Ручка двери дернулась — Гехерти попытался открыть ее, потом дернулась еще раз, но уже сильнее. Лэпсли слышал, как застонал замок, когда Гехерти навалился на дверь всем телом. Он не ругался, не кричал, а лишь молча старался сломать замок.

Помощница начальника полиции Роуза, открыв рот, наблюдала за происходящим из-за своего стола.

— Я не знаю, как он проник в здание, — изобразил искренность Лэпсли, — но нужно, чтобы он оставался там, пока не приедут санитары из психиатрической больницы. — Он потянулся, поднял трубку ее телефона и нажал на кнопку, которая, как он знал, должна соединить его с кабинетом Роуза. За запертой дверью, которая яростно сотрясалась, зазвонил телефон. — Пусть звонит, пока он не ответит, — продолжал Лэпсли, — а потом просто положите трубку на стол. Я хочу, чтобы эта линия была заблокирована. — Заметив недоумение в глазах помощницы, добавил: — Он известен своей привычкой делать непристойные звонки с телефонов важных персон. Постарайтесь не слушать… это лишь расстроит вас. Я иду за помощью.

Он быстро вышел, унося с собой ключ.

Когда он оказался в фойе, из лифта вышла Эмма Брэдбери.

— Босс, я как раз вас ищу.

— Что случилось?

— Запрашиваемые вами списки одиноких пожилых женщин в прибрежных районах Эссекса приходят из всех гостиниц, контор по недвижимости и прочих мест, куда направлялись запросы. Они приходят по факсу, по электронной почте, их диктуют по телефону. Я попросила одного из констеблей сверять их с именами убитых женщин. Одно совпало сразу — Дэйзи Уилсон. Она, как оказалось, сняла квартиру в Лейстон-бай-Нейз пару месяцев назад, несмотря на то что лежит на полке в морге доктора Катералл.

Лэпсли кивнул:

— Это место, где она выросла. Там все и началось. Что заставило ее вернуться?

У Эммы был такой вид, словно он только что вынул из шляпы кролика.

— Откуда вы знаете, что она там выросла?

— Нет времени объяснять. Я сейчас же туда еду. Сбросьте мне адрес, подчистите здесь все и приезжайте ко мне в Лейстон-бай-Нейз. И никому не говорите, куда я уехал и зачем.

Когда Эмма Брэдбери ушла, Лэпсли поспешил прямо к своей машине. Он рассчитывал, что у него не более пяти минут на то, чтобы покинуть парковку, прежде чем Гехерти сумеет выбраться из кабинета Роуза или же сам Роуз вернется и прикажет выломать дверь. Дойдя до машины, он выбросил ключ от кабинета Роуза, запустил двигатель и выехал с парковки.

Следующие пятнадцать минут его мобильник звонил восемь или девять раз, но он не обращал на него внимания. В конце концов, когда он находился на автостраде А12 и ехал на восток, телефон звякнул, сообщая о принятой эсэмэске, и Лэпсли почувствовал вкус горького шоколада. Это должна быть Эмма Брэдбери с адресом Дэйзи Уилсон. Или же главный детектив-суперинтендант Роуз с приказом о его отстранении. Как бы там ни было, он продолжал ехать дальше. Проверить сообщение можно позже, когда он будет ближе к цели. Пока он считает себя на службе, ему нужно найти Мэдлин Поул.

Во время езды он постоянно смотрел в зеркало заднего вида, почти ожидая увидеть черный «лексус», но погони не было. Его мысли метались от Мартина Гехерти, который, есть надежда, все еще заперт в кабинете Роуза, и Мэдлин Поул, беседа с которой состоялась у него много лет назад.

Лэпсли едва мог вспомнить ее. Он тогда работал в магистратуре над дипломом по криминальной психологии, получив отпуск в полиции, в котором доказывал, что существуют определенные ключевые черты преступной личности, которые можно выявить простыми вопросами. Он беседовал со многими преступниками, пытаясь определить, кто они такие. Ему помогала его синестезия, хотя он не признался в этом. Имелись определенные основные вкусовые ощущения, которые появлялись у него, когда он слышал голоса преступников, вроде базовых тонов в духах.

Мэдлин Поул была маленькой и вежливой, как он помнил, но ей не нравилось говорить о том, что произошло в тот день во время детского чая. Ее психическое состояние определили как пограничное с тридцатью двумя баллами по исправленной шкале Хэйра. Он помнит, как она предложила ему чай, хотя в допросной комнате на столе ничего не было. Когда он сказал «да», просто чтобы посмотреть, что будет, она налила ему в невидимую чашку из невидимого чайника, затем добавила туда невидимого молока и невидимого сахара. Он неотрывно наблюдал за ней, ожидая, что она поймет, что делает, однако Мэдлин продолжала спектакль и даже спросила, почему он не пьет.

