Первые несколько дней мы ничего не делали, только смотрели телевизор. Я сидела в кресле, наматывала волосы на пальцы и думала, что нам делать дальше. Вспомнила тот вечер, когда мы с братьями так же сидели в гостиничном номере после того, как моя мать ушла от моего отца. Мы уткнулись в телевизор, подобравшись к нему гораздо ближе, чем нам позволялось при обычных обстоятельствах, а она лежала на постели, смотрела в потолок и напевала «Простое золотое кольцо». Мы пялились в маленький экран до тех пор, пока у нас не закружилась голова, затем сами, без напоминаний, почистили зубы и переоделись в пижамы. Через несколько дней мы переехали опять домой, а отца там уже не было.

Матери я еще не звонила. Она бы с радостью пустила нас к себе, но все, что мне тогда было нужно, – это свобода. Поэтому мы сидели в полумраке, в мерцании телевизора. Было жарко. На Кее были только штанишки, на мне – огромная футболка до колен. Вдруг в дверь постучали.

Я напряглась.

Кей посмотрел на дверь. Ручка на ней ходила ходуном.

– Мам? – Он уже устал от этого номера, от нашего побега.

– Ш-ш-ш.

Из-за двери послышалось:

– Джил? Открой дверь. Я хочу с тобой поговорить.

Кей вскочил и побежал к двери. Наверно, я могла его остановить, но я только смотрела, как он снимает цепочку и прыгает на руки отца. Он был спасен.

Юсукэ зажег свет.

– Что ты тут делаешь? Ты что, с ума сошла?

На полу валялась грязная одежда. Постели не были заправлены, одеяла сбились в кучу. За день я выкурила целую пачку сигарет – на балконе, естественно, – поэтому пепельница на столе была полна окурков.

– Послушай, я забираю вас домой, – сказал Юсукэ. – Это просто смешно.

У меня сжался желудок.

– Нет. Я не могу вернуться. Прости, но я не могу.

Если бы он стал просить, пошла ли бы я с ним тогда? Если бы он сказал, что любит, что не может жить без меня? Если бы он предложил проконсультироваться у психолога или поехать на Гавайи? Но, с другой стороны, почему я сама не заговорила о том, что наш брак разваливается и надо что-то делать? Наверно, мы оба были слишком упрямыми и гордыми.

Юсукэ все еще держал Кея на руках.

Он секунду смотрел на меня, потом развернулся и вышел. С моим сыном.

Надо было броситься за ним, но я подумала: «Ладно, это ненадолго, пока я не возьму себя в руки и не распугаю тараканов, которые завелись в голове». Я найду удобную квартиру и уеду из этой коробки. Я повешу в его комнате занавески с ковбоями и вертушку с самолетиками. Там будет очень светло, уютно и везде цветы в горшках.

Мне просто нужно немного времени.

Из окна я видела, как они сели в машину. Сердце болезненно сжалось, когда Юсукэ завел мотор. Я представила, как он сжимает руль и как при этом напряжена его челюсть. Завизжали колеса, и он уехал с парковки.

Я подождала, пока сердце успокоится, затем спустилась в вестибюль и купила в автомате несколько банок пива.

Мне просто нужно немного времени.

На следующее утро я проснулась с головной болью. Верхний свет горел, шторы были задернуты. В комнате воняло пивом и сигаретами. Воняло отчаянием. Я очень давно так не напивалась. С колледжа, наверное, с какой-нибудь пивной вечеринки. Макияж размазался по подушке, одежда комом валялась на полу. Мне стало стыдно, захотелось залезть опять под одеяло и уснуть. Чтобы, когда я снова проснусь, это оказалось всего лишь кошмаром. Он не мог быть настоящим – мир без Кея.

К тому времени, когда в дверь постучала горничная, я уже немного прибрала и проветрила комнату. Пустые банки из-под пива отправились в мусорное ведро, вместе с окурками и мятыми сигаретными пачками. Я приняла душ и переоделась. Даже накрасилась.

Я открыла дверь, кивнула горничной и протиснулась мимо ее тележки с принадлежностями для уборки. Когда я подошла к стойке регистрации, чтобы выписаться, портье поискала глазами моего сына. Наверно, она уже сменилась к тому времени, когда пришел Юсукэ, и не видела, как он забирал Кея. Ну, пускай поломает голову. На объяснения у меня все равно сил не было. Я расплатилась, вышла на улицу и поймала такси.

