Кресингам найден в числе убитых, и внушенная им к себе ненависть шотландцев была так сильна, что они и труп его не оставили без поругания, а, сняв с него кожу, изрезали полосами, и ремни эти употребили на подпруги.

Что же касается Сюррея, то он с остальными войсками поспешно пошел обратно в Англию, с тем, чтобы известие о погибели большой части армии не достигло прежде него соотечественников. Перейдя Твид, он возвратился благополучно в Англию. По мере его удаления все жители восставали и вооружались, и менее чем в два месяца все замки и крепости были отняты обратно у англичан.

Эдуард I, узнав об этих происшествиях во время пребывания во Фландрии, отправился немедленно в Англию. Удар этот был слишком силен для его самолюбия, потому что Шотландия, покорение которой стало ему так дорого, в один день свергла с себя его иго. По возвращении своем в Лондон, он принял сам начальство над остальной частью армии Сюррея и отправился лично усмирять мятежников.

В продолжение этого времени Валлас назван был протектором; но дворянство, радуясь, что он спас отечество, и спас в то время, когда никто об этом не смел и думать, не хотело находиться под властью неродовитого Валласа, и отказалось следовать за ним. Валлас сделал воззвание к народу. Множество горных жителей присоединилось к нему, и несмотря на то, что армия Эдуарда была многочисленнее его, лучше вооружена и опытнее в военном деле, но он, не унывая, пошел навстречу англичанам и встретил их 22 июля 1298-го близ Фалькирка.

Обе армии представляли собой совершенно противоположное зрелище. Английскую составляли все дворяне и рыцари королевства на прекрасных нормандских лошадях, вооруженные луками со страшными колчанами за плечами, из которых в каждом находилось по двенадцать стрел, и по их искусству в стрельбе можно было смело сказать, что в этих колчанах находилось двенадцать жертв смерти. Армия Валласа, напротив, состояла человек из пятисот кавалерии и стольких же стрелков лесов Естрика, находящихся под начальством Джона Стевара де Бонкиля; вся же остальная часть была составлена из худо вооруженных горцев в кожаных латах и сжатых в такие тесные ряды, что длинные копья их казались движущимся лесом. Достигнув того места, где они предполагали дать сражение, Валлас остановился и, обратившись к своим воинам, сказал:

— Пошел пир на весь мир, посмотрим, друзья, кто лучше гуляет.

Эдуард также было остановился, но заметив, что по местоположению обе армии могут удобно друг друга атаковать, не дожидаясь унизительного для себя нападения мятежников, пошел вперед.

Вся эта тяжелая кавалерия походила на обрушившийся утес, стремящийся в озеро и который вдруг остановился на длинных копьях шотландцев. При первом этом столкновении, двух рядов англичан как будто не было, потому что при падении в тяжелом своем вооружении, они, не будучи в состоянии скоро встать на ноги, были все изрублены. Кавалерия шотландцев вместо того, чтобы воспользоваться таким успешным действием своей пехоты, испугавшись, обратилась в бегство, расстроив совершенно одно крыло армии Валласа. В это время Эдуард велел стрелкам своим идти вперед, которые, не опасаясь уже нападения кавалерии, приблизившись, выбрав каждый свою жертву, пустили стрелы. Валлас хотел приблизить и своих, но, лошадь командовавшего ими Джона Стевара, зацепившись за древесный корень, упала, сбросив при падении с себя седока, который в эту минуту и лишился жизни. Несмотря на это, стрелки бросились вперед, но, потеряв начальника, не могли угадать пункта, и, попав в самое опасное место, были все истреблены. В эту минуту Эдуард, заметивший в шотландской армии беспорядок, произведенный меткими выстрелами своих стрелков, собрал около себя самых храбрых воинов и бросился с ними на тот пункт, где слабее были силы неприятеля; все другие последовали за ним, и в одну минуту он был в середине шотландской армии, которая, не ожидая такого нападения, обратилась в бегство, оставив за собой на месте сражения сира Джона Граама, друга и товарища Валласа, оскорбленного до такой степени поступком своих соотечественников, что, не отступая ни на шаг, он пал на месте во главе своего отряда.

