Еще ребята очень хотели связаться с Москвой — дисциплина и долг у них в крови, они обязаны были доложиться и получить указания. И как я их не убеждал, — что в такой ситуации они, в первую очередь, должны думать о родных и о себе, и им так скажет любое начальство их конторы, — они продолжали гнуть свою линию.

Въезд в центр перекрывал военный патруль из той же Тульской десантной дивизии. Командир патруля проверил документы ребят и посоветовал, как найти нужную службу. Он, правда, сказал:

— Здание нужного вам отдела разрушено, и все службы сейчас собраны в здании администрации города. Там, по, крайней мере, тепло и есть электричество и организована гостиница для потерявших свои части офицеров.

При этом он с сочувствием посматривал на Сашу и Флюра.

Когда мы подъехали к администрации — ребят направили к дежурному майору, я в это время стоял в стороне, меня никто не выгонял и, вообще, как бы ни замечали. Майор, посмотрев документы, раздраженным тоном произнес:

— Вот опять отпускники, тут своим-то места не хватает!

Потом более спокойным голосом спросил:

— Что вам совсем негде остановиться?

Саша ответил, — в принципе, есть, мы живем на даче у родственников, а в Тулу приехали связаться с командованием в Москве и доложиться. Что до службы доехать нет никакой возможности, все мосты разрушены, никакой транспорт не функционирует, и обычной телефонной связи нет.

Майор, уже деловым тоном, сказал:

— Связываться с Москвой бесполезно, там наверняка не до вас и других проблем достаточно. И у нас в Туле положение тоже очень напряженное, особенно по размещению людей. Отапливаемых помещений катастрофически не хватает, система центрального отопления и электроснабжения нарушена, и в ближайшее время наладить ее, не обещают. Поэтому я советую не пытаться пристроиться где-нибудь здесь, а ехать, обратно на дачу и переждать там пару, тройку месяцев. А справку, что вы обращались сюда, я вам напишу, а так же выдам продуктовый аттестат. Но, правда, на получение только однодневного пайка, больше не разрешено. Если хотите получить еще на один день, то должны приехать завтра, выдам также талоны на сегодняшнее посещение столовой и, в виде исключения, даже на вашего товарища, — он кивнул на меня.

Делать было нечего, выступать и что-то доказывать было бессмысленно. Поэтому ребята, молча, козырнули, а майор начал оформлять продуктовые аттестаты и еще какие-то справки. Получив обещанные бумаги, мы, первым делом, отправились в столовую, ведь горячий обед был нам очень кстати. В столовой было много народу, и стоял тяжелый запах немытых тел, перегара и какой-то гнилости. Обед был, мягко сказать, не вкусным, после него у меня сразу началась изжога, и я с ностальгией вспомнил обеды, которые готовили наши женщины. Но мы все равно подъели все полностью, может быть, чтобы не выделяться среди окружающих людей, которые с жадностью съедали все подряд. Потом я пошел в машину, а ребята направились отоваривать свои аттестаты.

Я вышел из здания, подошел к машине и, прислонясь к ней, решил покурить после невкусного, но сытного обеда в столовой. Мне стало жарко в моей теплой одежде и хотелось охладиться на легком морозце. Ко мне подошел молоденький солдат, призванный, наверное, не более трех месяцев назад. Он вероятно, охранял авто стоянку. Подошел он стрельнуть сигарету, я ему, конечно, выделил и даже несколько штук — уж очень он имел жалкий вид, весь какой-то скукоженный, все время хлюпал носом. На лице были следы побоев, но на плече гордо болтался автомат Калашникова. Мы разговорились, я ему посочувствовал, — холодно, наверное, находится тут, даже погреться негде.

Его звали Андрей, и он очень обрадовался, что есть, кому высказаться и поплакаться.

