Ханс улыбнулся:

ѕ Я всегда говорил, что он умен.

— И это еще одна причина, почему он решит пойти со мной. — Такаши протянул руку к Виктору. — Ты показал себя настоящим воином. Ты знал великие победы и великие поражения, но всегда стремился к новым высотам, через новые барьеры. И это то, что делает тебя самураем.

— Чушь, Такаши, — это делает его Дэвионом\ — Ханс тоже протянул руку к Виктору. — Идем со мной, сын. Доверься мне, я знаю, что для тебя лучше. Следуй за мной — и увидишь сам.

— Нет.

— Нет? — поразился Ханс.

— Он идет со мной! — просиял Такаши.

— Нет! — тряхнул головой Виктор. — Ни с кем из вас я не пойду.

Ханс сложил руки на груди:

— Одному тебе здесь не пройти.

Такаши согласно кивнул:

— Это не разрешено, никак не разрешено.

— Тогда я вернусь туда, где сам могу прокладывать себе путь.

Оба его собеседника рассмеялись, Ханс ласково улыбнулся.

— Сын, у тебя очень небольшой выбор путей. Ты всю жизнь шел путем Дэвиона, теперь немножко позаигрывал с путем Куриты. Другого выбора у тебя нет.

— Этого не может быть.

— Это так и есть, — улыбнулся Такаши.

Виктор, пораженный их согласием, прижал руку к горлу. Хотя он был наг, рука ощутила прохладную гладкость нефритовой подвески, которую подарил ему Кай.

Сун Ху-цзу. Кай подарил его мне как напоминание: всегда быть самим собой.

Виктор улыбнулся, увидев недовольную гримасу отца.

И я всегда должен быть самим собой.

Он откинул голову назад и засмеялся.

— Всю мою жизнь я держался установленных тобой правил, отец. Много раз говорил я людям, что превзошел бы тебя, если бы они только мне дали, но не люди держали меня. Ты меня держал, отец.

Глаза Ханса сверкнули гневом.

— Я никогда не держал тебя!

— Не ты, но твой образ. — Виктор молящим жестом вытянул руки к отцу. — Ты был мне хорошим отцом, лучше я и желать не мог, но ты страшил меня и подавлял, сильно подавлял. Я в сравнении с тобой — ничто, но лишь потому, что время мое другое, и задачи у меня другие. И каждый раз, когда я собирался сделать что-нибудь, что превзойдет твои деяния, затмит их, я колебался, потому что превзойти тебя — значит принизить твой образ. Когда я вырастал, когда отодвигался от тебя все дальше по времени, по опыту пережитого, все меньше и меньше становилось тебя в моей жизни, а я никогда не хотел тебя терять.

Виктор повернулся к Такаши Курите;

— И то же было с тобой. Ты был неумолимым, неодолимым врагом. Ты был проклятием моего отца, но я не успел испытать себя в борьбе с тобой, потому что ты умер! Твоя смерть ограбила меня, лишила возможности доказать, что я равен тебе и даже превосхожу тебя. Теперь, узнав твоего сына и внука, узнав твою внучку, я стал сильнее и лучше, но ты остался присутствовать, твой призрак выступает из всех стен. Всегда остается вопрос, одобрил бы ты или нет то, что я сделал, что сделал твой сын и твои внуки, и ответа на этот вопрос не будет никогда.

Такаши презрительно отмахнулся от этих слов.

— Твой страх потери, твое желание знать, что мы могли бы подумать, — вот что держит тебя. Трудность не в нас, она в тебе.

— О, с этим я соглашусь, ибо я знаю, почему вижу вас такими, как сейчас. — Виктор показал на отца. — Ты — Ханс Дэвион из легенд, человек, который отхватил половину Конфедерации Капеллы как свадебный подарок для своей невесты. А ты, Такаши Курита, ты — образ на своем надгробье. Ты в том возрасте, когда наследовал своему убитому отцу и начал реформы, чтобы облегчить бремя страданий своего народа. Вы оба здесь в виде тех легенд, которыми вы стали. И я тоже на этом пути. Да, теперь я понял, дело не во мне и не в том, кто я есть. Я — это я, и так оно останется до моей смерти. Через пять, десять, пятнадцать или пятьдесят лет никто не будет знать истинного меня, или тебя, или тебя. Забудется, какие мы были, и будут помнить и судить лишь то, что мы сделали. Оттого, что я жил, — лучше или хуже стала Внутренняя Сфера? Мне хочется думать, что она станет лучше, но для этого я еще многое должен сделать. — Виктор сжал кулаки: — Вот почему я не пойду ни с кем из вас. Я возвращаюсь. Я не стану умирать.

