На скандинавской природе «русских» названий днепровских порогов, сообщенных императору норманном, ныне особенно настаивают Е.А.Мельникова и В.Я. Петрухин. При этом утверждая, что для Констан­тина VII народ «росов» тождественен со скандинавами и противопостав­лен славянам как дружина, пользующаяся скандинавским языком, хотя у императора, как известно, об этносе руси не сказано ни слова. Русские названия порогов, завершают свои наблюдения исследователи, «имеют прозрачную скандинавскую этимологию», «наиболее удовлегворительно этимологизируются из древнескандинавского (до диалектного распада) или древ нешведского (с восточноскандинавскими инновациями) язы­ка»305. Но, во-первых, скандинавы, о чем только что шла речь, появились в Византии лишь в конце 20-х гг. XI в., по причине чего они ничего не могли сообщить Багрянородному, скончавшемуся в 959 г. Во-вторых, «норманские» объяснения «русских» названий днепровских порогов, правомерно указывал А.Г.Кузьмин, «остаются малоубедительными не только потому, что предлагаемые соответствия слишком отдалённы, но и потому, что появлению топонимов предшествует длительное прожива­ние на данной территории соответствующего населения». Действительно, знать все особенности переправы через днепровские пороги, протяжен­ностью 70 верст, могли люди, справедливо отмечал И.Е.Забелин, родив­шиеся здесь и вобравшие в себя опыт нескольких поколений306.

В-третьих, как показывают те же саги, норманны абсолютно не знали Днепровского пути, что, кстати, дополнительно не позволяет относить их к варягам IX - середины X века. Эти памятники, отразившие историю скандинавов, хранят, как установил в 1867 г. В.Н.Юргевич, «совершен­ное молчание... о плавании норманнов по Днепру и об его порогах». В связи с чем он задал весьма уместный в таком случае вопрос: «Возмож­но ли, чтобы скандинавы, если это были руссы, не знали ничего и ни­где не упомянули об этом, по свидетельству Константина Порфирород­ного, обычном пути руссов в Константинополь?». Затем Д.И.Иловайский подчеркивал, что саги, столь много говорящие о походах скандинавов, вместе с тем ничего не сообщают о их плавании по Днепру и его поро­гам. О том же молчат, добавлял он, и западные хронисты307. И это при том, что один из важнейших торговых путей Восточной Европы - Днеп­ровский - был прекрасно известен варягам, которые, свидетельствует летопись, постоянно хаживали по нему и как послы, и как купцы, и как воины, и если его не знали скандинавы, то они, следовательно, не имели никакого отношения ни к его становлению, относимому к началу X в.308, ни к его активному функционированию в том же столетии. Норманист Г.С.Лебедев вынужден был признать, что знаменитый путь «из варяг в греки» «как особая транспортная система в северных источниках не отразился...», и объяснял это тем, что он представлял собой явление вос­точноевропейское, и норманны познакомились с ним лишь тогда, когда он уже сложился «как центральная государственная магистраль»309, ина­че говоря, познакомились с ним уже после того, как давно уже сложи­лась вся его топонимическая номенклатура.

В-четвертых, в 1985 г. М.Ю.Брайневский к «русским» названиям днепровских порогов привел убедительные параллели из осетинского (аланского) языка, вместе с тем подчеркнув, что из германских языков нельзя объяснить ни одного из них. Недавно В.П.Тимофеев вновь про­демонстрировал, что они не имеют никакого отношения ни к одному из скандинавских языков, из которых, с нарушением норм, принятых в лингвистике, их пытаются вывести норманисты. По мнению А.Г.Кузь­мина, названия днепровских порогов возникли в IX в., когда еще сохра­нялось двуязычие аланов-русов (они полностью перейдут на славянский язык в начале следующего столетия) и ведут к «Руси-тюрк» (Аланской Руси на Балтике или Норманскому каганату), созданную в IX в. русами-аланами после их переселения с Дона310. В свете звучания в труде импе­ратора Новгорода как Немогарда, что предположительно может указы­вать на выходца с Южной Балтики, особое значение приобретает факт, на который давно обращено внимание в науке. Багрянородный дважды пишет ярах, тогда как и он сам, и другие византийцы, - констатирует С.А.Гедеонов, - всегда передают славянское г своим у». В связи с чем историк заключил, что он «передает не русское г в слове порог, а венд­ское h в слове prah...», и охарактеризовал его информатора либо новго­родцем, либо южнобалтийским славянином311.