Призвали меня в начале мая в городе Челябинск. Я окончил школу год назад и пошел работать на завод имени Колющенко — учеником токаря. После призыва направили сюда, в Тулу, в учебку. Присягу принимал здесь же, после учебки, в начале октября, направили в часть, обстановка во взводе у нас была вроде бы нормальная. Старики, конечно, издевались — не без этого. Надо мной, в основном, по поводу моего родного города Челябинска. Достали с «крутым челябинским пацаном» — все предлагали проверить, насколько у меня крутые яйца, выдержат ли удар табуретки, если их положить на стол. Ну, это ладно — после катастрофы стало гораздо хуже.

Половина офицеров куда-то исчезла, оставшиеся совсем озверели. Старики тоже стали раздражительные, ни хрена не делают, заставляют молодых нести всю службу, а сами ночами выходят в город, чтобы раздобыть буханину и жрачку — в основном бомбят брошенные квартиры. Но вчера ночью решили взять коммерческий магазинчик, раньше там вовсю продавали водку — вот и думали, что и сейчас там тоже много бухалово осталось.

Когда начали ломать, оттуда открыли стрельбу и убили Марата, пришлось кинуть в окно пару гранат. Когда туда влезли, куча бутылок с водкой была разбита, но все равно старики, ящик с целыми бутылками набрали, еще взяли шоколадки и чипсы.

Всего в этом магазине сидело три человека, ребята сказали, — что в отместку за Марата, они их всех мочканули. А нам молодым ни хрена из этой добычи не досталось. Старики только командиру и прапору отдают часть добычи, чтобы они их прикрывали. А вообще, все это начальство хапает целыми машинами. Вон земеля Саша Силин из соседнего взвода рассказывал:

— Наше отделение какому-то полковнику целую грузовую машину продуктов на дачу вывезли, одной тушенки там ящиков пятьдесят было, а получили за эти погрузочно-разгрузочные работы на рыло: по две банки тушенки, бутылку водки и по блоку сигарет Ява — хотя, конечно, это тоже дело.

Я бы с удовольствием поучаствовал в такой работенке, а то заставляют ходить тут по морозу, хотя нету сейчас никакого смысла служить в армии, врагов-то нету… Говорят, Штаты вообще разнесло — так, что надо распускать на хрен армию, лучше уж своим родным помогать. У нас во взводе уже семеро, кто недалеко живет, дезертировали. Жил бы я поближе, тоже домой бы подался, а то тут, получается, работаешь не на страну, а на чужого дядю…

Вон, сами посмотрите, сколько машин здесь собралось и, считай, каждая или джип или иномарка и стоят столько, что на государственной службе и за сто лет не заработаешь. А откуда они сейчас берут бензин, хотя было распоряжение, топливо выделять, только на государственные машины, для обеспечения социальных нужд… А сюда приехали к своим подельникам, чтобы еще что ни будь нахапать…

После этого монолога он зло и подозрительно посмотрел на меня. Я его успокоил — говоря, что я не хапуга и не блатной, хоть и на иномарке, тем более не на джипе, а на фургоне… И приехал я сюда с сыном, он офицер, был в отпуске и нужно зарегистрироваться, а так он служит совершенно в другом городе. Здесь выделять место в теплом офицерском общежитии отказались, а продуктов выделили только на один день.

Андрей засмеялся, — да, — говорит, — тут пока одно место не подлижешь, ничего не добьешься.

На этом мы и расстались. Минут через десять, появились и Саша с Флюром с небольшими пакетами в руках, там были все продукты, которые им выдали на аттестат. На двоих: две банки тушенки, булка черного хлеба, две банки лосося, два больших пряника и две пачки сигарет Ява. Но мы и этому были рады, особенно я, потому что у Саши, как и у Флюра, полностью пропало желание еще раз сюда наведываться и добиваться связи со своим начальством.

Окрикнув Андрея, я стал выспрашивать у него, есть ли здесь рынок или барахолка, где можно поменять вещи на продукты. Он заинтересовался, — а что вы хотите менять?

Я ему говорю:

— У нас есть несколько бутылок самогонки, а нам нужны теплые вещи, ну, и оружие тоже не помешает.

Немного подумав, он сказал:

— Сейчас вызову прапора и вы с ним все обговорите, но с вас бутылка за содействие.

Я ответил:

— Смотря, что он сможет предложить. Но по любому — пачку Явы ты заработаешь…