Литмир - Электронная Библиотека
A
A
* * *

Чтобы как-то убить время, Софи и Сэм решили на остаток дня превратиться в туристов и осмотреть главную марсельскую достопримечательность. Базилика Нотр-Дам-де-ла-Гард, известная также как церковь Пресвятой Богородицы, возвышается над городом и увенчана тридцатифутовой позолоченной статуей Богородицы с младенцем. Внутри храниться удивительная коллекция жертвоприношений. Несколько веков их несут сюда рыбаки и моряки, чудом спасшиеся от смерти в море. Среди этих даров встречаются самые разнообразные: мраморные таблички с надписями, мозаики, коллажи, модели судов, картины, спасательные жилеты, флаги, статуэтки и многое другое — все стены базилики покрыты ими. Во всех так или иначе выражена благодарность за спасение, иногда очень просто: «Merci, Bonne Мère».[61]

Софи эта коллекция благодарственных даров показалась очень трогательной, но Сэму, чей мореплавательский опыт был коротким и тошнотворным, она только напомнила о его глубоком недоверии ко всем средствам передвижения по воде. Они являлись не только тесными, мокрыми и неудобными, но еще и постоянно самым неприятным образом раскачивались, а порой и тонули. Вглядевшись в особо натуралистичное изображение трехмачтового парусника, готовящегося опрокинуться на высокой волне, он заявил Софи:

— Лучше я подожду вас снаружи. Боюсь, что здесь у меня начнется морская болезнь.

После церковного полумрака ему потребовалась пара минут, чтобы привыкнуть к ослепительному солнечному свету, и еще несколько, чтобы по достоинству оценить красоту развернувшейся перед ним картины. Хотя в Марселе они уже успели наглядеться на роскошные открыточные виды из своего отеля и из гостиной дворца Фаро, панорама города, открывающаяся от базилики, впечатляла: на севере — Старый порт и исторический квартал Ле Паньер, на западе — элегантные виллы XIX века и пляжи Прадо, а на юге — рябь красных черепичных крыш, спускающаяся до самой золотой ряби моря. Сэм как раз размышлял о том, заглядывает ли сюда Ребуль, чтобы сравнить этот вид со своим, когда у него в кармане зазвонил телефон.

— Сэм, вы где? — нетерпеливо спросил Филипп.

— На верхушке мира. У большой церкви с видом.

— Возвращайтесь скорее в отель. Надо поговорить.

— Что случилось?

— Звонил Гроссо. Он нашел отпечатки Рота на трех магнумах. Говорит, сомнения нет: стопроцентное совпадение.

Сэм не вполне понимал, радует или огорчает его эта новость. Софи, как выяснилось в такси, тоже испытывала смешанные чувства. Зато в отеле их ждал человек, которому все сомнения были чужды. Филипп удобно устроился за столиком в углу бара; перед ним стояли три высоких бокала и ведерко со льдом. Золотая фольга на горлышке бутылки недвусмысленно свидетельствовала о том, что в ней шампанское.

При виде их Филипп вскочил с диванчика, улыбаясь во весь рот и широко раскинув руки:

— Итак, mes chers,[62] мы раскрыли это дело! Доказательства у нас в кармане. — Наклонившись, он бережно разлил шампанское, поднял свой бокал и объявил: — Поздравляю нас всех. Ну и сюрприз ждет Ребуля, а? Кстати, забыл вам сказать, у меня есть знакомый в аэропорту, так вот он обещал выяснить, что именно привез его самолет из Калифорнии. Забавно, как одно цепляется за другое, и вдруг — бах! — все покровы сдернуты и тайны раскрыты.

Сэм задумчиво пригубил шампанское.

— Что меня беспокоит, — признался он, — так это отсутствие мотивов. Если есть на свете человек, который имеет все, что хочет, так это Ребуль. Успех, деньги, слава, практически бесконечный приток девушек, собственный дворец, собственная яхта, собственный самолет и, видит Бог, вина столько, что его никак не выпить до конца жизни. — Он помолчал и заглянул в глаза Филиппу. — Зачем он это сделал? Зачем было рисковать?

— Но, Сэм, — покачал головой журналист, — вы просто не понимаете французов.