Вертинские анналы, написанные Пруденцием (ум. 861), повествуют, что в 839 г. к франкскому императору Людовику I Благочестивому в Ин-гельгейм прибыло посольство византийского императора Феофила, вмес­те с которым явились люди, утверждающие, «что их, то есть народ зовут рос («Rhos»), и которых, как они говорили, царь их по имени хакан («Cha-canus»)» направил к Феофилу «ради дружбы». Последний просил Людови­ка, чтобы тот «милостиво дал им возможность вернуться в свою страну и охрану по всей империи, так как пути, которыми они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подвергались опасности. Тщательно расследовав причину их прибытия, император уз­нал, что они принадлежат к народности свеонов («eos gentis esse Sueo-num»)». Людовик, посчитав представителей хакана шпионами-лазутчика­ми, задержал их до выяснения, результат которого не известен312. Под свеонами обычно понимают шведов и их имя читается, за исключением нескольких случаев, во всех переводах анналов. Как «шведы» «sueonum» звучит, например, у К.Кондратовича, переводившего для В.Н.Татищева статью Г.З.Байера «О варягах» (в которой впервые был приведен этот от­рывок313), с небольшими сокращениями затем включенной историком в первый том своего труда, так оно продолжает звучать у современных изда­телей314, что, конечно, не допустимо по правилам публикации источни­ков, отвергающим любую модернизацию их текстов315. Это, во-первых.

Во-вторых, указывает А.Г.Кузьмин, «этническое название «свеоны» исторически не совпадало с названием «свевы» и свеонов отличали от свевов (будущих шведов), но «в раннее средневековье их стали смеши­вать». Так, если во времена Тацита (І-ІІ вв. н.э.) свеоны обитали «среди самого Океана», т. е. на одном из островов Балтийского моря, и, по сло­вам названного автора, «помимо воинов и оружия, они сильны также флотом», то свевы жили в пределах материковой Европе (в южной Германии, у верхнего Рейна316) и в Скандинавию часть их проникла уже в эпоху Великого переселения народов (в VI в.), дав название Швеции (Кузьмин предположительно отождествил их с гвионами Пифия). Он же констатирует, что «в IX в. франкские летописцы «свеонами» называли неопределенное население Балтийского побережья и островов», т. е. этот термин является «географическим, а не этническим определением»317.

В-третьих, слово «каган», как установил еще Г.Эверс, совершенно не известно в Швеции. Вместе с тем он акцентировал внимание на том, что шведы в 829 г. просили у того же Людовика Благочестивого миссионе­ров для проповеди христианства, после чего в Швецию была направле­на миссия Ансгария. А эти факты позволили Эверсу заключить, что «шведы и франки знали друг друга поименно задолго до того времени, как те мнимые Rhos прибыли в Ингельгейм». Резонно заметив при этом, что если бы последние были шведами, то они, думая, что их народное имя «не слыхано» у франков, назвались бы норманнами, ибо знали на­верняка, что так франки именуют всех скандинавов. В свете чего весьма странным кажется тот факт, продолжает свои интересные рассуждения ученый, что мнимые шведы назвались не собственным именем, а тем, под которым они известны у финнов, «как будто они нашли это имя из­вестным у всех народов от Балтийского до Черного моря»318.

По верным словам С.А.Гедеонова, титул «хакан» говорит о нахожде­нии в соседстве с Русским каганатом «хазар и аваров, совершенно чуж­дого скандинавскому началу народа Rhos», и справедливо видел в этом факт, уничтожающий «систему скандинавского происхождения руси; шведы хаганов не знали». Параллельно историк указал, что «для фран­ков Швеция была не terra incognita; миссия Ансгария в Швецию относит­ся к 829-831 гг.; норманские посольства являлись часто при франкском дворе; еще до Ансгария в 823 г. Людовик посылал своих графов Теота-рия и Ротмунда в Скандинавию для точного исследования этого края», а под свеонами понимал шведов, состоявших у киевского кагана дружин­никами. Относя существование каганата к 839-871 гг. и соотнося его границы с землями восточнославянского племени полян-руси, Гедеонов прекращение титулование «хаканами» русских князей связывал с водво­рением варяга-славянина Олега в Киеве. Д.И.Иловайский также отме­чал, что титул «хакан» показывает на соседство «аваро-хазар», и в целом рассматривал известия анналов как свидетельство существования славян­ского русского княжества в Восточной Европе в первой половине IX в., являющегося основным противником Хазарии. Н.П.Загоскин заключал, что раз послы «были шведами, не для чего было именовать себя мало­известным на западе названием «россов»319.