Несколько дней спустя кардинал Пикколомини, друг Борджа, был избран папой под именем Пия III; Эркуле д'Эсте тем не менее пишет Чезаре, находившемуся в Риме, самое что ни на есть любезное письмо, даже обещает ему помощь, чтобы он смог сохранить свои владения в Романье.
Колебания в политике ничуть не занимали Лукрецию, для нее была важнее даже самая ничтожная информация, доходившая до Феррары, даже слухи о последних минутах ее отца и его полном одиночестве. Когда папа скончался, прислуга, как и было положено по обычаю, разграбила личные апартаменты покойного и завладела окружавшими его драгоценными предметами.
В этой опустошенной комнате под наблюдением Бурхарда помощник ризничего приступил к посмертному туалету, надел на папу белую сутану и попытался обуть. Однако поскольку золотые кресты с туфель были содраны, он надел на него домашние бархатные туфли, совсем простые и потому никого не прельстившие. Комната была «подчищена» с такой тщательностью, что распорядитель церемоний напрасно пытался найти епископское кольцо, чтобы надеть его на палец понтифика. Человек, так любивший драгоценные камни, украшения и любые предметы, радовавшие глаз, был перенесен в покои Попугая, где лежал без единого кольца, великолепный и нищий. Лишь две свечи горели возле него. Затем его прах был переправлен в храм Святого Петра в окружении ста сорока факельщиков, пятидесяти конюших, а также друзей дома, приживалок и слуг и всего лишь четырех кардиналов.
Небрежность и беспорядок царили на похоронной церемонии: поскольку не было партитур, хор не смог спеть «Non intres in judicum» и взамен исполнил «Libera». Тело целиком не умещалось в слишком маленьком гробу, и «шесть носильщиков смяли митру, покрыли папу куском старого полотна и ударами кулаков затолкали его в похоронный ящик», — сообщает Бурхард, который, похоже, не слишком возмущен, поскольку слишком хорошо осведомлен о судьбе наследников святого Петра. Хорошими или плохими были они при жизни, после смерти они всегда были заброшены, о них никто не заботился посреди хаоса и грабежей. В полночь гроб покинул базилику, чтобы быть поставленным там, где погребли Алонсо Бишелье.
Вскоре начали распространяться слухи об отравлении папы. В качестве подтверждения ссылались на то, что лицо покойника быстро распухло и, как говорили, потеряло человеческий облик. «Он стал одутловатым и черным до того, что напоминал мавра; из его распухших толстых губ высовывался огромный язык», — сообщает тот же Бурхард. Но это не могло служить доказательством отравления. Однако эти подробности разжигали воображение толпы, которая охотно объясняла внезапные смерти знаменитых особ преступными причинами. Даже некоторые родственники Лукреции верили слухам. Франческо Мантуанский писал 22 сентября своей супруге Изабелле:
Когда папа был болен, он твердил: «Я иду. Это точно. Подожди еще немного». Знающие его тайну говорят, что во время конклава, собравшегося после смерти Иннокентия VIII, он заключил пакт с дьяволом, купив у него папство в обмен на свою душу. В момент его смерти возле его постели видели семь бесов. Когда он испустил дух, тело его начало разлагаться, а изо рта пошла пена, словно из чугунка на огне. Он был погребен без особенной пышности, поскольку никто не хотел к нему прикасаться. Словом, похороны его были такими жалкими, что похороны горбуньи, жены хромого из Мантуи, показались бы более достойными3.
Тревога Лукреции возрастала с каждым днем, тем более что ее сын Родриго и его опекун Франческо Борджа, кардинал Козенцы, отныне находились под защитой только одного ее брата. Чезаре, подцепивший лихорадку в тот же день, что и его отец, решительно настроился отстаивать свои интересы в этой драматической ситуации. Прежде всего он велит перевезти ducchetto[43] Бишелье, римского инфанта и еще несколько отпрысков Борджа, а также Ваноццу Каттанеи, Санчу Арагонскую и Доротею Караччоло на защищенную крепостной стеной территорию замка Святого Ангела. Затем, все еще больной и не имеющий сил встать, на носилках он перебирается в цитадель Непи, избежав, таким образом, столкновения с кардиналами-врагами его отца.
