все было уже предельно ясно. По сути, президент принял решение. И война неизбежна.

Однако у тех, кто находится рядом с Ельциным, еще остаются иллюзии.

Георгий Сатаров, помощник президента, рассказывал позднее журналисту Леониду Млечину: «Я знаю, что разрабатывалось несколько разных вариантов действий. Те варианты, которые я знал, казались довольно осмысленными. Они не влекли за собой полномасштабную войну. И когда мы узнали, что вошли войска — это было шоком. Я написал заявление об уходе. Но меня остановили коллеги: “Ты уйдешь, он уйдет… И кто будет советовать президенту? И что будет дальше?”».

Какие же варианты имел в виду Сатаров? Все те же, один из которых обсуждался еще летом: расположить войска вдоль Терека, установить контроль над тремя северными районами, окружить мятежную Чечню санитарным кордоном. Долгий вариант. Очень долгий…

В то время казалось, что есть путь короче.

Президент начал ежедневную работу по подготовке военной операции. Было принято решение о назначении Николая Егорова (министра по делам национальностей) постоянным представителем президента в Чечне, Сергея Грызунова (в то время возглавлявшего Роскомпечать) — руководителем Временного информационного центра. Грызунов сообщил, что «по периметру границ Чечни сконцентрированы три мощные военные группировки». 5 декабря в Моздок вылетели министр обороны Грачев, министр внутренних дел Ерин и директор ФСК Степашин.

Грачев лично передал Дудаеву ультиматум Ельцина: сложить оружие, распустить свою армию, иначе — война.

Первая же акция «информационного центра», который должен был освещать войну в Чечне, была довольно интересна: прямой репортаж о личной встрече Грачева и Дудаева. В программе «Вести» показали небольшой домик, где они встречались. Затем — уникальные кадры, где Грачев и Дудаев еще вместе, улыбаются. Затем интервью. Дудаев в кадре, естественно, ничего не говорил. Говорил только Грачев. Вот его слова:

«Мы с ним уединились в соседней комнате один на один. Я ему прямо сказал: “Джохар, это твой последний шанс, и давай поймем как военный военного. Давай решим таким образом, чтобы по опыту Афганистана не было крови в Чечне. Джохар, неужели ты думаешь, что будешь воевать против нас? В любом случае я тебя разобью”. Он спросил: “Неужели вы действительно пойдете?” — “Да, действительно принято решение — готовься к самой настоящей войне, но пока не поздно, нужно признать незаконность всех решений и отказаться от ведения силовых действий”. И тогда он мне заявил, что не может отказаться.

Я задал вопрос: “Почему ты не можешь отказаться?” И вот здесь у этого человека вырвалось: “Я не принадлежу сам себе. Если я приму такое решение, меня не будет, но будут другие. Меня они просто не выпустят. Будут другие, и они все равно будут выполнять то решение, которое нами уже утверждено”. Тогда я ему сказал: “Тогда война”. Он сказал: “Да, война!”».

Поразительный по откровенности человеческий документ.

В нем есть всё. И смятение Грачева, который понимает, что будут жертвы, прольется большая кровь, но прячет это смятение. В нем есть и темная, опасная сдержанность Дудаева, который тоже понимает, чего будет стоить эта война его народу, но за этой сдержанностью полыхает абсолютный фанатизм.

Однако 6 декабря, когда два генерала встретились в избушке на окраин» Грозного, план военной операции еще только складывался в единое целое. Происходили движение и передислокация войск, но еще не было ясно, какие части будут принимать участие в группировке. Она формировалась срочно, впопыхах.

…Когда-то я читал публиковавшиеся в «Огоньке» дневники советского танкового офицера, который принимал участие во вторжении советских войск в Чехословакию в 1968 году. Так вот, их начали готовить к операции — то есть проводить инструктаж, учения, тренировки, подтягивать к границам — за полгода до самой операции!

При этом советские военачальники понимали — Чехословацкая армия почти наверняка не будет воевать с Советской. И тем не менее готовились тщательно. Очень тщательно.

Окончательное решение о начале военной операции в Чеченской республике принимал Совет безопасности в таком составе: Борис Ельцин, Виктор Черномырдин (председатель правительства), Павел Грачев (министр обороны), Юрий Калмыков (министр юстиции), Андрей Козырев (министр иностранных дел), Евгений Примаков (директор Службы внешней разведки), Иван Рыбкин (спикер Госдумы), Сергей Степашин (директор ФСК), Сергей Шойгу (МЧС), Владимир Шумейко (спикер Совета Федерации)… Все высказались «за». Единственным человеком, который проголосовал «против», был министр юстиции Калмыков, уроженец Кавказа, который вскоре был отправлен в отставку.

Однако чеченская тема обсуждалась не только на Совбезе. Ельцин постоянно собирал совещания. Выпустил три указа по Чечне на протяжении трех суток, один из них, от 11 декабря, — секретный («О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской республики»), В этот же день президент обратился к гражданам России. «Наша цель, — сказал Ельцин, — состоит в том, чтобы найти политическое решение проблем одного из субъектов Российской Федерации — Чеченской республики, защитить ее граждан от вооруженного экстремизма. Но сейчас мирным переговорам, свободному волеизъявлению чеченского народа препятствует нависшая опасность полномасштабной гражданской войны в Чеченской республике».

Все официальные органы власти, начиная с Думы и кончая правительством, развили бурную активность — создавали комиссии, назначали чрезвычайных представителей, уполномоченных, «рабочие группы» и т. д. и т. п. Николай Егоров, вице-премьер, на одном из заседаний сказал историческую фразу, которую будут потом цитировать журналисты и писатели как ярчайший пример ошибочной оценки ситуации: мол, режим Дудаева настолько непрочен, что местные жители «будут посыпать мукой» дороги, по которым предстоит пройти российским частям.

А ведь на Егорова, уроженца Краснодарского края, бывшего главу местной администрации, надеялись, рассчитывали на его глубокую осведомленность в ситуации на юге России, знание своих соседей-чеченцев, менталитета северокавказских народов…

Но и в среде военных сразу возникли разногласия, достаточно острые и притом публичные, что совсем нехарактерно для военной среды. Достаточно перечислить тех, кто высказался резко против немедленного начала военной операции: начальник Генштаба генерал М. Колесников, главком Сухопутных сил В. Семенов, начальник Федеральной службы погранвойск А. Николаев. Но когда решение было окончательно принято, Генштаб снарядил целый бронепоезд, направив в Чечню несколько сот своих военных советников. И, как пишет генерал Трошев, который принимал участие в штурме Грозного, они создавали в те дни бессмысленную суету.