Ситуация, сложившаяся в науке вокруг варя го-русского вопроса, вы­глядит парадоксальной. С одной стороны, ученые несколько столетий до­казывают норманство варягов (варяжской руси), хотя тому нет никаких оснований. С другой стороны, они игнорируют огромный, самый разно­образный и широко известный корпус источников (письменных и вещест­венных), выводящий в поисках родины и этноса варягов на южнобалтий­ское Поморье, заселенное славянами и славяноязычными народами. И горизонты начальной истории Руси несравненно шире тех, что предла­гают норманисты, которые, по замечанию И.Е.Забелина, «одержимые не­мецкими мнениями о норманстве руси и знающие в средневековой ис­тории одних только германцев», никак не желают допустить связей вос­точных славян с Южной Балтикой1. Но эти связи, как свидетельствует конкретный археологический и нумизматический материал, были самы­ми древними и самыми активными, в свете чего следует рассматривать Сказание о призвании варягов, варяжскую проблему в целом, суть которой сводится к переселению части южнобалтийского населения (варягов-ваг-ров и руси) в северо-западные земли их восточнославянских собратьев.

«Скандинавский догмат», вызванный к жизни великодержавными уст­ремлениями Швеции XVII в., создал виртуальную, никогда не существо­вавшую в истории норманскую Русь («Славянскую Скандинавию», «Скан-дославию», «Восточно-Европейскую Нормандию»), заслонившую собой Русь настоящую. Норманны, что вытекает из показаний прежде всего скандинавских памятников, были втянуты в движение южнобалтийских народов на восток лишь в конце X в., и, следовательно, не имели никакого отношения ни к истории Руси IX - середины X в., ни к варягам этого вре­мени, ни к происхождению династии Рюриковичей. Несостоятельность сво­их позиций осознают норманисты, при этом всемерно стремясь сохранить мифологизированную русскую историю. Так, А.А.Горский, убеждая в престижности причастности к образованию государства у восточных сла­вян норманнов, говорит, что «вопрос о роли норманнов в формировании Руси несет в себе некоторый риск как раз не для русского, а для шведского исторического сознания: ведь если «отнять» активную деятельность на Ру­си, «шведский вклад» в движение викингов окажется близким к нулю - в Западной Европе действовали почти исключительно датчане и норвежцы»2. Но это проблема все же шведской, а не российской исторической науки.

Ситуация, сложившаяся в науке вокруг варя го-русского вопроса, вы­глядит парадоксальной. С одной стороны, ученые несколько столетий до­казывают норманство варягов (варяжской руси), хотя тому нет никаких оснований. С другой стороны, они игнорируют огромный, самый разно­образный и широко известный корпус источников (письменных и вещест­венных), выводящий в поисках родины и этноса варягов на южнобалтий­ское Поморье, заселенное славянами и славяноязычными народами. И горизонты начальной истории Руси несравненно шире тех, что предла­гают норманисты, которые, по замечанию И.Е.Забелина, «одержимые не­мецкими мнениями о норманстве руси и знающие в средневековой ис­тории одних только германцев», никак не желают допустить связей вос­точных славян с Южной Балтикой1. Но эти связи, как свидетельствует конкретный археологический и нумизматический материал, были самы­ми древними и самыми активными, в свете чего следует рассматривать Сказание о призвании варягов, варяжскую проблему в целом, суть которой сводится к переселению части южнобалтийского населения (варягов-ваг-ров и руси) в северо-западные земли их восточнославянских собратьев.

«Скандинавский догмат», вызванный к жизни великодержавными уст­ремлениями Швеции XVII в., создал виртуальную, никогда не существо­вавшую в истории норманскую Русь («Славянскую Скандинавию», «Скан-дославию», «Восточно-Европейскую Нормандию»), заслонившую собой Русь настоящую. Норманны, что вытекает из показаний прежде всего скандинавских памятников, были втянуты в движение южнобалтийских народов на восток лишь в конце X в., и, следовательно, не имели никакого отношения ни к истории Руси IX - середины X в., ни к варягам этого вре­мени, ни к происхождению династии Рюриковичей. Несостоятельность сво­их позиций осознают норманисты, при этом всемерно стремясь сохранить мифологизированную русскую историю. Так, А.А.Горский, убеждая в престижности причастности к образованию государства у восточных сла­вян норманнов, говорит, что «вопрос о роли норманнов в формировании Руси несет в себе некоторый риск как раз не для русского, а для шведского исторического сознания: ведь если «отнять» активную деятельность на Ру­си, «шведский вклад» в движение викингов окажется близким к нулю - в Западной Европе действовали почти исключительно датчане и норвежцы»2. Но это проблема все же шведской, а не российской исторической науки.