Ханс коротко рассмеялся:

— Это ты хорошо сказал, но ты не знаешь пути обратно.

Виктор снова коснулся нефритового божка.

— Я — нет, но он знает.

Тут рассмеялся Такаши:

— Эта штука тебе не поможет.

— Еще как поможет. — Виктор потер божка и ощутил, что от камня исходит тепло. Обезьянка выросла, отпустила кожаный ремешок, на котором висела у Виктора на шее. — Понимаешь, раз все это — в моем воображении, я могу вообразить, что Сун Ху-цзу меня отсюда выведет. А если я действительно в царстве сверхъестественного и стою у врат смерти — что ж, он обманул Йен-ло-ванга и освободил его народ от власти Царя Мертвых. Так что я и здесь не прогадываю.

Такаши угрюмо кивнул Хансу:

— А он и в самом деле умен.

— Ему это пригодится.

Виктор улыбнулся и взял нефритовую обезьянку за руку.

— Я не могу и не буду беспокоиться о том, что вы подумаете или что скажут другие о моих делах. Я должен остаться верен себе и верен тому, что считаю правильным. Поступить иначе — значит отступиться от самого себя, а это я решительно отказываюсь делать.

Кай Аллард-Ляо поднял глаза на Виктора. Шея затекла от спанья в кресле, но от более удобного ложа он отказался. Он не хотел покидать Виктора.

Сидевшая по другую сторону кровати Оми поглядела на него и улыбнулась:

— Ты слышал?

Кай кивнул и встал. У Виктора задрожали веки, потом открылись глаза.

— Спокойней, Виктор, времени у тебя много.

Оми взяла Виктора за руки и крепко сжала. У нее по лицу текли слезы, а у Кая у самого застрял ком в горле.

Виктор кашлянул и вздрогнул от боли, потом заставил себя улыбнуться. Грудь его несколько раз поднялась и опустилась, кожа натянулась под бинтами, и принц попытался что-то сказать, но мешала кислородная маска.

— Что? — Кай наклонился поближе.

— Любовь. Платишь. Болью.

Кай стал смеяться.

— Виктор, не надо. Ты был у порога смерти.

— За. — Виктор медленно облизнул потрескавшиеся губы. — Вернулся.

— Да уж. — Кай поглядел на Оми. — Он поправится.

— Хай, — тихо шепнула она. Наклонившись, Оми погладила Виктора по щеке. — Доктора говорят, что скоро ты уже встанешь.

— Отлично. — Голос Виктора стал чуть громче. — Смерть победили. — Взгляд стал острее. — На очереди… Ягуары.

Дворец Святилища Безмятежности

Имперская столица

Люсьен

Военный округ Пешт

Синдикат Дракона

7 января 3059 года

Господи Боже, дай мне силы это вынести.

Виктор Дэвион закрыл глаза, открыл снова и заставил свое тело не так качаться. Прошло двое суток после боя, и он снова оказался в саду, одетый в ту же одежду, опоясанный тем же мечом. Это не было дежа-вю, в основном потому, что растворы и обезболивающие, которыми его накачали, вызывали какое-то чувство отстраненности, зато он почему-то чувствовал себя преступником, вернувшимся на место преступления.

Голос Кая прозвучал прямо в правом ухе — у Виктора был миниатюрный наушник и микрофон.

— Виктор, ты здесь?

Принц приоткрыл рот, чтобы ответить без голоса. Микрофон воспримет звук прямо из евстахиевой трубы, и это очень хорошо, поскольку Виктор был совсем не уверен, что у него хватит дыхания даже на шепот.

— Я здесь, Кай.

— Как ты себя чувствуешь? Не холодно?

На эти два вопроса Виктор сразу ответить не мог. Он был завернут в окровавленное кимоно, и правый бок вместе с правой рукой были голыми. Раны были покрыты очень малыми повязками и окрашены в белый цвет, чтобы крови не было видно. Кимоно скрывало распухший левый локоть. Снимки показали волосяной перелом локтевой кости. Во дворце осталась повязка, которую Виктору полагалось носить — она не подходила к пьесе, что разыгрывалась сейчас в саду.