Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Какой меж нами уговор? — развел руками дед. — Не по одной земле ходим, иными небесами укрыты, воздух в нутрях, и тот разный. Пути-дороженьки у нас разные, ходим да не пересечемся: они — своей Пармой, а мы — святым бором!

Савва растеряно смотрел то на старика, то на мальчика и нерешительно спросил:

— Так вы язычниками будете, а сия земля — святилище идольское?

— Экого ты, Петруша, дурня привел! — старик переглянулся с пастушком и рассмеялся. — А еще сказывал, по грамоте учен, да вельми сведущ!

— Так объясните, кто вы такие, сколь вас и почто, как тати, по лесам хоронитесь? Беглые что ль да опальные, али из полона сюда бежавшие?

— Ты не подумай чего, дядька Савва, — встрял в разговор пастушок. — Русские мы, во Христа крещенные. Только другие, тайные.

— Помолчи, Петруша, — остановил мальчика старик. — Ежели человек на двух ногах хромает, на трех пуще хромать станет.

Старик вытащил из-за пояса топор и, делая насечку на цветущей березе, сказал:

— Чем попусту балякать, лучше отворим вежды. Поживет человече, походит, посмотрит, авось и чего и уразумеет.

Затем, собрав молодыми листьями наполнившуюся влагой подсочку, пережевал их в густую кашицу и принялся намазывать ею глаза растерявшегося от происходящего Снегова.

— Тако, родимой, лучше, — приговаривал старик, втирая в виски послушника пахнущую весной зелень. — Не вопрошай, да не противься, опосля самому лучше и будет!

Глаза защипало, обжигая так, слово в них плеснули кипящей водою, голова пошла кругом, к горлу подкатилась дурманящая тошнота.

— Ты чего творишь, дед! — завопил Снегов. — Выжег, выжег окаянный глаза!

Оцепенение прошло, сменяясь ярым гневом: Савва попытался схватить Тишку, но тот, извиваясь, выскользнул из рук, словно рыба, безмолвно растворяясь в лесной чащобе. Снегов тер слезящиеся глаза рукавами, но жжение не проходило, вдавливая очи вглубь, разрывая, выворачивая наизнанку блуждавшие в голове мысли.

Вскоре боль улеглась и, перестав слезиться, глаза наполнились удивительно теплым, идущим от деревьев светом, согревающими лучиками-дугами ветвей, ноги шли по щекочущей мерцающей траве.

— Диво предивное! — восхитился Савва. — Словно босоногий сапогами траву чую!

Он огляделся вокруг: вот на деревьях светятся золотом отметины, оставленные рогами лосей, а вот зарубки кабаньих клыков цвета тяжелой глинистой земли. Еще по ветвям кустов алые всполохи — здесь прошла волчья пара: молодая, счастливая, сытая.

Сломя голову бросился Савва вперед, едва касаясь ногами по мягким световым волнам, как тут же столкнулся с медленно бредущим по звериной тропе огромным медведем. Испугавшись, зверь, что было сил, взревел и, поднявшись на задние лапы, обрушился на Савву…

***

Над головой качаются еловые лапы, через которые едва пробиваются искрящиеся лучи. Тихо. Слышно, как в вышине звенят крылья у кружащихся комаров, да шелестят в не перепревших за зиму листьях мыши.

От земли тянет влагой, пахнет мхом и едва уловимым ароматом фиолетовых цветков сон-травы, оказавшихся случайной подушкою непрошеному гостю.

«Птицы… почему перестали петь птицы? — Савва вспомнил утреннее многоголосие., вдруг для него истаявшее. — Дурно, когда птицы умолкают разом, смертный знак…»

Над головой послышался хруст треснувшей мертвой ветки. Крру, крру, крру… Черное пятно обрело очертания, блеснуло хищным клювом, и принялось рассматривать неподвижно лежавшего человека внимательными умными глазами.

«Ворон! Чует, что помру скоро…» — к горлу подкатился комок отчаянья и обиды.

Крру, крро, крро… ворон сорвался с ветки и, покружившись над Снеговым, опустился подле него. От резкого взмаха крыльев полетели сухие еловые иглы, осыпая мертвою хвоей с ног до головы. В лицо дохнул пряный аромат леса и прелой, не просохшей земли.

«Стало быть, вот как пахнет моя смертушка. Напоследок, хоть знамением крестным осенюсь…» — Савва потянул руку ко лбу, затем к груди…

Ворон расправил крылья и пронзительно закричал, торжествующе, победно, без хищной ярости и злости, подобно существу, имеющему власть над чужою судьбой.

