Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Галапас молчал. Я был слишком озабочен, чтобы ждать, и потому повторил:

– Что происходит, Галапас? Что все это значит?

– Что касается твоего видения и той пещеры, об этом я ничего не знаю. А что до неприятностей во дворце – догадываюсь. Ты ведь знаешь, что у верховного короля были сыновья от первой жены – Вортимер, Катигерн и юный Пасценций?

Я кивнул.

– Был ли кто-нибудь из них в Сегонтиуме?

– Нет.

– Мне говорили, что они порвали с отцом, – сказал Галапас, – и Вортимер собирает свои войска и мечтает стать верховным королем. Так что Вортигерну, скорее всего, грозит восстание, и как раз тогда, когда он совершенно не может себе этого позволить. Королеву сильно ненавидят, это ты знаешь; а мать Вортимера была добрая британка, и к тому же молодые люди хотят молодого короля.

– Значит, Камлах за Вортимера? – быстро спросил я.

Галапас улыбнулся:

– Похоже на то.

Я немного поразмыслил.

– Что ж, говорят ведь, что, когда волки грызутся, добыча достается воронам?

Я родился в сентябре, под знаком Меркурия, и ворон был моей птицей.

– Быть может, – сказал Галапас. – Но вероятнее всего, тебя запрут в клетку быстрее, чем ты думал.

Сказал он это так, между прочим, словно мысли его были заняты другим. И я вернулся к тому, что сейчас заботило меня больше всего.

– Галапас! Ты сказал, что ничего не знаешь о видении и о пещере. Но ведь это… это, должно быть, была рука бога…

Я взглянул на уступ, где терпеливо сидел нахохлившийся мерлин, наполовину прикрывший веки так, что глаза его казались узкими огненными щелочками.

– Да, похоже, что это так.

Я робко спросил:

– А нельзя ли узнать, что он… что это значило?

– Ты хочешь снова побывать в хрустальном гроте?

– Н-нет, не хочу. Но, наверно, надо… Это-то ты мне можешь сказать?

Он немного помолчал, потом как бы нехотя произнес:

– Да, я думаю, тебе надо там побывать. Но сперва мне нужно тебя еще кое-чему научить. На этот раз ты должен сам зажечь огонь. Нет, не так! – улыбнулся он, когда я потянулся за веткой, чтобы разворошить угли. – Положи. Ты ведь перед отъездом просил, чтобы я показал тебе что-нибудь настоящее? Вот, это все, что мне осталось тебе показать. Я не думал… Ладно, оставим это. Пора. Нет, сиди. Книги нам больше не понадобятся, дитя мое. Смотри.

* * *

О том, что было дальше, я писать не буду. Это все, чему он меня научил, если не считать кое-каких целительских штучек. Но как я уже говорил, это была первая магия, которой я научился, и забуду я ее последней. Это оказалось легко – создавать огонь, холодный как лед, или бушующее пламя, или вспышку, что рассекает мрак, подобно бичу; мне повезло, потому что я был слишком молод, чтобы учиться таким вещам, а это искусство может ослепить, если ты слишком слаб или не подготовлен.

* * *

Когда мы закончили, на улице было уже темно. Галапас встал.

– Через час я вернусь и разбужу тебя.

Он взял свой плащ, которым было занавешено зеркало, закутался в него и вышел.

Треск пламени был похож на топот копыт. В жаровне стрельнуло, длинный язык пламени взметнулся, как бич. Полено упало с шипением, похожим на женский вздох, и мелкие сучки затрещали, словно сотня кумушек, болтающих, перешептывающихся, смакующих новости…

А потом все утихло, и взметнулось яркое, но бесшумное пламя. Его сияние отразилось в зеркале. Я взял свой плащ – он успел высохнуть – и забрался в хрустальный грот. Постелил его на дно пещерки, а сам не отрывал глаз от купола, усеянного кристаллами. Свет очага ворвался вслед за мной, наполнил пещеру, и вот уже я лежал в огненном шаре, словно внутри звезды; с каждым мгновением свет разгорался все ярче и внезапно потух, вокруг стало темно…

* * *

Подковы коня выбивали искры из камня старой римской дороги. Бич всадника щелкал снова и снова, но конь и так уже несся галопом – ноздри его раздувались и сделались алыми, дыхание лошади вырывалось клубами пара в холодном воздухе. Всадником был Камлах. Далеко позади, отстав почти на милю, скакали его спутники, а еще дальше, ведя под уздцы загнанного, взмыленного коня, плелся гонец, доставивший весть королевскому сыну.

