Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он ухмыльнулся и откусил тот абрикос, что остался у него.

Я стоял, держа на ладони большой красивый абрикос. В саду было очень жарко и очень тихо – только пчелы гудели. Абрикос горел, как золото, от него пахло солнцем и сладким соком. На ощупь он был слегка пушистый, как золотая пчелка. У меня потекли слюнки.

– В чем дело? – спросил дядя. Его голос прозвучал раздраженно и нетерпеливо. У него по подбородку тек сок. – Чего ты смотришь, парень? Ешь, ешь! Что тебе не так?

Я поднял глаза и встретил взгляд голубых глаз, жестоких, как у лиса. Я протянул ему абрикос.

– Не хочу. Он весь черный внутри. Посмотри, насквозь видно.

Он резко втянул воздух, словно хотел что-то сказать. За стеной послышались голоса, – наверно, садовники принесли пустые корзины. Дядя наклонился, вырвал у меня абрикос и с размаху швырнул его о стену. Абрикос разбился в лепешку и прилип к кирпичам, по стене побежал золотистый сок. Мимо нас прожужжала вспугнутая оса. Камлах отмахнулся – как-то странно, вбок, – и прошипел голосом, внезапно сделавшимся ядовитым:

– Ну, теперь держись от меня подальше, чертово отродье. Понял? Чтоб я тебя не видел!

Он вытер губы тыльной стороной ладони и большими шагами ушел в дом. Я остался стоять, где стоял, глядя, как сок абрикоса ползет по горячей стене. Оса села на него, поползла, увязая в липком соке, потом вдруг упала на спину, наземь, пронзительно гудя. Ее тело согнулось пополам, гудение перешло в визг, затем стихло.

Я едва видел это: что-то сдавило мне горло, – я думал, что задохнусь, и золотой вечер засверкал и расплылся в слезах. Это было в первый раз в моей жизни, когда я помню себя плачущим.

Садовники шли мимо розовых кустов, неся на голове корзины. Я повернулся и выбежал из сада.

Глава 3

В комнате у меня было пусто, даже волкодав куда-то делся. Я взобрался на кровать, положил локти на подоконник и так и остался сидеть, слушая пение дрозда в ветвях груши, мерные удары молота, доносившиеся из-за закрытых дверей кузни, и скрип колодезного ворота, который вращал ходивший по кругу осел.

Я не помню, сколько так просидел, прежде чем звон посуды и шум голосов не оповестили меня, что на кухне начали готовить вечернюю трапезу. Не помню также, испытывал ли я боль, но когда в комнату вошел конюх Кердик и я повернулся к нему, он остановился как вкопанный и воскликнул:

– Господи помилуй! Что это ты делал? Играл в загоне с быками?

– Я упал.

– Ну да, конечно, ты упал. Интересно, почему это для тебя пол всегда оказывается вдвое тверже, чем для остальных? Кто это тебя так? Этот свиненок Диниас?

Я не ответил, и Кердик подошел к кровати. Кердик был небольшого роста, кривоногий, с загорелым морщинистым лицом и густыми светлыми волосами. Если я забирался на кровать, то мог смотреть ему прямо в глаза, не задирая головы.

– Послушай, что я тебе скажу, – произнес он. – Подрасти малость, и я научу тебя кое-чему. Не обязательно быть здоровяком, чтобы одолеть в драке, достаточно знать парочку приемов, это я тебе точно говорю. А если ты ростом с воробья, их непременно нужно знать. Вот я могу повалить мужчину вдвое тяжелее себя – да и женщину тоже, если уж на то пошло. – Кердик рассмеялся и наклонился, чтобы сплюнуть, но вспомнил, где находится, и просто откашлялся. – Хотя не думаю, что тебе понадобятся мои приемы, если вырастешь таким высоким парнем, как обещаешь. По крайней мере, с девушками ты и так управишься. Если, конечно, по глупости не изуродуешь себе лицо. Похоже, у тебя может остаться шрам. – Он кивнул в сторону пустого тюфяка Моравик. – А она где?

– Ушла вместе с моей матерью.

– Ну тогда пошли, перевяжу тебя.

Вот так получилось, что моя разбитая скула была обработана мазью, которой лечат лошадей, и я остался ужинать в конюшне у Кердика. Гнедая кобыла то и дело тыкалась носом в охапку соломы, на которой я сидел, а мой толстый ленивый пони подошел к нам, насколько позволяла привязь, и провожал взглядом каждый кусок, который мы отправляли в рот. Должно быть, у Кердика были свои хитрости и в обращении с поварихой; во всяком случае, на ужин мы получили свежие лепешки, по куску копченой курицы, солонину и свежее ароматное пиво.