Когда Лэпсли прочел в газете, что она умерла от сердечного приступа, то почувствовал одновременно облегчение и печаль. Облегчение оттого, что во время беседы с ней понял: она никогда не сможет жить в обществе нормальной жизнью. Печаль — потому что она была дружелюбна и коммуникабельна. И потому что предложила ему чай.

— Все мертвы, кто должен быть жив, — прошептал он, — а те, кто жив, должны быть мертвы.

Колчестер появился впереди и проплыл мимо, а машина продолжала свой путь. Лэпсли миновал указатели на Клэктон и Фринтон. Машина мчалась с минимальным отклонением от прямой линии. Местность была плоской и словно раскрашенной разноцветными полосами: коричневыми полосами вспаханной земли, зелеными — полей, оставленных под пар, и ярко-желтыми — цветущего рапса. Небо ближе к горизонту было темно-синим, в нем отражался невидимый океан. Он проезжал мимо тракторов, обгоняя их на ровных участках дороги, когда впереди не было машин. Промелькнули указатели на Уолтон-на-Нейз с рекламой спортивного центра, причала и пляжа. Впереди остался один лишь Лейстон: конец суши, конец пути.

Лэпсли остановил машину в «кармане» на шоссе и проверил мобильник. Звонки проигнорировал, сообщение от Эммы посмотрел. Это был адрес в Лейстон-бай-Нейз и предупреждение:

Автомобиль миновал вокзал и двинулся вниз по холму в сторону центра города. Внезапно справа от него не стало ничего, кроме низкой каменной стены и сурового моря, однако потом снова стали появляться дома, и Лэпсли въехал в город мимо чайной, бинго-холла и ресторана морской кухни. Он ехал по Хай-стрит, где мясные и хлебные лавки, а также газетные киоски чередовались с салонами тату и магазинчиками, торгующими надувными кругами, пляжными мячами и сахарной ватой. Он тормозил на светофорах и слышал, как под колесами хрустит песок.

Хай-стрит растворилась в россыпи лавок, где продавали рыбу с жареным картофелем, и пабов, и Лэпсли оказался в другом конце Лейстон-бай-Нейз: он проезжал мимо длинной площади и указателей на причал для яхт. Дорога теперь шла на одном уровне с набережной и параллельно ей к приближающейся громаде Нейза — неправильной формы скалы, возвышающейся над городом. Этот отстоящий от центра район был в основном жилым, застроенным отдельными, побитыми непогодой домами, которые располагались в стороне от дороги среди садов, засаженных неприхотливыми, похожими на кактусы растениями, способными выдержать соль и штормовые ветры. В этих домах обитали, наслаждаясь своей полуизоляцией, пенсионеры и побитые невзгодами люди.

Навигатор вывел Лэпсли на лежащую в тени Нейза дорогу, которая делала почти полный поворот и вела практически назад в сторону города. С моря дул прохладный бриз, смягчающий полуденное тепло.

Дом стоял на углу: побеленное двухэтажное строение с толстыми стеклами в окнах и затянутыми плющом стенами. Он прошел к нему пешком, понимая, что с ним должна быть по крайней мере Эмма Брэдбери, а лучше — группа быстрого реагирования, но осознавая, что выбора у него больше нет. Он предоставлен сам себе и пытается разрулить ситуацию, несмотря на обстоятельства.

Насколько он мог судить по двум передним дверям, дом поделен на квартиры: одна наверху, одна внизу. Звонок верхней квартиры был подписан незнакомым ему именем. Значит, для Мэдлин Поул, спрятавшейся под именем Дэйзи Уилсон, остается нижняя.

Он позвонил и стал ждать.

Поскольку ответа не последовало, он вытащил из кармана небольшой предмет, вариант швейцарского армейского ножа под названием «лизерманн», который много лет назад порекомендовал ему Дом Макгинли, осмотрелся, не наблюдает ли кто за ним с улицы, и при помощи специального приспособления на ноже вскрыл дверь в нижнюю квартиру. Он решил, что, учитывая крах карьеры, это не проступок. И если дело о взломе откроется, он всегда сможет заявить, будто думал, что совершалось преступление… Так вполне и могло быть. Где-то.