— Снимайте, говорю, штаны! — повысил голос директор, размахивая пучком крапивы.

Тут заговорщик в женском платье сдернул с головы черный чулок, и оказалось, что это эвенк Гриша Иннокентьев. Он сказал, улыбаясь:

— Данила Акимович, нам неловко снимать: тут у нас и девочки.

Директор с удовольствием отметил, что атмосфера разрядилась.

— Ишь какой смелый нашелся! — сказал он, а Федор Болиславович тут же продолжил игру:

— Данила Акимович! Так вот давай с этого храбреца и начнем: отведем его в сторонку и пусть он за всех трусов пострадает маленько.

— А что? Дельное предложение! — сказал директор. И он увидел, как Оганесян тоже сорвал с себя чулок, его примеру последовала Томка Зырянова, за ней Игорь Цветов, за Игорем — Нюша Морозова, а за ними и все остальные. Последним снял маску руководитель операции Ваня Иванов. Все заговорщики улыбались, но глаза их смотрели настороженно: мол, а что будет дальше?

Директор снова заговорил:

— Так, Федор Болиславович: я думаю, что сегодня наказание крапивой можно отложить, но проведем это мероприятие завтра по окончании уроков перед всем классом. Девочек помилуем, все-таки слабый пол, а остальных гангстеров будем класть на учительский стол и поочередно, значит, крапивой. Чтобы на всю жизнь запомнили.

— Есть! Будет исполнено, — сказал преподаватель труда, и тут же все заговорщики расхохотались вовсю, а некоторые даже запрыгали от удовольствия. Одна только Луиза оставалась серьезной и вертела головой со своими куцыми, торчащими над ушами косичками.

Данила Акимович поднял руку.

— Так! Тихо, граждане! Нам еще одно дело предстоит: следствие проведем. Запомните: обвиняемых тут до поры не будет, все будут только свидетелями.

«Свидетели» перестали улыбаться. Они старались понять, затевает ли директор новую игру или разговор пойдет серьезный.

Данила Акимович сложил ладони рупором и крикнул:

— Раиса Петровна, просим!

Учительница и Хмелев появились очень быстро. До этого они уже стояли у пролома, прислушиваясь к разговорам возле бани. Увидев, как одеты ее воспитанники, учительница прижала пальцы к щекам, сказала с ужасом: «Боже ты мой!», но тут же рассмеялась и добавила: «Ой, не могу!»

Не так держал себя Хмелев. Он по-прежнему опирался правой ногой только на пятку, но стоял слегка выпятив грудь, плотно сжав губы. Весь его мрачный вид говорил: «Да, это я вас выдал. Теперь делайте со мной что хотите». Заговорщики в свою очередь угрюмо смотрели на него и переглядывались между собой. Атмосфера снова начала сгущаться. На этот раз ее разрядил Федор Болиславович.

— Я так полагаю, — сказал он, — допрашивать свидетелей стоя утомительно будет. Может, пройдемте вон туда, на бревнышках посидим? — И он указал на дальний угол двора, где начинали строить какой-то дом.

Директор одобрил это предложение, и скоро все очутились внутри будущего сруба, в который строители успели заложить только два венца. Директор и Федор Болиславович сели на бревна в самом углу сруба, остальные разместились по обе стороны от них.

— Так! — сказал Данила Акимович. — С кого начинать — нам все равно. Может, кто захочет первым давать показания?

Гришка Иннокентьев поднял руку, улыбаясь, и встал.

— Я хочу. А про что?

— Да вот нужно, понимаешь, узнать, кто что видел во вторник, когда Мокеевой бросали записки, а она их не читала. Ты готов отвечать?

— Ага. Готов.

— Значит, такой вопрос: во вторник по окончании последнего урока ты когда вышел из класса? Иннокентьев немного подумал.

— Я, значит, так… Я вскочил, когда раздался звонок, а Раиса Петровна сказала: «Иннокентьев, садись и запиши домашнее задание». Я, значит, сел, а потом Раиса Петровна сказала: «Все, ребята, до завтра!» И я рванул.

— А с тобой еще кто-нибудь рванул? — спросил Федор Болиславович.

— Ну, как же! Еще несколько человек рванули. В дверях толкучка получилась.

— А кто да кто с тобой рванул, не помнишь? — спросил директор.

Иннокентьев молчал, стараясь припомнить, но тут поднялся Ваня Иванов.

