– Значит, у вас тут мало иностранных туристов?

– Да-да!

Я удовлетворенно кивнула. Именно такое место я и искала.

– Здесь у нас только Эрик, – сказала она.

Я застыла.

– Эрик? А кто он? Американец?

– Да, американец. Очень красивый.

Она рассказала, что он живет здесь уже несколько лет, а до этого работал моделью в Токио; что он преподает английскую разговорную речь в частной школе «Хэппи инглиш», на втором этаже местной якитории.

– Хотите, я вас познакомлю?

– Нет, спасибо. – Я рассудила, что если задержусь в этом городке, то и так скоро с ним встречусь.

Через пару дней я узнала адрес агентства недвижимости и к концу недели сняла маленькую квартиру, меблировав ее тремя подушками и столиком.

А потом я бродила по городу. Нашла крохотную булочную, где пекли хлеб с шоколадом, и почту, откуда можно послать конфеты из сладкого картофеля в любую часть Японии. Через три дня набрела на кафе, где подавали превосходный ямайский кофе сорта «блю маунтин», и на книжный магазин, где можно было купить «Джапан таймс».

В первый раз я увидела Эрика ранним утром. Я проворочалась без сна всю ночь и, едва рассвело, взяла альбом для рисования, термос с кофе, онигири (рисовые шарики, завернутые в сушеные водоросли), и спустилась на пляж. Каждый день я надеялась, что увижу играющих дельфинов или китов, но пока видела только волны, монотонно бьющие о берег, и серфингистов.

Сама я даже не пробовала кататься, хотя меня всю жизнь окружали серфингисты. Братья, например. В шестнадцать они уже были опытными наездниками лазурных волн, а мне нравился другой цвет – бархатный темно-синий цвет вечернего океана; цвет, мягко сочетающийся со звездами и бурбоном; цвет, туманной завесой накрывающий вечеринки в стиле «Великого Гэтсби»; цвет, уместный на картине, где поздним вечером по какому-нибудь северному озеру скользит лодка. Может быть, в этой лодке сидит мальчишка, отплывший подальше, чтобы покурить украденных у отца сигарет (как будто мать не заметит, чем пахнет его куртка); или влюбленная девушка, наблюдающая за лебедем, который ныряет за водорослями, растущими на каменистом дне озера, – как у Вирджинии Вульф; или любовники, исследующие тела друг друга на старых шероховатых досках – вернувшись домой, они обнаружат не одну занозу… Но лучше всего просто пустая лодка. Ее забыли привязать, и теперь она плывет сама по себе. Тут есть целая история. Невидимые персонажи. Кто не привязал лодку? Чья она? Что будет делать владелец, когда обнаружит пропажу? Такую историю я могу нарисовать.

В то утро на пляже я тоже искала историю. И вдруг увидела фигуру, скользящую по волне. Мощный торс был освещен встающим солнцем. Мужчина был так похож на Нептуна, что я даже удивилась, что у него в руках не оказалось трезубца.

Волна спала. Он спрыгнул с доски, взял ее под мышку и вышел на берег.

Меня он не видел. Встряхнул головой, словно вымокший пес, и стал стаскивать темно-синий гидрокостюм. Я испугалась, что он прямо тут разденется догола.

– Эй! – закричала я. – Доброе утро!

Он застыл, голый до пояса.

– Ой! Привет. – Он подошел ко мне. – Ты, наверно, Джил. – Глаза него были такого ярко-голубого цвета, что, казалось, светились. – Молодая американка, которая путешествует одна, выглядит как Энди Макдауэлл и любит рисовать.

– Энди Макдауэлл? Ха!

Я предложила ему кофе. У меня не было второй чашки, поэтому нам пришлось пить из крышки для термоса. Незадолго до этого я узнала, что в Японии из одной посуды пьют жених и невеста во время свадебной церемонии. Не знаю, почему я об этом подумала. Я уже знала, что Эрик был местным плейбоем, и, хотя на меня произвели большое впечатление его крепкие плечи, рельефный пресс и белозубая улыбка, я все же считала, что с ним не стоит связываться. Некоторые европейцы и американцы живут в Японии только потому, что их обожают японки.

