«К 16.30 бои в чеченской столице практически прекратились. В телеобращении к гражданам республики У. Автурханов заявил, что власть в Чечне перешла в руки Временного совета. Отсутствие реального сопротивления опьянило автурхановцев, и они были готовы отпраздновать скорую победу», — пишут историки.

Но радость была преждевременной. Когда штурм прекратился, гранатометчики Дудаева начали методично расстреливать танки, а снайперы на крышах — танкистов, которые выскакивали из горящих машин. Танки поддерживали немногочисленные пехотные расчеты. Отряды лабазановцев и гантамировцев были рассеяны и уничтожены.

Но самое страшное — были убиты, ранены и взяты в плен российские военнослужащие, которые участвовали в операции, кроме, разумеется, вертолетчиков.

Дудаевцы захватили в плен 150 человек, в том числе около семидесяти российских военных.

Это была катастрофа.

Чеченцы закрывали белыми полотенцами головы убитых. По всем улицам Грозного виднелись эти страшные белые полотенца. Чеченцы показывали по телевидению, записывали на пленку интервью с российскими солдатами и офицерами, попавшими в плен. Всего танков было около сорока, часть из них удалось отбить и вывести из города, но это уже не спасало общей ситуации.

Командиры и экипажи российских танков нанимались Федеральной службой контрразведки по частным контрактам, для «секретной командировки», свои военные билеты они сдавали офицерам контрразведки, у них с собой не было никаких документов, в своих частях они не значились, руководство армии об этой операции вроде бы ничего не знало (хотя поверить в это трудно).

В десять часов утра 26 ноября 1994 года Ельцин открыл экономическое совещание в Москве. В эти часы в Грозном уже шли серьезные бои. Первый помощник президента Виктор Илюшин рассказывал потом, что в перерывах к Ельцину подходил директор ФСК Сергей Степашин, докладывал о ходе операции. Вначале, вспоминает Илюшин, в первой половине дня, тон Степашина был мужественным, сдержанным, он старался показать себя подлинным профессионалом: «Работаем по Грозному, Борис Николаевич, всё идет по плану..» Но к концу дня доклады Степашина становились всё растеряннее, он не знал, что и как докладывать.

Власти в Чечне предупредили, что около семидесяти захваченных в плен российских граждан — офицеров и военнослужащих — будут расстреляны, если российские власти не признают факта их участия в войне на стороне оппозиции.

Именно с этого страшного дня — 26 ноября — Россия переступила черту, до которой еще можно было говорить о политическом процессе. Теперь все это закончилось. Поверив антидудаевской оппозиции, Россия оказалась втянута в настоящую войну.

Ельцин проводит одно совещание за другим, и все они посвящены чеченскому вопросу. В администрации обсуждают два плана: экстренно перебросить новые силы российских войск в помощь оппозиции или начать переговоры с Дудаевым? Учитывая крах первой попытки, экстренный план должны были согласовать все три силовых министра. Ерин, министр МВД, был против немедленной эскалации военной операции. Не хотел рисковать. Министр обороны Грачев тоже сомневался — не приведет ли поддержка оппозиции к новым неоправданным жертвам? «Консенсуса» не было.

«…Был подготовлен проект указа о введении в Чечне чрезвычайного положения. Требовалось ввести туда внутренние войска, чтобы помочь Временному совету сохранить власть в Грозном. Но этот процесс притормозил, по-моему, тогдашний министр внутренних дел В. Ф. Ерин, сказав Президенту, что все происходящее в Чечне требует серьезной проверки и нужно понаблюдать несколько дней за развитием событий», — комментирует Сергей Филатов.