Солнце, золотое солнце скрылось за облаками, накрывающими поляну тяжелым безмолвием. Бывший приветливым теплый красочный лес стал на глазах превращаться в угрюмую непролазную Парму. Деревья гулко скрипели, проклиная пришедшего к ним чужака, предсказывая ему забвение и погибель.

Савва почуял какое-то необычайное смирение, ощутив всю тщету и ненужность борьбы за свою сиротливую жизнь, поверхностно наполненную пустыми чаяниями, а по сути бесцельную. Снегов блаженно улыбнулся и закрыл глаза. Он не сдался ворону, не покорился языческой Парме — он принял смерть.

Глава 8. Красава

Теплые волны накрыли нежданно: коснувшись глаз, заставляя вздрогнуть брови, пробежали по онемевшему лицу, и дальше, вглубь, просачиваясь под холодную кожу пробуждающим ярым огнем.

Пахнуло молодой крапивой, сочной, душистой, еще не жалящей, но жаркой, а вслед его послышался звонкий переливчатый девичий смех.

— Почто лежишь, руки на груди скрестив, словно покойный?

Снегов открыл глаза: рыжая копна волос, зеленые, слегка раскосые смеющиеся глаза.

— Медведь поломал… То и обездвижен…

Девушка рассмеялась пуще прежнего:

— Неужто медведку до смерти испужался? Али уродился такой июней, да ради стыда на Матвейку наговариваешь?

— Кто таков будет ваш Матвей? — спросил Савва. — Бортник вроде Тишкою назвался.

— Гляди, какой вертячий! — огненная копна разлетелась по лицу. — Еще будет мне Тишков придумывать! Вставай, да пошли со мной, не то и впрямь до смерти мыши загрызут!

Снегов повернул голову, пошевелил рукой, затем согнул в колене ногу… Тело было послушным и бодрым, живым, словно тот страшный мертвецкий паралич ему пригрезился от медвежьего страха.

— Не пойду, покуда про Матвейку не скажешь! — с напускным упрямством сказал Савва. — Может, куда заманить удумала? Почем мне знать? С лесными татями водишься?

— Голова у тебя, как у огородного пужалы! — вспылила девушка и стукнула кулачком по голове оторопевшего послушника. — Это тебя-то заманивать? Сам разлегся под елкой, да со страху помирать собрался, а все о татях талдычит. Мертвому не все ли одно, куда заманят?

Снегов попытался поймать девушку, но она, смеясь, ловко выпорхнула из его рук лесной птицей.

— Не пойду! С прошлогодней листвой сопрею, а шага отсюда не сделаю, пока все о Матвейке не скажешь! — отдышавшись, упрямо процедил Савва.

— Да медведь тутошный! — рассмеялась девушка. — Ручной, как теля смиренный! Только вот меда ради ослушаться может, того и глядишь, пришибет ненароком!

— Уверенно сказываешь? Сама про то знаешь откуда? Уж не твоя ли скотина?

— Моя! — девушка гордо посмотрела на послушника. — Третий год при мне замен собаки служит. Послушный, ласковый. Зимою, бедняжка, не спит, шаталец. Волки его дюже боятся, становище мое за десять верст стороною обходят!

— Складно выходит, — Савва встал на ноги, стряхивая с себя сухую хвою. — Откуда только тебе взяться?

— Больно ты любопытен! — девушка рассерженно хмыкнула и повернулась к Снегову спиной. — Тебя ж не пытаю, зачем сюда пришел.

Савва подошел и, не понимая зачем, обнял девушку за плечи:

— Строгановыми на службу призван. Ты почто сердишься-то, вон, аж дрожишь вся.

— Надо мне сердиться! — плечи дрогнули сильнее, и под шитой узорами рубахой Снегов ощутил огненный жар молодого тела. — Тогда деревня наша от черной хвори вымерла. Меня помещик соседский к себе на потеху забрать захотел. Вот и взяла тятин лук да топор и пошла, откуда солнце восходит. Где, как не у него правды искать? Так до Камня и добрела…

Глотая горькую слюну, сбиваясь дыханием, Савва провел рукою по огненным волосам. Голову закружил запах крапивы и мяты и благоухающий, пестрый, пьянящий аромат цветущего леса.

— Тебя кличут как?

— Красава.

38
{"b":"26206","o":1}