Японские женщины считают, что американцы похожи на героев голливудских романтических фильмов. Они привыкли к мужчинам, от которых не дождешься ласкового слова, которые не уступают женщинам дорогу и понятия не имеют, что им можно дарить цветы. Я слышала, в Валентинов день японки дарят мужчинам шоколадные конфеты, а мужчины не дарят в ответ ничего. Неудивительно, что европейцы и американцы кажутся японкам прекрасными принцами.

Словно в подтверждение моего предположения, на берегу появилась стройная молодая женщина с черными волосами до пояса. Гидрокостюм красиво облегал ее мальчишескую фигуру. Под мышкой у нее была доска для буги-серфинга.

Эрик помахал ей:

– Акэми! Я тут!

– Утреннее свидание?

Он пожал плечами:

– Я работаю днем и вечером. Она работает весь день.

Наверно, они собирались заняться сексом на пляже, а я им помешала. Мне вспомнился пляж на другой стороне планеты – я сидела, зарыв руки в песок, а Филипп говорил, что больше не любит меня.

– Ну, я пойду, – сказала я.

– Кстати, а что ты рисуешь?

Мне не хотелось показывать ему свой рисунок с серфингистом. Мало ли что он может подумать.

– Ничего. Так, ерунда. – Я захлопнула альбом и закрыла термос крышкой. Встала и отряхнулась от песка.

На краю пляжа я оглянулась. Эрик и Акэми целовались, всем телом прижимаясь друг к другу. Я посмотрела немного, а потом отвернулась.

Недели через две, тоже утром, я снова встретила Эрика на пляже.

Он сидел на песке и играл на банджо. Мелодия была похожа на ту, которую играли Дрю и мальчишка в фильме «Избавление». Завидев меня, он стал играть быстрее. Доиграв, повернулся ко мне и спокойно сказал:

– Доброе утро. Я только что думал о тебе.

Я села рядом.

– Правда?

– Да. Я знаю одну хозяйку бара, она сейчас ищет девушку, не японку. Она хорошая женщина, заботится о своих работниках. Я подумал, вдруг это тебя заинтересует.

– Это что, хостес-клуб? – Я слышала о заведениях, где женщинам платят за то, что они наливают напитки и разговаривают с клиентами.

– У нее работают две филиппинки, но ей хочется заполучить хотя бы одну американку. Это хорошее место – никаких якудза. И тебе не придется наряжаться не пойми во что, типа матросского костюма.

Я молчала, глядя, как накатывают и спадают волны.

– Это легкий заработок, – продолжал Эрик. – Можно получать по сотне баксов за ночь. Наличными, без налогов.

Я решила подумать над его предложением. Вообще-то деньги у меня еще были, но в последнее время мне стало как-то скучно и немного одиноко. Можно поработать несколько недель. Может, там будет интересно. Заодно японский подучу.

– А что это ты так расписываешь этот бар? – спросила я. – У тебя там доля, что ли?

Эрик пожал плечами.

– Просто хочу помочь вам обеим.

– Ну ладно, – сказала я. – Познакомь меня с ней. Я подумаю.

Мы договорились встретиться на следующий день возле «Ча-ча-клуба».

Я подумала, не надеть ли что-нибудь легкомысленное и не подвести ли глаза. Мне казалось, мама Морита ожидает от новой хостес некоторой свободы в одежде и поведении. Но потом все же решила пойти на встречу в том, что я обычно ношу, – в джинсах и рубашке, которая мне слегка велика. Ничего, сойдет. В конце концов, не так уж мне нужна эта работа.

Увидев Эрика, я поняла, что поступила правильно: он тоже был не при параде, в футболке и серферских шортах. Он ждал меня прямо перед входом, под вывеской клуба. Дверь выглядела не очень-то респектабельно, краска на ней выцвела и облезла. Клуб был втиснут между булочной и книжным магазином, в котором торговали в основном мангой – толстыми комиксами, чрезвычайно популярными в Японии. Окон в «Ча-ча-клубе» не было – только облупившаяся белая дверь с тяжелым латунным кольцом.

– Ну, ты готова? – спросил Эрик.

Я кивнула.

Он толкнул дверь, и мы вошли. Даже в полумраке было видно, что это заведение не первого сорта. Кресла с потертой, выцветшей обивкой, на стене загибавшийся по углам плакат с обнаженной женщиной. Мама Морита, с кроваво-красной помадой на губах и белыми, вытравленными перекисью волосами, оказалась самым ярким пятном в помещении. Она вышла из-за барной стойки и протянула мне руку.