Всего удалось спасти трех взрослых и четырех детей — тех самых, которые были привязаны к подушкам. Своим спасением они были обязаны женщине, у которой загорелись волосы. Но сама она погибла. -

— Тетя Даша… тетя Даша… — беззвучно шептал Костя. Он сидел на корме, с него текла вода, но он этого не замечал. Он смотрел, как устраивают Семенцов и кочегар плачущих и обессиленных женщин, передавая им на руки детей, и продолжал шептать: — Тетя Даша… тетя Даша…

В лодке негде было повернуться, приходилось соблюдать большую осторожность. Хорошо еще, что море было спокойно. Кочегар и Семенцов сидели рядом и гребли. Было темно. Только далекое дымное зарево в степи указывало, где находится берег.

Когда прошли около половины пути, из темноты неожиданно послышался слабый голос: «Лодка! Лодка!» Костя повернул на голос. Вскоре они увидели женщину, плывущую на спине. В поднятой руке она держала сверток. Вероятно, она была отличным пловцом, если сумела отплыть на такое большое расстояние от парохода. Что с ней делать? Места в лодке не осталось ни вершка.

Семенцов и кочегар посоветовались между собой. После этого Семенцов быстро разулся, скинул форменку, брюки и осторожно, чтобы не качнуть глубоко сидящую лодку, перебрался к Косте на корму, а с кормы ловко спустился в воду. Он подплыл к женщине, помог ей взобраться — тоже с кормы, — в лодку. Костя потеснился, и женщина очутилась рядом с ним. А Семенцов поплыл позади лодки, изредка, для передышки, держась рукой за кольцо на корме. Корма сидела теперь совсем низко. Костя пересел к кочегару и взял у него одно весло.

То, что издали выглядело свертком, оказалось ребенком в одеяльце. Спасенная женщина, едва усевшись, принялась развертывать одеяльце, гладить и согревать ребенка своим дыханием. Он был странно тих. Мать не замечала этого, прижимала его к груди, баюкала. Она была еще очень молода, с виду совсем девочка. «Баю-бай, засыпай…» — напевала она слабым голосом. Одна из женщин вдруг заплакала. Молодая мать испуганно взглянула на нее, прошептала:

— Не надо… не надо… он спит. Вовочка, ты спишь? Скажи маме: Здравствуй, мама! Здравствуй, Вовочка, здравствуй, сыночек! — Плечи ее задрожали. Может быть, — она помешалась? Костя боялся смотреть на нее.

Наконец, показалась пристань. Лодка причалила. На пристани их встретили Теляковский, Слава и Михайлюк.

Костя со страхом ждал, что Слава спросит его о матери и сестренке. Но Слава ни о чем не спрашивал. Он сразу увидел, что среди спасенных их нет.

Детей начали переодевать в сухое, использовав для этого имущество детского сада, которое осталось на пристани. Женщинам переодеться было не во что. Они отошли за угол пристанского склада, сбросили с себя все, выжали и опять надели. После этого, предводительствуемые Теляковским, они направились вверх, к прибрежной дороге.

Семенцов что-то тихо сказал Михайлюку и кочегару, потом нагнулся к Теляковскому. Тот выслушал его, сделал утвердительное движение головой. Семенцов вместе с Михайлюком и кочегаром вернулись на пристань.

Костя и Слава вели малыша, спасенного Костей. Идти в гору ему было трудно. Костя взял его на руки. Вероятно, это движение напомнило малышу о матери, он встрепенулся, позвал: «Мама!» — и заплакал.

— Сейчас пойдем к маме, — пытался успокоить его Костя. Но мальчуган продолжал звать сквозь слезы:

— Мама! Хочу к маме!

Вышли на дорогу. Никто больше не ехал и не шел по ней. Справа лежало море, слева в темноте смутно вырисовывался город, а в небе по-прежнему стояло дымное зарево. Несколько минут все прислушивались: не едет ли кто? Все понимали, что долго ждать нельзя и оставаться здесь опасно. Одна молоденькая мать с мертвым ребенком на руках была безучастна ко всему.

Две женщины собрались уходить пешком, когда послышалось отдаленное дребезжание. Вскоре показалась повозка, нагруженная домашним скарбом, а в повозке — мужчина. Теляковский шагнул навстречу, поднял руку. Но, вероятно, владельца повозки уже не раз пытались остановить таким образом. Он приподнялся, хлестнул лошадей.