— Данила Акимович, я с ним тоже рванул. Гришка тогда в дверях мне локтем в глаз заехал. А еще я помню, Игорь Цветов тоже рванул. Он чего-то застрял, я ему дал сзади, и он вылетел в коридор.

Иванов сел, но тут встал Игорь Цветов.

— Я тоже там был, в этой куче!

— Спасибо! Садись! — сказал Данила Акимович. — Продолжаем допрос Иннокентьева. Скажи, свидетель: выйдя из школы, ты сразу пошел домой?

— Нет, чуток во дворе задержался.

— Почему задержался?

— Ну… остановился послушать, как Жорка Ярыгин из шестого про свою деревенскую тетку рассказывает, как у нее корову вместо медведя застрелили.

— Кто застрелил? — спросила Томка.

— Практиканты какие-то. То ли геологи, то ли еще кто. В потемках подумали, что это зверь приближается, ну и жахнули с перепугу.

Кто-то попросил рассказать об этом подробней, но директор сказал, что судьба коровы отношения к данному расследованию не имеет, и задал следующий вопрос:

— А кто еще из вашего класса слушал про корову? Иннокентьев назвал четырех человек и, помолчав немного, добавил:

— Потом уж Оганесян в самом конце подошел.

— Спасибо! Садись. Допросим теперь Оганесяна. С бревна поднялся большеглазый, с мохнатыми ресницами Эрик Оганесян.

— Скажи, Оганесян, почему ты так поздно подошел слушать про корову?

— Задержался в классе. Я ручку искал. Думал, она куда-то закатилась, а она у меня в кармане…

— Ты не заметил, в классе, кроме тебя, еще кто-нибудь оставался?

— Оставался кто-то. И еще Раиса Петровна.

— А из ребят кто оставался, не обратил внимание?

— Не обратил. Я ручку искал. Вдруг со своего места быстро поднялась Раиса Петровна.

— Данила Акимович! Позвольте мне задать несколько вопросов свидетелю Оганесяну! — сказала она быстро и громко. Обычно всегда серьезная с детьми, молодая учительница теперь улыбалась, и даже в сумерках было видно, что лицо ее порозовело от какого-то веселого волнения, охватившего ее.

«Вот и эта включилась в игру», — с удовольствием отметил директор, а вслух произнес:

— Пожалуйста, Раиса Петровна! Просим! Раиса Петровна согнала с лица улыбку и сурово обратилась к Оганесяну:

— Скажи, Эрик, а где ты ручку искал?

— Ну… под партами, в проходах… Я ведь в среднем ряду.

Учительница оживилась:

— Так! В проходах и под партами в среднем ряду. Ты, может быть, ползал под партами?

— Ну… ползал немножко.

— А ты какой-нибудь сор на полу видел? Оганесян с недоумением уставился на учительницу.

— Сор?

— Ну, бумажки такие скомканные… Ну, короче говоря, записки, которые Мокеевой бросали?

Эрик понял, к чему клонит учительница. Он обвел взглядом ребят, как бы спрашивая, что ему отвечать, но те молчали.

— Записки… Вроде видел, — пробормотал он, помолчал немного и сказал уже уверенно: — Да. Видел записки.

— Много их было?

— Я не считал, но… порядочно.

— Все! Вопросов больше не имею. — Учительница села и снова заулыбалась, как видно, весьма довольная собой.

— Садись, Оганесян, — сказал директор. — Теперь как бы нам найти того, кто видел Мокееву сразу по окончании уроков?

Вдруг вскочил и отбежал от своего места небольшого роста круглолицый и круглоглазый мальчишка. Он был одет в рваную мужскую рубашку с закатанными рукавами.

— Я видел! — сказал он. — Сначала Мокеева из класса вышла, а я — за ней.

— Извини, — сказал директор, — я не упомнил твою фамилию.

— Грибов. Егор.

— Так, Егор. А когда вы из класса вышли?

— Как толкучка в дверях кончилась, так мы и вышли.

— А куда потом Мокеева делась?

— Ну, как — куда? За ворота.

— А ты?

— И я тоже — за ворота. Только Мокеева налево пошла, а я — направо.

— Задачка! — проворчал Федор Болиславович.

— Почему — задачка? — не понял директор.

— А может, Мокеева потом вернулась в школу, чтобы подобрать записки?