За последние несколько дней Сэму уже не первый раз указывали на этот пробел в его образовании.

— Да, Софи мне уже говорила. И что?

— Не забывайте, — продолжал Филипп, — что Никола Шовен был французом. Это мы изобрели шовинизм! Некоторые, правда, принимают его за высокомерие. — Филипп подвигал бровями, словно недоумевая, как подобная мысль о его соотечественниках могла прийти в чью-нибудь голову. — Мы страстно любим свою страну, свою культуру, свою кухню и свое patrimoine.[63] И мало кто относится ко всему этому так ревниво, как Ребуль. Бог ты мой, да он даже налоги платит во Франции! Вы же читали его досье. Он постоянно разглагольствует об ужасах глобализации, о размывании французских ценностей, о варварской распродаже за границу национального достояния — предприятий, домов, земель и, bien sûr,[64] вина. Он наверняка прочитал ту статью о коллекции Рота, а мысль о том, что лучшие вина Бордо, premier cru, томятся в каком-то подвале в Голливуде — подумайте только, в Голливуде! — ему как кость в горле. А кроме того, нельзя забывать и еще об одном факторе, очень важном — это спортивный интерес.

Филипп покивал сам себе и поднес к губам бокал. Софи и Сэм удивленно смотрели на него.

— Ну, если мысль о краже из чисто патриотических побуждений я с трудом, но могу принять, — пожал плечами Сэм, — то при чем здесь спорт, абсолютно не понимаю. Я еще чего-то не знаю о французах?

Филипп удобно устроился в кресле и стал похож на профессора, вразумляющего способного, но нерадивого студента.

— Нет, на этот раз дело не в том, что он француз, а в том, что он богат. Понимаете, после того как человек много лет живет в богатстве, он начинает искренне верить в то, что ему все позволено. Он может осуществить все свои самые причудливые мечты. Может ничего не опасаться. В конце концов, если что-то пойдет не так, он всегда откупится. — Филипп переводил взгляд с Софи на Сэма, наблюдая за их реакцией. — Надеюсь, вы оба согласитесь, что так оно и есть. Это касается всех миллиардеров. Теперь перейдем конкретно к Ребулю.

Компания молодых бизнесменов — короткие стрижки, темные костюмы, массивные часы — вошла в бар и устроилась за соседним столиком. Филипп понизил голос и наклонился поближе к собеседникам.

— Империя Ребуля работает как хорошо отлаженный механизм. Ключевые посты занимают люди, которых он знает много лет, которым доверяет и очень хорошо платит. А чем же заняться самому Ребулю? Ну, иногда он посещает совещания правления, просто чтобы быть в курсе дела, заводит и поддерживает полезные знакомства, дает интервью, иногда устраивает у себя парадные обеды. Для развлечения у него есть яхта и футбольная команда. Но во всем этом нет ни капли азарта. Он уже все сделал, все доказал, всех победил. И ему стало скучно. Я в этом убежден.

Сэм согласно кивал. В Калифорнии он знавал нескольких миллиардеров с теми же проблемами. Некоторые из них, более счастливые, находят себе какое-нибудь развлечение вроде регаты «Кубок Америки»; другие лихорадочно скупают компании или меняют жен; и часто и те и другие кажутся странно неуверенными и не слишком счастливыми. Страдают ли они от скуки? Вполне возможно.

Филипп продолжил еще тише:

— Итак, у нас есть человек с неограниченными средствами, человек, имеющий кучу свободного времени и постоянно твердящий, что обожает Францию и все французское. Что может быть приятнее для такого человека, чем спланировать и воплотить в жизнь забавный проект: возвращение национальных сокровищ на родину? А потом, возможно, пригласить на обед своего друга, префекта полиции, и угостить того краденым вином. Вот это спорт. Вот это азарт. Voilà.

Филипп потер руки и потянулся за бутылкой.

Сэм не мог не признать, что он слыхал о преступлениях, совершенных по столь же эксцентричным мотивам. Честно говоря, он и сам в свое время совершил пару таких.

вернуться

61

Спасибо, Пресвятая Богородица (фр.).

вернуться

62

Мои дорогие (фр.).

вернуться

63

Наследие (фр.).

вернуться

64

Разумеется (фр.).

31
{"b":"262238","o":1}