Долго стояла перед домом, не могла заставить себя просто открыть дверь и зайти. Это был уже не мой дом. Поэтому я позвонила.

Огляделась, ища признаки присутствия Кея – прижатый к стеклу нос, забытое игрушечное ведерко. Прислушалась. В доме его не было слышно, и я на секунду испугалась, вообразив, что Юсукэ его куда-нибудь увез и спрятал. Дверь открылась. На пороге стояла окасан в белом фартуке. Вид у нее был слегка обеспокоенный.

– Было не заперто, – сказала она. – Ты могла просто войти.

Она повернулась спиной прежде, чем я успела ответить. Интересно, что ей наговорил Юсукэ?

– Мамочка! – Кей сбежал по лестнице и прыгнул мне на руки, чуть не сбив меня с ног.

Я сбросила с плеча сумку и обняла его.

– Хочу тебе кое-что показать! – сказал он и потянул меня к дому. – Я нарисовал дракона.

На пороге я на секунду задержалась – мышцы просто отказались повиноваться. Я опустила Кея на пол. Он привел меня в комнату с татами, где на низком столике лежала бумага и были разбросаны цветные карандаши.

Я опустилась рядом с ним на колени.

– Синий дракон!

– Ага, с полосками! – сказал он, показывая на оранжевые линии.

– Красивый! – Как легко было бы притвориться, что ничего не произошло, что я не сбегала отсюда с сумкой и паспортом.

Окасан принесла чашку зеленого чая на подносе. Молча поставила его на стол.

Я прошептала:

– Аригато.

Я взяла чашку, в лицо пахнуло горячим ароматным паром. Отпила. Она заварила крепче, чем обычно. Или, может быть, все теперь будет казаться мне более горьким.

– Эй, а почему ты не в садике? – спросила я Кея.

Он пожал плечами.

– Папа сказал, сегодня как бы каникулы.

– Хм. А что он еще сказал?

Он наморщил лоб.

– Сказал, что ты сегодня вернешься.

– Что ж, он был прав. Но надолго мы тут не останемся.

Я стала ждать, когда вернется Юсукэ. Сидела за столом, на котором стояла бутылка виски – сыворотка правды – и два стакана. Он открыл дверь без нескольких минут одиннадцать. Я позвала его в кухню.

– Что? – Его лицо осунулось от утомления. Было видно, что он уже где-то выпил.

– Нам надо поговорить. – Я кивнула на стул напротив.

Он двигался медленно, как человек под водой. Сел на стул. Ослабил галстук. Я наполнила стаканы.

– Что? – повторил он. Нотка раздражения.

– Юсукэ, скажи, ты любишь меня?

Он ответил не сразу. Взял стакан, покачал в руке, создав янтарный водоворот. Сделал большой глоток.

– Да что с тобой такое, Джил? Тебе что, необходимо, чтобы за тобой всю жизнь ухаживали, как перед свадьбой? Ты хочешь, чтобы я покупал тебе цветы, водил по ресторанам?

Я подумала, что это было бы неплохо, но сказала другое:

– Мы уже долгое время почти не общаемся. И я пытаюсь понять, почему так происходит и как это исправить. Итак, ты меня любишь?

Он допил виски, потянулся к бутылке.

– Есть вещи, которые важнее «любви». – Клянусь, я прямо услышала эти кавычки. – Долг, например. Верность.

А, опять конфуцианские идеалы.

– Ты любишь Кея?

– Конечно.

– Но ты совсем не уделяешь ему времени.

Он вздохнул.

– Ты не понимаешь. Мы в Японии. Здесь к этому относятся немного по-другому.

Наступил мой черед делать долгий глоток.

– Юсукэ, я здесь несчастлива. Я хочу вернуться в Соединенные Штаты.

– Ты же знаешь, что это невозможно. Моя мать…

Я подняла руку, и он замолчал. Горло жгло от виски. Я в него даже лед не добавила.

– Юсукэ. – Голова у меня вдруг стала легкой-легкой. – Я хочу развестись.

Слово упало между нами, как замковая решетка. Я думала, я упаду. И не могла понять отчего – то ли от испуга, то ли от воодушевления, то ли просто от виски. У меня дрожали руки. А вот Юсукэ великолепно держался. Он достал из кармана пилочку и стал подпиливать ногти.