Город был наводнен факелами. Люди бросились навстречу всаднику, но Камлах не обратил на них внимания. Он вонзил острые шпоры в бока лошади, пронесся через весь город вниз по крутой улочке и влетел в ворота дворца. Здесь тоже было полно факелов. Его рыжие волосы вспыхнули в их свете. Камлах спрыгнул с коня и бросил поводья подбежавшему рабу. Он взбежал по лестнице – мягкие сапоги ступали бесшумно – и прошел колоннадой, которая вела в покои его отца. На миг стремительная фигура в черном исчезла в темноте под аркой, потом она распахнула дверь и появилась в комнате.

Гонец был прав. Смерть наступила мгновенно. Старик лежал на резной римской кровати. Кто-то укрыл его покрывалом алого шелка. Ему как-то ухитрились подвязать челюсть, потому что седая борода смотрела в потолок, а под голову подложили маленькое глиняное изголовье, так что голова лежала прямо и тело начинало костенеть. Так было не видно, что шея у него сломана. Старческое лицо уже успело осунуться – нос заострился и был точно вылеплен из холодного белого воска. Золотые монеты, лежавшие на губах и на сомкнутых веках, блестели в свете факелов, что горели по углам кровати.

В изножье кровати, меж двух горящих факелов, стояла Ниниана. Она держалась очень прямо и неподвижно. На ней было белое платье, руки сложены перед грудью, и в них зажато распятие, голова опущена. Она не подняла головы, когда отворилась дверь, и по-прежнему смотрела на алое покрывало. Непохоже было, что она скорбит, – скорее, мысли ее витали слишком далеко.

Брат стремительно подошел и встал рядом с нею – тонкий и стройный в своих черных одеждах, сверкающий какой-то яростной грацией, которая, казалось, распирала стены комнаты.

Он подошел к кровати и навис над ней. Некоторое время он смотрел на отца, затем коснулся мертвых рук, сложенных на алом покрывале. Постоял так, потом убрал руку. Взглянул на Ниниану. У нее за спиной, в тени, расположилась небольшая группа мужчин, женщин, слуг. Они переминались с ноги на ногу и перешептывались. В толпе стояли Маэл и Дуах – оба безмолвные, с сухими глазами. Был там и Диниас. Он поедал глазами Камлаха.

– Мне сказали, что это был несчастный случай, – произнес Камлах очень тихо, обращаясь к Ниниане. – Это правда?

Она не шелохнулась и ничего не ответила. Камлах подождал, потом раздраженно махнул рукой и обратился к тем, кто стоял у нее за спиной:

– Кто-нибудь, отвечайте! Это был несчастный случай?

Вперед выступил один из слуг короля, Мабон.

– Да, господин. Это правда.

Он облизнул губы, видимо, в нерешительности.

Камлах ощерился:

– Клянусь всеми дьяволами ада! Что с вами такое?

Тут он увидел, что все уставились на его правое бедро. Он опустил глаза. Там болтался его короткий кинжал без ножен. Лезвие было в крови по самую рукоятку. Камлах нетерпеливо и с отвращением фыркнул, выхватил кинжал и отшвырнул его. Тот пролетел по полу и со звоном ударился о стену. В наступившей тишине звук показался очень громким.

– Чья это кровь, по-вашему? – спросил он, все еще щерясь. – Всего-навсего оленья! Когда приехал гонец, мы как раз затравили оленя и находились в двенадцати милях отсюда – я и все мои люди.

Он уставился на них, словно ожидая, кто осмелится ему возразить.

Никто не шелохнулся.

– Ну же, Мабон! Гонец сказал, что он поскользнулся и упал. Как это вышло?

Мабон прокашлялся.

– По-глупому, сударь. Чистая случайность. Даже рядом никого не было. Это было в малом дворике, через который ходят в комнаты слуг. Там еще ступеньки все стерлись. Один из слуг, разнося масло и наливая его в лампы, пролил немного на ступеньки и пошел за тряпкой, чтобы подтереть, а тут как раз король вышел. Он очень торопился. Никто не думал, что он… окажется там в это время. Ну вот, господин, он, значит, поскользнулся, упал на спину и ударился головой о камень. Вот как оно вышло, господин. Люди это видели. Есть свидетели, которые могут подтвердить это под присягой.

19
{"b":"26261","o":1}