В голосе Цыганка чувствовалось что-то затаенное, невысказанное. И Громов спросил:

— Значит, вы ей не нравитесь?

— Рост не тот. Стараюсь обхождением да речами обратить на себя внимание. Пока, результат— нуль. У Саньки фигура генеральская, видная. А что поделаешь: такая уж нация, эти девушки. Им фигуру покажи, плечи, грудь и нос римский. Ничего, будут и у меня мускулы, наш доктор крепко берется. Спринтер, говорит, из меня получится. Я не против, стараюсь, может быть, и в самом деле получится. — Цыганок вдруг присмирел, поджал губы, потом задумчиво сказал: — Вы, товарищ командир полка, не о такой скуке меня спрашиваете. Думаете, я не догадался? По правде говоря, совсем нетрудно выполнить такое обязательство, которое, например, я взял. Имею девять классов образования, а что в этом затворе мудреного? На средних скоростях изучу. Мне бы что-нибудь потруднее, где мозгами надо шевелить до десятого пота. В инструментальной разведке мое место. Там геометрия: синусы, косинусы, градусы.

«Да ведь это то, что надо, — чуть не вскрикнул Громов. — Ты уж не так плох. Цыганок, догадлив».

— Пойдете? — спросил Громов и, не дожидаясь ответа, начал рассказывать о всех прелестях работы с артиллерийскими приборами, о тех знаниях, которые солдат может приобрести.

Цыганок считал солдат инструментальной разведки самыми счастливыми в полку людьми. «Никаких тяжелых банников и станин, с приборчиками имеют дело. Интеллигенция. При таком положении три года службы пролетят, как одна неделя», — завидовал Цыганок разведчикам, когда видел, как они колдуют у приборов и на планшетах. Теперь вот ему предлагают, и кто — сам командир полка! Цыганок весь просиял:

— Пойду, хоть сегодня, товарищ подполковник! По геометрии я всегда получал пятерки. А преподаватель у нас в школе был прижимистый старик, Сидор Парамонович, ужасный скряга на хорошие отметки, но меня щадил. Цыганок, бывало, говорил он, не могу я вам поставить четверку, совесть не позволяет. И писал в классном журнале «отлично». Готов пойти в дальномерщики, товарищ подполковник.

— Нет, идти не надо, — сказал Громов. — Вы останетесь замковым, но будете осваивать вторую профессию в дополнительное время.

Цыганок сразу скис.

— Пожалуй, сил не хватит, — прошептал он.

—. У вас? Сил не хватит? — Громов улыбнулся: — Не верю. Вы только с виду маленький, а духом — богатырь! Вы понимаете, солдат, имеющий две профессии, — это настоящий солдат! Перед таким бойцом враг вдвойне сробеет.

— Может быть, товарищ подполковник, он и сробеет, но мне-то сейчас за двоих служить, за двоих работать... Дам слово — потом не сдержу, — продолжал упираться Цыганок.

Но тут он заметил, что подполковник посматривает под стеллаж. Цыганок поджал ноги так, чтобы Громов не видел сапог. Командир полка вновь начал говорить о тех знаниях, которые получит Цыганок, осваивая вторую специальность, о том, что эти знания пригодятся Цыганку и после службы. Цыганок уже не мог сидеть скорчившись, но и боялся выпрямить ноги.

— Согласен я, товарищ подполковник, — сказал Цыганок, полагая, что Громов сейчас же уйдет, так и не напомнив ему о сапогах.

Но командир полка вдруг предложил ему разобрать затвор. Пришлось встать. Руки у Цыганка тряслись, на лбу выступила испарина. В душе он нещадно ругал себя за то, что как следует не подумал о последствиях с этими сапогами, ругал колхозных девчат, ругал и тех, кто придумал увольнение солдат из расположения части.

— Подходяще знаете технику, — похвалил Громов и, неожиданно для Цыганка, подав ему руку, ушел, не сказав больше ни слова.

«Нет, они мне житья не дадут», — с горечью подумал Цыганок о сапогах. Он прибежал в казарму, разыскал Рыбалко. Старшина был в ленинской комнате. Рядом с ним сидел Волошин с книгой в руках.

— Пашенька, ты выйди, мне надо с глазу на глаз сказать товарищу старшине два слова.

— Это что еще за фокусы? — удивился Рыбалко. — Я занят, подождите. Читайте дальше, товарищ Волошин.

