С тех пор, как я начинаю себя помнить, я уже был моряком. Восьми лет я уже плавал, ежедневно рискуя утонуть, в шлюпке по заливу Атлантического океана, у берегов Новой Шотландии, где я родился и вырос. Совсем еще мальчиком я попал в коки (повара) на рыбачью барку, но эта должность оказалась не по мне, и скоро пришлось ее оставить. Сначала юнгой, потом матросом, потом на более ответственных должностях я дослужился до управления парусным судном, которое плавало и в Китай, и в Австралию, и на Пряные острова.

В часы досуга, выпадавшие во время плавания, я высчитал, какова должна быть форма и размер самого маленького судна, которое могло бы плавать по океану, — я знал толк в кораблестроении и любил его.

До сорока двух лет я прожил этой жизнью и содержал своим заработком себя и семью.

Но вот настали тяжелые времена для парусных судов. Пароходы вытеснили эти суда, на которых я мог иметь работу, и они были переделаны в буксирные угольные баржи. Что оставалось делать пожилому человеку? На бирже в Бостоне оказалось столько безработных моряков, что мало было надежды получить какую-нибудь работу.

В один зимний день, во время самого тяжелого раздумья, я встретил старого приятеля, капитана китоловного судна, который предложил мне поехать с ним в Ферхавн, где он подарит мне судно. Он предупредил меня, что судно требует незначительной починки. Я с радостью принял подарок: к этому времени выяснилось, что я должен внести 50 долларов, прежде чем рассчитывать на заработок на верфях. На следующий день я высадился в Ферхавне, и тут обнаружилось, что мой приятель подшутил надо мной: судно оказалось ветхой шлюпкой, которая стояла на подпорках в поле, недалеко от моря; соседи утверждали, что ей более восьмидесяти лет. Семь лет ею, уже никто не интересовался, но в день моего приезда собралась толпа. Удивлению не было границ, когда любопытные услышали, что я купил шлюпку не на слом и собираюсь ее починить для плавания. Особенно их беспокоило, окупится ли это дело.

На ближнем лугу я свалил одинокий дуб для киля, и работа закипела.

По морским законам, судно, перестроенное из другого, не может носить нового названия. Старая шлюпка называлась «Спрей» (пена). Постепенно распадаясь, «Спрей» возрождалась. Ни одной щепки не осталось от прежнего судна, но имя сохранилось.

Дело двигалось, но и время шло, У меня не было недостатка в советчиках и зрителях. Трудно сказать, в какой момент старая «Спрей» перестала существовать и родилась новая. Когда кузов был готов, я принялся конопатить «Спрей» хлопком, а затем забил слой пакли. «Вылезет!» — кричал один, «Поползет!» — ужасался другой. Но «Спрей» ни разу не дала течи. Когда судно было выкрашено, навешен руль и поставлена мачта, «Спрей» спустили на воду, и пробное плавание показало, что все в порядке. Единственная подробность, смущавшая моих друзей, состояла в этом вечном «окупится ли». Материал на постройку обошелся мне в 553 доллара, и тринадцать месяцев ушло на работу. Но я пробыл в Ферхавне несколькими месяцами больше, потому что должен был время от времени работать на соседней верфи, чтобы добыть денег на материал и для семьи.

Сначала я попытал счастье в рыболовстве. Но мне не повезло, и я решил привести в исполнение давно задуманное путешествие вокруг света.

Первая гавань, в которую мне пришлось входить, была Глостер. Я никогда еще не входил один ни в какую гавань, а тут, как нарочно, море волновалось, порт же был полон судов. «Спрей» влетела так стремительно, точно хотела разбиться о каменную набережную; с ближайших судов и доков сбежались рабочие и рыбаки, которые славятся по всей стране, как искусные мореходы. Не знаю, какими судьбами удалось избежать несчастья. Я бросил руль и успел во-время спустить кливер. «Спрей», конечно, повернула к ветру и подошла к набережной так спокойно, что даже не царапнула бортом. Громкие одобрительные возгласы раздались из кучки зрителей. Этой удаче я обязан тем, что снаряжение «Спрей» всем необходимым совершилось без всякого труда. С одного судна прислали боченок сухой трески, с другого — боченок масла для успокоения волн в бурю, третий шкипер подарил фонарь для мачты, четвертый — багор и ящик медянки, известного противогнилостного средства, которым я и покрасил с нижней стороны свою шлюпку. Но мне еще была нужна лодка, такая, которую я мог бы один спускать и опять втаскивать. Для этого я распилил пополам заброшенную лодочку и забил досками тот конец, который был отпилен: управляться одному с цельной лодкой было мне не под силу, да и на палубе трудно было бы поместить ее. Кроме того, этот новый тип лодки мог исполнять и другие назначения: она годилась для ванны и для стирки белья. На островах Самоа одна женщина заявила, что это новое американское изобретение превосходит все, что раньше к ним привозили. Теперь меня беспокоило только отсутствие хронометра. У меня был старый, но починка его обошлась бы в 15 долларов.

Снаряжение завершилось присылкой из Бостона от одного моряка большой лампы с двумя горелками; ночью она должна была освещать каюту, а днем ее можно было приспособить для варки пищи.

7-го мая я был готов выйти в море. При чудной погоде «Спрей» снялась с якоря. Мой выход из гавани представлял собою живописную картину. Вся передняя сторона обширного фабричного здания, расположенного на берегу, была покрыта развевавшимися платками и фуражками. Из огромного жилого корпуса сотни веселых лиц улыбались, сотни рабочих рук протягивались мне вслед, и целый хор бодрых голосов желал мне счастливого пути. Звонкие возгласы провожали меня, пока «Спрей» не вышла из порта.

Выйдя в открытое море, я еще раз спросил себя, не слишком ли рискованно пускаться в такое путешествие одному, но я уже об'явил, что об'еду вокруг света один, да и договор с самим собою обязывал меня не отступать.

К вечеру я занялся ловлей рыбы на удочку, и семь крупных рыб пополнили мои запасы провизии.