Валлас после всех оставил место сражения, и при наступлении ночи, с сотнею окружающих его людей скрылся в густоте соседнего леса, где и провел ночь.

Валлас, оставленный дворянством, решился в свою очередь оставить его, желая только остаться верным своему отечеству, сложил с себя звание протектора. И пока лорды и дворяне продолжали сражаться собственно за себя, или некоторые из них покорялись Эдуарду, — смотря, что каждый находил для себя выгоднее, Валлас, перебираясь с горы на гору, уносил с собой свободу Шотландии, как древний Эней богов Трои; скитался в продолжении целых семи лет изгнанником и, несмотря на это, возмущал беспрестанно спокойствие Эдуарда, который не был уверен в совершенном покорении Шотландии до тех пор, пока существовал Валлас. наконец, объявлено было вознаграждение тому, кто доставит Валласа живого или мертвого, и опять из числа изменивших ему дворян, нашелся еще новый предатель. Однажды, обедая в Робронстоне, в одном замке, Валлас полагал, что находится между друзьями, сир Джон Мантен, предлагая ему хлеб, вдруг перевернул его нижней коркой наверх; это было условным знаком. В ту секунду соседи схватили его — один за правую, а другой за левую руку, стоящий же позади его человек набросил веревку кругом его тела, так что всякое сопротивление было бесполезно, и защитник свободы Шотландии, связанный, как лютый зверь, был выдан Эдуарду, который велел надеть на него венок из зелени и судить; приговор скоро был произнесен. На постыдной колеснице привезенному на место казни Валласу отрубили голову и, разрубив труп его на четыре части, воткнули каждую на особое копье и выставили на мосту в Лондоне.

Так кончил жизнь свою защитник Шотландии.

Три года спустя после смерти Валласа, вечером, после одной из ежедневных стычек, которые происходили беспрестанно между победителями и побежденными, несколько английских солдат ужинали за большим столом в трактире, как вдруг увидели шотландского дворянина, служившего в войсках Эдуарда и дравшегося в тот самый день с мятежниками, который вошел в залу, спросил себе ужин и, не умыв рук, обагренных кровью его соотечественников, начал есть с жадностью. Английские дворяне, окончившие свой ужин, смотрели на него с ненавистью, которая вечно господствовала даже между служащими под одними знаменами — шотландцами и англичанами. Но незнакомец, не обращая на них внимания, продолжал утолять свой голод, как вдруг один из них сказал громко:

— Посмотрите на этого шотландца, он ест собственную кровь!.. — Тот, про кого это было сказано, услышал эти слова и, взглянув на руки свои, увидел, что они точно были в крови, выронил кусок хлеба, который подносил было ко рту, и задумался. Потом, не говоря ни слова, вышел из трактира и пошел прямо к растворенной церкви, вошел в нее, стал на колени против престола, и в усердной молитве, обмыв руки своими слезами, просил Бога, простить его во всех прежних его преступлениях, и поклялся всю жизнь свою посвятить отмщению за Валласа и освобождению своего отечества. Этот кающийся грешник был Роберт Брюс, потомок того, который оспаривал наследие шотландской короны у Балиоля, и завещавший на нее права своим потомкам.

У Роберта Брюса был соперник, служащий в английской армии, который имел так же, как и он, права на наследие короны Шотландии; это был сир Джон Комин Баденок, прозванный Комином-рыжим для различия от родного его брата, названного по смуглому цвету лица Комином-черным. Он находился в это время в Думфриесе, на границах Шотландии. Брюс поехал повидаться с ним с тем, чтобы убедить его, соединясь вместе, изгнать англичан из Шотландии. Местом этого совещания, по общему согласию, избрана была церковь Миноритов в Думфриесе, с Брюсом находились два его друга Линдзай и Киркпатрик. Они остались у дверей храма, и в то время, когда Брюс входил в него, они видели Комина-рыжего, стоящего против главного алтаря.