Павел хрипловатым голосом продолжал:

— «Вокруг планеты Марс вращаются два загадочных спутника: Фобос и Деймос...»

— Товарищ старшина, на одну минутку, — умоляюще произнес Цыганок.

— Говорите здесь, — сказал Рыбалко, но тут же поднялся. — Пойдемте в коридор.

Они вышли. Цыганок, выставив вперед правую ногу, ткнул пальцем в сапог:

— Не годится, товарищ старшина. Носить не могу.

— Жмут? Где? — удивился Рыбалко.

— Скрозь и даже тут, — стукнул Цыганок себя по груди. — Прошу, верните мне прежние сапоги, они ведь еще добрые, я их почищу, в них очень удобно бегать. Верните...

Старшина насторожился: он готов был услышать от Цыганка все, но только не это. Плотнее прикрыл дверь ленинской комнаты и, повернувшись, сказал:

— Ну, что дальше?

— Все.

— Ага... Так-так. — Рыбалко был убежден, что Цыганок хитрит, это такой парень, держи с ним ухо востро — что-то замыслил. — Кругом! — скомандовал старшина. — Прямо в раздевалку, снять шинель и явиться к командиру орудия, шагом... марш!

«Ну и салага! — глядя вслед Цыганку, рассуждал Рыбалко. — Не знает порядка обращения к старшим. А пора бы уже знать, пора. Артист...»

Возле штаба Громов встретил Бородина. Секретарь партийной организации предложил вместе заглянуть в помещение винтовочного полигона. Громов был еще под впечатлением разговора с Цыганком — солдат заставил его поразмыслить о соревновании, о порядке увольнения, о связях с подшефным колхозом, думалось и о том, как и что сказать на совещании офицерского состава. Хотелось поговорить с начальником штаба, с лейтенантом Узловым. С полковником Сизовым он успел переброситься двумя-тремя фразами в первом дивизионе, где начальник штаба инструктировал офицерский состав: Громов не стал отвлекать его от работы. Узлов тоже присутствовал на инструктаже, и его не стал беспокоить. Теперь они освободились, и начштаба, наверное, на месте...

Со стороны винтовочного полигона донеслось несколько выстрелов.

Бородин сказал:

— Лейтенант Шахов уже там. Могу вам, Сергей Петрович, открыть одну тайну. Полковник Водолазов официально отклонил предложение Шахова, но разрешил потихоньку, так, чтобы мало кто знал, экспериментировать под видом дополнительных занятий. Вот мы и работаем... Посмотрите, теперь ведь все зависит от вас.

Саженный лист бумаги, разбитый на мелкие квадраты и испещренный знаками ориентиров, поразил воображение Громова. Шахов нажал на кнопку, лист медленно пополз книзу, но через мгновение возникло впечатление: движется не бумага с нанесенной на нее местностью, а закрепленный на проволоке макетик танка. Шахов передал координаты цели на огневую позицию. Тотчас же с надсадным звоном грохнуло два выстрела. В микрофоне прозвучал доклад разведчика:

— Цель поражена!

— Повторите, — заинтересовался Громов, еще не веря, что за такое короткое время можно осуществить довольно сложную операцию, и, главное, без прицельного выстрела. Он взял бинокль и, отыскав на местности цель, затаил дыхание, с волнением ожидая команды. За спиной зашуршал планшет. Лейтенант назвал номер ориентира. Опять прогрохотали выстрелы, но цель — это была ракетная установка — продолжала мчаться по песчаным холмам. Громов уже хотел опустить бинокль и произнести: «Так не годится», как Шахов крикнул:

— Квадрат три! Основное — огонь!

Фонтанчики песка вздыбили цель, и она, клюнув носом, сползла в овражек.

— Чертовски здорово! — удивился Громов и сказал Шахову: — В поле, в настоящем бою получится?

— Стараемся, товарищ подполковник, чтобы получилось, — ответил Шахов и попросил разрешения объявить перерыв.

На командный пункт поднялись по скрипучей деревянной лесенке старшина Рыбалко, стрелявший из первого орудия, сержант Петрищев, уничтоживший вторую цель, ефрейтор Околицын, выполнявший обязанности разведчика. Громов уже знал этих людей как лучших мастеров артиллерийского огня в полку. «Конечно, такие не подведут и в бою. Но ведь не все же так подготовлены? К тому же это ведь не рассчитано на нашу перспективу, а полезно и нужно для ствольной артиллерии», — рассудил он.