Когда Кердик вернулся с едой, по его виду я понял, что ему уже обо всем известно. Наверное, во дворце сейчас только и разговору было что об этом происшествии. Но Кердик не стал ни о чем говорить. Он просто протянул мне мою долю и уселся рядом.

– Тебе рассказали? – спросил я.

Кердик кивнул, прожевал и добавил, потянувшись за следующим куском мяса:

– У короля тяжелая рука.

– Он рассердился, потому что мать отказала Горлану. Это из-за меня он хочет отдать ее замуж, но она всем отказывает. А теперь, когда дядя Дивед умер и остался только дядя Камлах, они пригласили Горлана из Малой Британии. Я думаю, это дядя Камлах убедил деда пригласить Горлана, потому что он боится, что если мать выйдет замуж за принца из Уэльса…

Но тут Кердик перебил меня. Он был испуган и поражен моими словами.

– Замолчи сейчас же, малыш! Откуда ты все это знаешь? Ведь те твои родственники обсуждали это при тебе? Если это тебе наговорила Моравик, то ей не стоило…

– Нет, не Моравик. Но я знаю, что это правда.

– Тогда откуда, во имя Громовержца, ты это узнал? Из сплетен рабов?

Я скормил остаток лепешки кобыле.

– Это у тебя будут неприятности, Кердик, если ты будешь взывать к языческим богам. И у Моравик тоже.

– Ну, с такими неприятностями я как-нибудь управлюсь. Так все-таки кто тебе об этом рассказал?

– Никто. Я знаю, и все. Я… я не могу объяснить… Когда мать отказала Горлану, дядя Камлах рассердился ничуть не меньше деда. Он боится, что мой отец вернется и женится на моей матери, а его выгонит. Конечно, деду он в своих страхах не признается.

– Еще бы. – Кердик смотрел перед собой, даже позабыв жевать. Из уголка рта у него потекла струйка слюны. Кердик поспешно сглотнул. – Боги ведают… Бог ведает, откуда ты это взял, но это здорово похоже на правду. Ну ладно, давай дальше.

Гнедая кобыла ткнулась мордой мне в шею. Я отогнал ее.

– А что дальше? Горлан теперь сердит, но они задобрят его подарками. А матери придется уйти в обитель Святого Петра. Вот увидишь.

Некоторое время мы молчали. Кердик дожевал мясо и выбросил кость за дверь, где из-за нее тут же устроили грызню две жившие при конюшне дворняжки.

– Мерлин…

– Что?

– С твоей стороны было бы разумно ни с кем больше об этом не разговаривать. Вообще ни с кем. Понимаешь?

Я не ответил.

– Ребенок не разбирается в делах взрослых. Ну да, я понимаю, что об этом все болтают, но вот насчет принца Камлаха… – Кердик похлопал меня по колену. – Он опасен, вот что я тебе скажу. Оставь все как есть и не мозоль им глаза. Я никому об этом не скажу, можешь мне поверить. Но и ты не должен больше об этом говорить. Такое не сошло бы с рук даже законнорожденному принцу или королевскому любимцу вроде этого рыжего щенка Диниаса, но тебе… – Он снова хлопнул меня по колену. – Ты меня слышишь, Мерлин? Помалкивай, если хочешь сберечь свою шкуру, и не путайся у них под ногами. И скажи мне, кто тебе все это рассказал.

Я подумал о темной пещере в подполье и о небе высоко над головой.

– Никто мне не рассказывал. Честное слово.

Кердик хмыкнул, недоверчиво и обеспокоенно. Я посмотрел ему в глаза и сказал правду – насколько у меня хватило смелости:

– Ну да, действительно, я кое-что подслушал. Взрослые часто переговариваются у меня над головой, не замечая меня, а если и замечают, то им и в голову не приходит, что я могу что-нибудь понимать. Но иногда… – я помедлил, – иногда во мне словно звучит чей-то голос… и я словно бы что-то вижу… А еще со мной разговаривают звезды… и я слышу во тьме музыку и голоса. Это будто сон.

Кердик вскинул руку, словно желая защититься. Я думал, что он перекрестится, но он сделал знак от дурного глаза. Потом он, видимо, устыдился и опустил руку.

7
{"b":"26261","o":1}