Рядом с домом находился сарай — большой, длинный, с шиферной крышей. Вход был устроен по-новому: двустворчатая дверь из стекла и дерева, которая сейчас была открыта, чтобы внутрь попадал воздух. Дэйзи робко подошла и выглянула из-за косяка:

— Привет…

— Привет… Кто это?

Дэйзи вошла в сарай. Внутри было на удивление светло и просторно. Немало, похоже, усилий потребовалось, чтобы его покрасить и разделить пространство перегородками, на которых висели картины, выполненные в самых различных стилях. Повсюду стояли тумбы с посудой и статуэтками. Пол был выстлан пробковой плиткой. Юнис Коулмэн сидела за Г-образной стойкой возле двери. Справа от нее стояла касса. Перед ней лежала книга с черно-белыми фотографиями, которую она неторопливо листала.

— Дэйзи. Дэйзи Уилсон.

Лицо Юнис просветлело, она узнала Дэйзи. Что бы ни произошло, подумала Дэйзи, входя, нетрудно будет узнавать, что на душе у Юнис. Все эмоции отражались на ее лице и звучали в голосе, прежде чем попадали в мозг.

— Женщина с пляжа! Я боялась, что вы могли оказаться просто вежливым человеком и вовсе не собирались приходить.

— Я бы никогда так не поступила, — потупилась Дэйзи. — Если говорю, сделаю что-то, то сделаю, пусть хоть земля провалится или начнется наводнение.

— Хотите кофе?

Юнис захлопотала в небольшом закутке сарая, где возле раздаточного окна стояли четыре круглых столика и несколько стульев, за которыми Дэйзи могла различить лишь бачок с горячей водой и несколько пирожных под сферическими стеклянными крышками. Пока Юнис готовила кофе, Дэйзи огляделась. Первый взгляд был обманчив: картины висели небрежно, а статуэтки покрылись пылью. Еще в углах лежали пачки газет и коробки с разной мелочевкой. Юнис явно принадлежала к той категории людей, кто считает, что уборка не только тяжелая работа, но и трудная задача в том смысле, в каком трудны кроссворды.

Они сели за столик и принялись болтать. Или, скорее, Юнис говорила, а Дэйзи слушала и отдавалась воображению.

Похоже, у Юнис была свободная и легкая жизнь. Дочь состоятельных родителей из окружающих Лондон графств, она в молодости окончила Колледж искусств Сент-Мартин в Лондоне и лет двадцать болталась по различным коммунам и общинам, сожительствуя и расходясь с мужчинами и с женщинами, оказываясь музой для одних художников и моделью для других, принимая легкие наркотики, — в общем, вела праздную и беззаботную жизнь, которую Дэйзи глубоко не одобряла, хотя и не сказала об этом Юнис. После смерти отца Юнис унаследовала кучу денег и вместо того, чтобы вернуться в фамильный дом (или «особняк», как она между делом однажды его назвала), продала его, а затем вместе с одним из многочисленных любовников купила дом вблизи моря в районе Тендринга, рассчитывая зажить пасторальной жизнью селянки. Сельский труд, однако, оказался тяжелым. Любовник уехал, а она осталась. Мужчины приходили и уходили, и те из них, что имели практическую жилку, помогли ей привести дом и сарай в более-менее приличный вид. Так появился Центр искусств и ремесел, который, в чем Юнис была уверена, должен привлечь клиентов и стать со временем зеркальным отражением тех сообществ художников, где она вращалась, будучи много моложе и красивее. И вот теперь она одинока, если не считать какого-нибудь редкого проезжего туриста.

Перед тем как уйти, Дэйзи предложила Юнис помочь превратить ее Центр искусств и ремесел в действующее предприятие. Еще она прониклась глубокой ненавистью к псу Джасперу, у которого, похоже, было так же мало мозгов, как у хозяйки, но без ее трогательных вспышек сентиментальности.