Джулиано делла Ровере, возвратившийся из долгого изгнания, и Асканио Сфорца, освобожденный французами, прибыли в Рим на конклав, а сеньоры, которых Чезаре изгнал при жизни отца, теперь возвращались в свои владения: Бальони — в Перуджу, Джан-Мария Варано — в Камерино, Гвидубальдо — в Урбино. Жители Урбино устроили настоящий праздник, народ встречал герцога Урбинского приветственными возгласами, дети с оливковыми ветвями кричали ему «Feltro!», высокородные дамы выходили на улицу, старики плакали от радости. «Казалось, что даже камни, — пишет Кастильоне, — радуются и поют от счастья!» Что касается Джованни Сфорца, первого мужа Лукреции, то его не могло не устроить окончание этого правления, он благодарит Франческо Мантуанского за то, что тот его информировал:
Высокочтимый брат мой, я благодарю за хорошую новость о печальном состоянии, в коем пребывает Валентинуа, которую Ваша Светлость подарили мне. Я получил от этого известия такую радость, что теперь надеюсь положить конец моим несчастьям. Я прошу вас оповестить меня о том, что вам удалось узнать об указанном Валентинуа, особенно не умер ли он. Тем самым вы доставили бы мне необыкновенную радость4.
Избрание нового папы, казалось, позволяло заключить перемирие. Оно давало возможность Чезаре вернуться в Рим с эскортом из двухсот пятидесяти всадников и трехсот пехотинцев. Затишье оказалось коротким, поскольку 18 октября новый глава Церкви отдал Богу душу. Людовик XII тогда бросил своего «кузена» и предложил князьям д'Эсте свою поддержку, чтобы добиться развода с Лукрецией, которая, утверждал он, на самом деле не является женой Альфонсо, поскольку брак этот был ему навязан (хотя сам король Франции способствовал его заключению). Д'Эсте отказались от этого предложения по двум причинам. Во-первых, Чезаре по-прежнему был могущественным, во-вторых, Эркуле и Альфонсо, как и прежде, были по-настоящему привязаны к дочери Александра VI.
Испытания сделали молодую герцогиню Феррарскую более прозорливой. Избрание Юлия II, заклятого врага ее отца, не предвещало спокойствия. Она знала, как ненавидит он их семью и что злоба его не станет меньше от того, что сейчас он оказался на вершине славы. Лучше ей поддержать брата, несмотря на то, что он заставил ее страдать, тем более что он фактически оставался единственным надежным защитником двух ее сыновей, Родриго и римского инфанта. Кроме того, чтобы помочь ему удержать государства, еще хранившие ему верность, она воспользовалась своими личными средствами и сумела завербовать тысячу пехотинцев и сто пятьдесят лучников под командованием испанца Педро Рамиреса. Необходимо было защитить Чезену и Имолу, которым угрожали солдаты Светлейшей республики. В свою очередь, предпочитая видеть Романью в руках Борджа, нежели в руках венецианцев, Эркуле д'Эсте по просьбе Лукреции отправил Пандольфо Колленуччо, чтобы он призвал население хранить верность Чезаре, к великому раздражению Большого Совета и дожа Леонардо Лоредана. Чезаре по-прежнему терроризировал сеньоров этих земель и хотел влиять на них через д'Эсте, чтобы держать в почтении Венецию.
Если в свое время Чезаре считался самым красивым мужчиной своего времени, то теперь это был просто мускулистый хищник с волосатым телом, его лицо было обезображено красными пятнами и прыщами. Таков был результат лечения, предписанного врачом Торелла, который, чтобы сбить температуру, обернул его еще трепещущими внутренностями мула, а затем окунул в чан с ледяной водой.
Несчастья, постигшие ее брата, и избрание Юлия II, о ком римляне говорили: «У нас есть папа лишь до полудня, после этого часа Его Святейшество пребывает в виноградниках Господа», — не предвещали ничего утешительного в будущем для детей Лукреции. После смерти Александра VI семейство Гаэтани вновь овладело Сермонетой, а Асканио Сфорца отвоевал Непи. Маленький герцог Бишелье, благодаря этому титулу находившийся под защитой Испании, не был уверен в своей безопасности. Знатные римские семейства вооружали свои войска, а испанцы, которым в свое время покровительствовал папа Борджа, опасаясь репрессий, покидали свои дворцы. Двери тюрем открывались, выпуская на свободу политических узников, равно как и обычных заключенных. На улицах каждый день находили и подбирали дюжины трупов. Ватикан был окружен баррикадами.