— Стой! — крикнул Теляковский громыхающим, будто из железа сделанным голосом. Он шел прямо на скачущих лошадей. Возница натянул вожжи.

— Здесь женщины и дети с потопленного фашистами парохода, — строго сказал Теляковский. — Нужно помочь. Понятно?

— Что делают! — Человек на повозке покачал головой. — Ну, давайте!

Кочегар Вася и Семенцов, появившиеся в эту минуту, помогли женщинам взобраться на повозку. С рук на руки им передали детей.

— Теперь, хлопцы, вы на задочек! — подтолкнул Семенцов к повозке Костю и Славу.

— Я не поеду, — ответил Слава и попятился. — Я буду маму искать. — Костя испуганно взглянул на него, но Слава упрямо твердил, что не поедет.

— Тогда и я не поеду, — Сказал Костя. — Вы не беспокойтесь за нас, — обратился он к Семенцову, хотя сам очень беспокоился за Славу.

Хозяин повозки погнал лошадей с места вскачь. Когда стук колес стих, кочегар протянул Семенцову здоровую руку:

— Прощевай, матрос! Век тебя не забуду! — Он быстро пошел по дороге. А Теляковский, Семенцов и мальчики остались.

— Зря не поехали, — сказал Семенцов. — Что теперь с вами делать?

— Я буду маму искать, — повторил Слава, повернулся и побежал. Семенцов догнал его:

— Ты, малый, не дури, не время. — И добавил мягче:- Ну, пойдем, пойдем…

Проходя мимо пристани, Костя увидел, что она горит. Он понял, о чем говорил Семенцов с Теляковским и зачем вернулся на пристань.

На улицах не было ни души. Лишь на перекрестке, ведущем к станции, стоял патруль из рабочих. Патруль остановил идущих, но пропустил, узнав Теляковского.

Дымное зарево в степи, которое становилось все ярче и приближалось к городу, освещало улицы и дома. Костя даже разглядел в доме, мимо которого они проходили, через распахнутое окно — стол со скомканной скатертью, опрокинутый стул, разбросанные по полу вещи. А на подоконнике сидела кошка и умывалась лапкой.

— Гостей ждет! — криво усмехнулся Семенцов.

Казалось, никого в городе не было, он лежал покинутый, под дымно-красным небом войны. Но когда моряк и мальчики вышли к горсовету, они услышали голоса и увидели мелькавших в окнах людей.

В нижнем этаже открылось окно, из него выглянул Аносов. Его осунувшееся лицо было сосредоточено, серые глаза жестко блестели из-под бровей. Пиджак был распахнут, на поясе висел наган.

— Я все знаю, — сказал он Теляковсксму. — Удалось кого-нибудь спасти? — Теляковский коротко доложил. Тень прошла по лицу Аносова, но не погасила блеска его глаз.

— А ты что здесь делаешь? — заметил Аносов Костю. Костя хотел ответить, но Аносова окликнули из комнаты. Костя увидел, что комната полна людей, у стены стоят винтовки, в углу сложены какие-то ящики. Сквозь приглушенный говор и звук шагов слышался отчетливый голос Аносова.

Теляковский вошел в подъезд, а Семенцов задержался. Его приземистая сильная фигура с обнаженной забинтованной головой (фуражку он потерял в море), в полосатой тельняшке, видневшейся под расстегнутой форменкой, резко выступала на фоне красного неба.

— Вот что, ребята… — Семенцов не договорил, посмотрел на Костю и Славу. — Слушай мою команду. Марш к лодке и дожидайся меня! Она на прежнем месте, цепкой прикручена. — И Семенцов последовал за Теляковским.

Лодка действительно находилась в том месте, где они ее нашли вечером. Семенцов успел перегнать ее, прежде чем поджег пристань. Здесь было темно. Тень от дома Шумилиных скрывала знакомый сад и берег. А сам дом был на свету, окна его полыхали, будто внутри что-то горело. Слава сделал два шага в сторону дома, но, вероятно, вспомнил, что там никого нет, и опустился на прибрежную гальку.

— Что мы будем делать? — спросил Костя. Слава не ответил. — Слава, — повторил с беспокойством Костя, — ты слышишь меня?

Слава сидел, закрыв лицо руками. Может быть, он плакал? Костя придвинулся к нему.

— Отстань! — закричал вдруг Слава и затряс головой.