– Ты что-то скрываешь? Там, дома, тебя никто не ждет?

– Нет, – коротко бросил Давид. – Это не совсем так, – добавил он после паузы. – Мне пришлось поместить мать в дом престарелых, прежде чем уехать сюда. Болезнь Паркинсона, но она еще в хорошей форме. Это было непростое решение. Моя единственная сестра замужем за австралийцем. Мы уже четыре года не виделись. Я пытался найти работу где-нибудь поближе к ней, но потом подвернулось это предложение.

Иен посмотрел на него, прищурив глаза и склонив голову набок:

– Вот это я и имел в виду. Почему?

Ну вот, опять! Если бы только он мог оставить все свои тайны при себе! Если бы было возможно, он никогда больше не возвращался бы к этой теме. Ему нужно забыть то, что произошло, если он хочет нормально жить и работать.

– Мне было скучно, хотелось перемен, – ответил Давид притворно-беззаботным тоном. – Я только окончил учебу и не хотел начинать хирургическую практику, которая привяжет меня к одному месту лет на тридцать.

– Вот как? Странный выбор места работы, – продолжал гнуть свое Брэннаган, всматриваясь в собеседника сквозь сигаретный дым. – Я читал твое резюме. Очень впечатляет. Ты мог бы многого добиться.

Давид устало кивнул. Его оправдания звучали неубедительно.

– О Боже! – вздохнул Брэннаган, стараясь казаться еще пьянее, чем он был на самом деле. – Сколько там времени? – Он взглянул на отсутствующие на руке часы. – Я так полагаю, ты завтра въезжаешь в свой трейлер. Подозреваю, там не убиралось с тех пор, как уехал Одент, а у него были довольно странные привычки; как-нибудь потом я тебе расскажу о них. Тебе лучше самому вычистить его, так надежнее. – Он слегка отклонился назад на стуле и залпом допил остатки пива. – Я тебе вот что скажу. Ты не обязан вселяться туда только потому, что Хогг называет его «трейлером временных врачей». Просто он прикарманивает себе средства за проживание в нем, потому что эта чертова штуковина – его собственность. – Иен ехидно засмеялся, потом хлопнул Давида по плечу. – Если трейлер тебе не понравится, так ему и скажи. Хорошо?

– Все понял. – Давид быстро поднялся. С него довольно.

– Нет, старина, позволь мне. – Иен закрыл бумажник Давида и похлопал себя по карманам в поисках своего. – Ты здесь новичок. Это за счет клиники.

У Давида болели все кости, все мускулы. Голова кружилась, грудь сдавливало. Комбинация из последствий перелета, изменений в атмосфере, общей перегрузки плюс слишком большое количество сладкого вина и пива. Ему вдруг нестерпимо захотелось лечь.

– Чтобы завтра был вовремя и бодрым как огурчик, мой друг. – Брэннаган с шумом отодвинул стул и встал. – Хогг безнадежен как менеджер, но он помешан на пунктуальности. Да и наша «начальница», как ты уже заметил, тоже.

Распрощавшись с Иеном, Давид отправился на поиски лестницы, ведущей в безопасное укрытие комнаты. Там он нашел халат, пересек холл и отправился в ванную. Через несколько минут погрузился в воду по шею и задремал. Проснулся Давид, когда вода совсем остыла и он основательно продрог. Внизу было тихо: вероятно, бар закрылся. Он понятия не имел, сколько было времени. Давид выбрался из ванны, вытерся выцветшим желтым полотенцем, накинул халат и пошел в комнату. В узком коридоре он столкнулся с темноволосой официанткой.

– Привет, Давид, – произнесла она, разглядывая его неплотно запахнутый халат.

– Добрый вечер, – ответил он.

– Не хочешь… выпить перед сном? Могу принести прямо в комнату.

Давид глядел на нее, потеряв дар речи. Было ли это то, что он подумал? «Многие женщины будут не прочь…» Не об этом ли говорила его проницательная знакомая таксистка? А они не теряют времени даром…

– Спасибо, э… Бренда. Ничего не нужно, но все равно спасибо. – Он побоялся, что выглядит слишком наивным. Она была очень сексуальная, но вот так… прямо сегодня?

– Ты уверен? – улыбнулась Бренда.

– Ага… Да, – ответил он.

– Хорошо, – она легкомысленно пожала плечами, давая понять, что не обижена отказом. – Хорошо, тогда спокойной ночи. – Она резко развернулась и, повиливая задом, пошла прочь от него по коридору. Он зачарованно смотрел ей вслед.