Дэйзи вернулась на следующий день и принялась вычищать из сарая рухлядь. Большая часть коробок была наполнена упаковочными материалами и всякими странными вещами, которые набрались у Юнис за многие годы. Это она выкинула сразу. Газеты тоже были старыми: и местные, и национальные, они увидели свет несколько месяцев назад, а в одной из завалившихся пачек — и несколько лет назад. Дэйзи поняла, насколько они стары, уже по цвету и текстуре бумаги: в сарае все, что хранилось больше нескольких недель, желтело и становилось ломким.

Именно во время перетаскивания пачки газет, что лежала возле кассы, взгляд Дэйзи случайно остановился на заголовке, который едва не заставил ее сердце остановиться.

Оглянувшись на Юнис, которая позабыла обо всем на свете, просматривая очередную книгу с черно-белыми фотографиями, Дэйзи склонилась над газетой и быстро прочла статью.

Слова в газете, казалось, плясали перед глазами Дэйзи. Вайолет Чэмберс. Они нашли Вайолет Чэмберс. Это первая из ее жертв, которую обнаружили. Первое звено в длинной цепочке улик.

Одна ошибка. Всего одна ошибка, которая может разрушить все.

Она взглянула на Юнис. Придется действовать быстро. Необходимо осесть, затаиться и исчезнуть. Нужно накинуть на себя плащ респектабельности.

— Все в порядке? — спросила Юнис, посмотрев на Дэйзи. — У тебя такой вид, словно ты съела какую-то гадость.

— Нет, не я, — проговорила Дэйзи. — И пока нет.

Проблема с картами, решил Марк Лэпсли, заключается в том, что они проясняют все.

Он сидел в «тихой» комнате в полицейском управлении Челмсфорда и рассматривал карту леса, в котором было обнаружено тело Вайолет Чэмберс, пытаясь определить, куда могла потом уехать машина преступника.

Лес показался устрашающим, когда он бродил по нему в ожидании звонка Эммы Брэдбери. Такое впечатление, что лес может тянуться многие мили, словно темное пятно — древнее и несмываемое. Там могли быть уголки, где не ступала нога человека. Там могли обитать чудовища. Теперь же, глядя на карту, Лэпсли видел, что лес покрывает всего-то несколько квадратных миль и, загнанный в клетку прогрессом, со всех сторон зажат дорогами. Изображенный на пятачке карты, он как-то сразу утратил чарующую силу. «Здесь встречаются драконы», — писалось на старинных картах, хотя смысл карт в том, что они убрали места, где обитали драконы, сделав их доступными для любого дурака с машиной и парой туристических ботинок.

Боже, он становится циником. Возможно, это последствие встречи с Домом Макгинли. Он еще не отзвонил, да Лэпсли и не был уверен, что отзвонит. Они в определенной степени уважали друг друга. Это было уважение, которое, вероятно, питали друг к другу два последних динозавра, стоящих на краю могилы. Однако это не означает, что Макгинли на самом деле окажет ему услугу. Дело сомнительное, однако такие вещи порой срабатывают.

Потому-то Лэпсли и сидел над картой, водя пальцем вдоль дороги, возле которой было найдено тело Вайолет Чэмберс. Интересно то, что дорога проходила через самую чащу леса. Любой, имея намерение ехать в один из городов, находящихся в этом районе, почти наверняка выбран бы магистральные дороги либо с одной стороны, либо с другой. Они лучше освещены и с более совершенным покрытием. Идущая через лес дорога на самом деле не вела никуда, кроме небольшого скопления деревень.

Стук в дверь «тихой» комнаты вызвал во рту легкий привкус ветчины. Лэпсли поднял глаза. За дверью стояла Эмма Брэдбери с листком бумаги. Он жестом пригласил ее войти.

— Босс, у нас прогресс. — Она распахнула дверь.

Ее слова были обрамлены гулом голосов, доносящихся из просторного офисного помещения. Пропитанный дымком вкус ветчины еще не успел улетучиться, как к нему присоединились лимон от голоса Эммы и привкус подсохшей крови, вызванный шедшим снаружи разговором на повышенных тонах. Ко всему примешивался аромат клубники: причудливая смесь вкусов, которую в реальной жизни мог получить лишь ребенок, смешав в одной тарелке обед с десертом.