Юсукэ всегда любил извинения. Он кивает и показывает на стул.

Это Япония, и я не удивлюсь, если кто-нибудь принесет две чашки зеленого чая на подносе. Было бы неплохо. Но никто не появляется.

– Как Кей? – спрашиваю я, когда Юсукэ тоже усаживается.

– С ним все нормально. Он с бабушкой.

Я киваю.

– Что ты ему сказал?

– Что у тебя оказался недействительный паспорт.

– А! Хорошо. Спасибо. – Спасибо за то, что не сказал моему сыну, что его мать похитительница детей и торговка наркотиками.

Юсукэ достает из кармана пачку сигарет. Предлагает мне.

– Нет, спасибо. Я бросила. Но ты кури.

Он сует сигарету в рот, прикуривает. Затягивается, выдыхает дым.

– Попробуй представить, – говорю я, – как бы ты рос без матери.

Опять затягивается.

Мне приходит в голову, что я ошибалась насчет него. Он никогда об этом не говорил, но возможно, он тоже иногда хотел освободиться от своего сыновнего долга и жить, не обращая внимания на правила, установленные матерью. Может быть, он тоже мечтал о том, чтобы жить в другой стране, быть счастливым со мной и нашим сыном.

Я снова пытаюсь достучаться до него.

– Представь, что твоя мать любит тебя, хочет тебя видеть, а отец не позволяет этого. Или что твой отец врет тебе, говорит, что твоя мать тебя не любит, что ей все равно. Тебе хотелось бы так расти?

Он вздыхает, тушит в пепельнице едва начатую сигарету.

– Если ты хотел меня наказать, тебе это удалось. Но наказывать Кея – несправедливо.

Он подвигает стул чуть ближе к столу.

– Я понимаю твои чувства.

– Да?

– Да. Но моя мать очень рассержена.

У меня кончаются силы. Чувствую себя комком глины. А еще минуту назад я надеялась, что он сможет понять.

Юсукэ достает из кармана пиджака толстый конверт.

– Бери, – говорит он, – и уезжай. Я сделал все, что смог. Тебе не предъявят обвинения, но ты должна покинуть страну. Возвращайся в Америку. Начни новую жизнь. Когда-нибудь потом ты сможешь поговорить с Кеем, но сейчас уезжай. Ты уже доставила мне достаточно неприятностей.

«Ты сможешь поговорить с Кеем». Каждое слово – как сияющий бриллиант. Держу их перед мысленным взглядом, стараюсь не дать им погаснуть. Беру из рук Юсукэ конверт с деньгами.

Юсукэ встает.

– Кстати, у меня через неделю свадьба. Я подумал, что ты должна это знать.

– Мои поздравления, – говорю я. – Но помни, что эта женщина никогда не полюбит Кея так, как я.

Он тянет себя за лацканы.

– Ну… Удачи.

Вечер. Сегодня меня депортируют. Я сижу в холодной камере, в окно бьет неоновый свет. Скоро меня посадят на рейс до Южной Каролины, и сейчас мне кажется, что это не так уж плохо. Ведь и Блондель Мэлоун в конце концов вернулась в Колумбию. Она пожила в Японии, побывала в Европе, была знакома с Мэри Кассат и Моне. А потом отец позвал ее обратно. И она поехала.

Несколько минут я раздумывала, не отправиться ли в Африку, но поняла, что никуда больше ехать не нужно. Когда-то я хотела попасть туда, где даже мелочи приобретают большое значение, где стакан чистой воды может заставить поверить в Бога. Я думала, что в Африке каждый день наполнен смыслом, борьбой: жара, голод, разные опасности. Я родилась в процветающей мирной стране, в небогатой, но и не бедной семье. Я не застала никаких больших войн, против которых надо было выступать, у меня в жизни не было никакой большой цели. И мне необходимо было пострадать. Я была молода. Посмотрите, как все изменилось. Мне уже не надо брать несчастье взаймы. Я создала его своими руками.

Прошло несколько месяцев со смерти матери Юсукэ, и мы потихоньку начали латать прошлое. Я позвонила из Миртл-Бич в Токусиму, и Юсукэ дал трубку Кею.

– Привет! Это мама, – с опаской сказала я. Естественно, он не мог забыть меня, но мог окончательно забыть английский.

– Ты где? – спросил он – с легким недовольством, как будто я просто не встретила его после тренировки по футболу.

– Я в другой стране, – сказала я. – Я приготовила тебе комнату, но, если тебе не понравится, мы все переделаем. Перекрасим стены в другой цвет. Кей, ты слушаешь?

– Да. А когда ты приедешь ко мне?

«Уже еду, – хотелось сказать мне, – вылетаю следующим рейсом». Но мне уже приходилось расплачиваться за необдуманные поступки.

– Мне придется обсудить это с твоим папой. Но я точно буду ждать тебя здесь – приезжай, когда захочешь.

Я стала звонить каждую неделю. Кроме этого, писала письма и посылала подарки – дорогие, мне почти не по средствам. Убедила Юсукэ подключить компьютер к Интернету и стала посылать электронные письма. Кей мне отвечал.

«Мама, я скучаю по тебе», – писал он.

Он не писал о том, как живет его отец, а я не спрашивала. Юсукэ сам сказал, когда его жена забеременела.

– Послушай, мне нужно увидеть сына, – сказала я. – Если не хочешь отпустить его ко мне, то позволь мне самой приехать.

Он долго молчал, и я почти видела, как дух его матери стоит у него за спиной.

– Я тут как раз думал о том, что, наверное, мог бы отпустить Кея к тебе, – сказал он. – На год, может быть. Митико будет трудно заботиться и о Кее, и о малыше.

Мне перехватило горло. Он правда это сказал? Мне пришло в голову, что, возможно, Юсукэ согласился ради своей новой жены. Может быть, ей не нравилось, что его бывшая жена постоянно напоминает о себе, что его прошлый брак пятнает их беспорочные отношения. Вполне вероятно, что она ждет мальчика. Да вообще-то, мне было все равно – почему. Я чувствовала, что, если Кей один раз приедет ко мне, я уже больше его не отдам. Ну, в гости он будет ездить, конечно. Нельзя же оставлять ребенка без отца. Но все равно он будет жить со мной.

И вот я в аэропорту, гляжу в небо. Вижу блестящую черточку – это летит самолет – и знаю, что он с каждой минутой все ближе. Скоро Кей сойдет с самолета и окажется в вестибюле для прибывающих. Я обниму его, как удав, а потом мы пойдем куда-нибудь поесть. А когда он подрастет, я научу его кататься на доске для серфинга.