В его комментарии, если внимательно в него вчитаться, явственно ощущается чувство вины, которое не дает покоя и по сей день, много лет спустя:

«Оперативнее данные были у ФСК. Ерин традиционно им не поверил. Факт, что Президент не подписал указа, который я практически согласовал со всеми службами и которого ждали и Грачев, и Степашин, и Егоров. Когда я по телефону сообщил об этом Грачеву, он дрогнувшим голосом попросил отпустить его, хотя бы одного, очень переживал за своих ребят, несколько раз повторил: “Как я буду смотреть им в глаза?!” А затем, несколько дней спустя, состоялось решение Совета безопасности о введении войск в Чечню. В этих процессах я уже не участвовал. И очень жаль, что политическая линия на неприменение войск на территории Чечни была нарушена. Дудаев оставался в одиночестве; его практически не поддерживали ни свои, ни зарубежные чеченцы, ни руководители стран, где проживали чеченские диаспоры; но при этом все зарубежье, да и сами чеченцы предупреждали, чтобы ни в коем случае не вводились войска на территорию Чечни. При этом принципиально менялся характер войны — она превращалась в национально-освободительную и Дудаев вновь становился национальным героем. Накануне введения войск было сделано предупреждение Дудаеву, предъявлен ультиматум о сдаче оружия. Дальше началась сама операция».

Да, Дудаев постепенно утрачивал контроль над территорией Чечни, его власть уже была сильно ограничена внутренним конфликтом. Но гражданская война, которую вели между собой лидеры различных кланов (и в которую они сумели втянуть российские силовые ведомства), внезапно переросла в войну с Россией. Враждующие чеченцы разом объединились.

Вот как описывает свой разговор с Ельциным Юрий Батурин, помощник президента по национальной безопасности. В тот день, 29 ноября, в 15.00 Ельцин вызвал его и попросил высказать свое мнение. Батурин честно сказал, что, по его мнению, военного решения вопроса нет. Необходим политический план. Посредник для обмена пленными. Для военного варианта, сказал помощник, необходимо наладить координацию между силовыми ведомствами. На боевое слаживание уйдет не меньше месяца. Да и вообще, вслух задумался Батурин, война — это же триллионы бюджетных рублей.

«Ельцин, — пишет Батурин, — посмотрел долгим испытующим взглядом и сказал: “Я назначил Совет безопасности по Чечне. Вам там быть не надо”».

Давайте посмотрим, что за люди планировали и давали добро на поддержку штурма Грозного «силами оппозиции». Глава администрации Сергей Филатов, директор ФСК Сергей Степашин…

Оба — бывшие российские депутаты. Депутаты демократической волны.

К «ястребам» (если пользоваться традиционной политической терминологией) их можно причислить с огромной натяжкой. Скорее, очевидные «голуби» — по своим взглядам, по жизненному опыту. Странная, согласитесь, получается картина: демократические «голуби» выступают за немедленное решение конфликта силовым путем, военные «ястребы» — силовики — отмалчиваются, выжидают. Это сигнал нам, пытающимся сегодня разгадать загадку чеченской войны. Все было совсем не так однозначно.

Люди из кремлевской администрации, вовлеченные в чеченскую тему, прекрасно понимали: если мы не решим проблему Чечни в ближайшее время, возникнет угроза территориальной целостности страны. Сепаратизм расползется в разные стороны. Сегодня, исходя из опыта двух чеченских войн, можно сказать определенно: видимо, нельзя было это делать тогда, в 1994 году. Можно было идти по другому пути: экономическая блокада, изоляция режима Дудаева, помощь Надтеречному району. Конечно, по-другому надо было проводить и военное вмешательство: разобщенность российских силовиков в этой ситуации не могут оправдать никакая «секретность» и «внезапность».

То, что случилось потом, после 26 ноября, во многом объясняется этим провалом. Как говорил позднее Сергей Александрович Филатов, «…инициатива опять-таки шла снизу. Даже не от нас — из самой Чечни. Мы поддержали Автурханова, но ведь это он сам к нам обратился, а не мы его вытащили…».

Существует еще один расхожий стереотип: война в Чечне была вызвана внутренним кризисом самой власти.

Вызов, брошенный Жириновским на парламентских выборах 1993 года (когда его партия победила благодаря националистическим, шовинистическим лозунгам), был принят. Ельцин поднял перчатку, считает его американский биограф Леон Арон. «Маленькая победоносная война» — огромный политический соблазн во все времена.