«По сути, Ельцин предал их и продал за коробку с долларами. Как один, так и другой считали, что их услуги стоят гораздо дороже».[218] Это о Барсукове и Коржакове.

Первоначально в отставку Коржакова никто особенно не верил, вероятно, даже сами отставники.[219] «Не исключено, — писали не симпатизирующие им, — что и Коржаков с просто до лучших времён отправят на „скамейку запасных“. Возможно, их звёздный час, увы, ещё впереди. Боги иногда возвращаются на затуманенные вершины Олимпа».[220]

вспоминал: «Ночью, после увольнения, я обдумал ситуацию и понял, как её можно изменить. Прежде всего я решил обратиться к шефу с письмом. В нем не встречалось слов „простите“, „извините“, а была описана ситуация перед выборами. Я искренне считал, что другого президента сейчас в России быть не может, и об этом тоже писал. А в последних строчках попросил нас с принять и выслушать».[221]

Письмо заслуживает того, чтобы его прочитать полностью. В нем и политическая оценка ситуации, и характеристики некоторых ведущих действующих лиц отечественной политики, и боль за судьбу страна, и донос на удачливых конкурентов, и попытка выгнанной собаки, вернуться в привычную конуру. Оно написано по следам событий и, вроде бы, не должно быть слишком прилизанным.

Как известно, в пушкинской «Полтаве» приближённый украинского гетмана Мазепы направил письмо Царю Петру о том, гетман собирается изменить России. Царь Пётр не поверил доносу и выдал автора на расправу тому же гетману. А Мазепа все же изменил России. Сходство с коржаковским письмом есть. Правда, тогда царём был Пётр, а не Борис, а это уже большая разница. Да и Кочубей сначала донёс, а потом его выдали на расправу, а главного охранника сначала выдали, а потом он пошёл доносить.

Письмо достаточно красочно описывало нравы ельцинского окружения. Там полным-полно признаков преступной деятельности, на которую, кстати сказать, не реагировала прокуратура.[222]

Оппозиционная пресса написала: «Судя по тому, что партия — — именовалась здесь „русской“, победу, выходит одержала антирусская, или назовём её как угодно, но смысл ясен».[223] Михаил Назаров отметил: «Конечно, трудно испытывать симпатии к и, давшим приказ осенью 1993-го снайперам стрелять в собственный народ, — но все же теперь вместе с изгнанием их и был нанесён удар по всему русскому флангу в партии власти, подвергнутому жёсткой чистке (структуры ФСБ и ВПК)».[224] Это отмечали и другие.[225] Мало того, это практически признал и сам, достаточно внимательно прочитать его письмо к.[226]

Подчинённый — Стрелецкий в своей книге «Мракобесие» писал: «Посмотрите: стоило только исчезнуть единственному фильтру между властью и капиталом — СБП, влияние, и прочих „ских“ стало резко возрастать. Началась смутная пора „семибанкирщины“.

Сегодня государство работает не на народ. Огромная машина власти обслуживает маленькую группку людей, которые этот народ обкрадывают».[227]

Впрочем, некоторые были более прозаичными, когда считали: «…Не стоит в банальной кухонной сваре видеть святой бой за поруганное Отечество».[228]

Тут же услужливые люди заговорил и о многочисленных расхождениях президента и его «кровного брата»., например, поведал: «…На протяжение последних лет был сторонником, но и все эти годы имел отличную от президента точку зрения».[229] О том, что это утверждение не вполне соответствует действительности можно найти много доказательств.

После падения некоторые оппозиционные политики вновь стали говорить о важности доступа к СМИ. В 1997 году псковский губернатор Евгений Михайлов высказался: «… почувствовал, что значит не заниматься средствами массовой информации. Имея вроде бы все, они не имели ничего…

Будучи недостаточно подготовленными к большой политике, — хотя люди были серьёзные и с громадными возможностями — они настолько не придали значение средствам массовой информации, настолько оказались не готовы встретить их удар, что, видимо, сами были ошеломлены скоростью, с какой с ними расправились. Сейчас-то, конечно, они бы действовали по-другому, но шанс упущен».[230]

Полушутя можно сказать, что, не сумев донести свою правоту до президента через СМИ, они попытались сделать это индивидуальным письмом.

«Коржаков и его люди сумели все-таки напоследок устроить Чубайсу большую неприятность».[231]

22 июня, через два дня после отставки Коржакова, встретился в «Президент-отёле» с двумя главными руководителями кампании: и советником по связям с общественностью Сергеем Зверевым. Из беседу кто-то записал — очевидно, кто-то верный. «Надо найти выход на и, — сказал своим коллегам, — и объяснить им ясно и однозначно ситуацию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать. …либо они затыкаются, либо посажу, совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета».

Организаторы кампании признали, что вынос коробок с валютой из ельцинского предвыборного штаба был обычной процедурой. сказал, что вскоре после скандала он обсуждал этот вопрос с.

«Я шефу сказал, когда вчера с ним разговаривал. Я говорю: „, вот сейчас, если захотеть, около „Президент-отеля“ можно поймать как минимум 15-20 человек, которые выносят спортивные сумки из нашего здания с деньгами. …Потому что если мы будем перечислять деньги по неизвестным каналам, то выборы мы не сможем организовать…“. „Понимаю“, — сказал президент».[232]

Практически на материальный носитель было зафиксировано доказательство причастности некоторых членов избирательного штаба к разбазариванию денег, и выносу злосчастной коробки, из-за которой разгорелся сыр-бор, а, следовательно, и публичной лжи, высказанной Чубайсом на пресс-конференции.

Мало того, через некоторое время достоянием гласности стал сам этот разговор от 22 июня. А Генеральный прокурор Скуратов заявил, что опубликованная в газете расшифровка плёнки соответствует содержанию плёнки, поступившей в прокуратуре.

Журналистом Чубайсу был задан о плёнке и получен неопределённый ответ: «Прокомментирую так: Скуратов знает, что говорит. А что ещё комментировать? Я прекрасно знаю, кто подбрасывал в прокуратуру эту „запись“. Кто обходил с нею все редакции газет. Я знаю этого человека».[233]

Кстати, Чубайс зря ставил кавычки к слову «запись». Генеральная прокуратура признала запись подлинной.[234] Что же касается, «знания» Чубайса, то поражает, что он всегда все и всех знает, но редко называет. А все это свидетельствовало о самоуверенности главного приватизатора, который предпочитал представляться всезнайкой.

Кто «подбрасывал в прокуратуру» Анатолий Борисович,, естественно так и не сказал, храбрясь, что он не боится этого «московского Уотергейта»: «Конечно, определённые политические группы мечтают о крупномасштабном скандале. Но скандал возможен только в том случае, если общество глубоко сомневается в исходе прошедших выборов. Если население считает, что демократия у нас и впрямь „вылезла из коробки“… Но это не так. Более того, к чести проигравших надо сказать, что они признали результаты выборов».[235]