За стеной раздавались ритмичные толчки и скрип кровати. Он чувствовал, как вибрация проходила по всей спине, до самого черепа. В то же время кто-то злыми резкими ударами колотил по голове небольшим молотком. Он проснулся и резко сел на кровати, оглядываясь по сторонам в темноте. Кажется, никого. Но толчки и удары продолжались с еще большей скоростью и силой. Вдруг все прекратилось и послышался тихий стон. Давид прислушивался, пытаясь определить источник звука. До него донесся разговор и смех.

Черт. Стена, отделявшая его от совокуплявшейся пары, была толщиной с перегородку шкафа, и кровать стояла впритык к их кровати. Спустя несколько минут тихий разговор стих и его соседи, похоже, заснули. Он слышал звук их дыхания и даже, казалось, чувствовал легкое дуновение. Выбравшись из кровати, он поглядел на стену. Даже слегка постучал по ней в нескольких местах – стена прогибалась. Действительно, фанера. Один из любовников ударил в стену кулаком. Стена угрожающе задрожала.

– Ради Бога, – послышался хриплый мужской голос, – люди тут пытаются поспать!

– Вот именно, – тихо ответил Давид.

Он постарался снова поудобнее улечься на бугристом матрасе. Под его голым задом явно были камешки. Он попытался их нащупать. Это были какие-то комочки, возможно, даже грязь – наверное, кто-то не удосужился снять ботинки, прежде чем улечься. Грязный трейлер доктора Хогга точно не мог быть хуже, что бы его предшественник, «мсье доктор Одент», там ни сотворил. Один из соседей пукнул. Давид фыркнул и повернулся к ним спиной, подтянув колени, лег в позу эмбриона, чтобы больше его ничего не беспокоило. Он крепко спал какое-то время, потом снова проснулся.

Это произошло ровно семь месяцев назад, день в день. Даже теперь он помнил бесчисленное количество текилы, которое он влил в себя, смешав с тройной порцией «Джека Дэниелса» и несколькими пинтами пива. Джерри и Филипп, его преуспевающие коллеги в Бристоле, организовали попойку в его честь. Вечеринка посвящалась празднованию его тридцатидвухлетия, но главным образом тому, что он окончил обучение и был готов занять место врача-консультанта. Он лег спать в пять утра, радуясь, что заранее взял выходной в счет будущего отпуска.

Телефон зазвонил в семь.

– Вудрафф, – это был старший консультант Бриггс. – Я не нахожу вас ни в одном списке.

– А?… Да, у меня выходной.

– Неважно. Я хочу попросить вас об одолжении.

Как только он положил трубку, появилось какое-то дурное предчувствие, как будто то огромное количество спиртного, которое он поглотил, нарушило что-то в мозгу и открыло его шестое чувство. Если бы тогда он перезвонил тому ублюдку и отказался выполнять поручение, объяснив, что все еще пьян, или придумав что-нибудь еще! Вместо этого он, шатаясь, пошел в душ, принял парацетамол, почистил зубы, выпил растворимого кофе, натянул наименее грязную рубашку, какую смог найти, какие-то спортивные штаны и поехал на машине – да, еще и сел за руль! – в больницу. «Какого черта, – успокаивал он себя, – многие так делают: накачиваются спиртным; а на следующий день идут на работу!» Врачи-интерны были известны своими попойками, которые являлись чем-то вроде компенсации за безжалостный график работы, выматывающую ответственность и нескончаемые часы подготовки к экзаменам.

Он прошел прямо в палату, чтобы увидеть маленького мальчика, Дерека Роуза, и его маму, которая заметила и его красные глаза, и несвежее дыхание. Но ему не нужно было производить на нее впечатление. Шэрон Роуз, небогатая мать-одиночка, немного старше двадцати, в потертых джинсах и дешевой куртке, судя по нервным желтоватым пальцам, страшно хотела курить. Она была из тех несчастных женщин, которые уверены, что доктора, эти мужчины и женщины в белых халатах, всемогущи, что с их мнением нельзя спорить, поскольку они не могут ошибаться. Он сильно жалел, что тогда не поговорил с ней начистоту, не сказал, что он не в лучшей форме, чтобы оперировать ее сына. Но Бриггс наводил на него страх и отметал все его сомнения; предполагалось, что Давид – уже полностью состоялся как хирург-педиатр и мог начинать работать врачом-консультантом, и рекомендации Бриггса были для него чрезвычайно важны.