Алехин поднялся и закинул пиджак через плечо. Он видел, как поднялся и Сопреев. Поравнялись.

— Слушай, Паша, а Кирпотин-то шустрит в бригаде Синькова. Как тебе это нравится? Что ты смотришь? Кирпотин у Синькова подхалтуривает, — говорил, будто всхлипывая, Сопреев.

Алехин молча шагнул в полумрак приемной.

Директор бесцельно перекладывал по столу бумаги — ждал, когда наконец освободится кабинет.

Кажется, все ушли. Он поднял голову и увидел в углу Всесвятского. В набитом людьми кабинете Всесвятский был как-то незаметен.

— Что, Игорь Афанасьевич? Никак, вы соснули?

На лысине Всесвятского поблескивал свет люстры.

— Почему вы не поддержали Грекова?

Смердов вслушался в голос Всесвятского. Подошел. Подтянул стул, сел. Достал сигарету и принялся тщательно разминать ее.

— Стар я становлюсь, Игорь Афанасьевич. Стар…

Над деревянной клетью на шесте висело объявление «ПРОДАЖА ЕЛОК». Очередь опоясывала клеть живым разноцветным шарфом. Елки были однобокие, с длинными голыми верхушками. Их никто не покупал. Ждали, что вот-вот подвезут другие.

Озябшие продавцы хлопали брезентовыми рукавицами и притоптывали.

— А вы, девушка, тут не стояли! — раздался раздраженный голос.

— Мне и не нужны ваши елки. Я просто так стою. — Лариса посмотрела на женщину, одетую в полушубок, и шагнула в сторону.

Женщина все не успокаивалась, но Лариса ее не слушала. Она не сводила глаз с фасада дома, к которому приткнулось несколько желто-голубых милицейских машин. Ларисе казалось, что в очереди она не будет привлекать излишнего внимания. К тому же там было как будто теплее. Лариса сегодня пропустила первые лекции и надеялась, что успеет хотя бы на лабораторные занятия. Но если Кирилл не появится в ближайшие полчаса, ей и на лабораторные не успеть. Ему назначили на одиннадцать утра, это Лариса помнила. Наверняка он там. Правда, Кирилл не знал, что она стоит возле очереди за новогодними елками. А если зайти, посмотреть? Нет, еще можно подождать. Не появится через полчаса, тогда и зайдет.

Зеленая широкая дверь впускала и выпускала людей. И к каждому Лариса присматривалась с интересом. Что они делали в милиции? Какая-то старуха. Мальчишка. Женщина. Милиционер. Ну этот, понятно, на работе. А вот старуха? Наверно, скандалит с соседями.

И вдруг Адька. Конечно, он. В теплой куртке с синтетическим воротником. Даже отсюда видны его шикарные оранжевые перчатки с двойной строчкой. Вероятно, он пришел с Кириллом.

Лариса перебежала через улицу. Теперь и Адька ее заметил.

— А… Наше вам, подруга дней суровых.

Лариса остановилась. Он еще смеет острить, ему весело.

— Баран ты.

Новая форма приветствия? Покупаю. А ты — коза. Принесла передачу?

— Где он? — Лариса пыталась сдерживать себя.

— Любезничает со следователем. Мне надоело слоняться по коридорам. Ни черта не случится. Состава преступления нет.

— Чего нет?

— Состава преступления. Ты не выписываешь журнал «Человек и закон»? Выпиши — это полезно.

Лариса села на очищенную от снега скамейку. Адька примостился рядом, вытащил портсигар и протянул Ларисе.

— Ах, ты не куришь. Жаль. Конечно, приятного мало. — Он кивнул в сторону зеленых дверей.

— А все ты! — Лариса подняла воротник пальто и зябко уткнулась в шарф. — Работал человек на заводе, делом занимался.

— При чем тут я? Где логика? Я-то здесь, а он — там… Я борозжу моря и океаны, а он — крутит динамо…

— А… — Лариса махнула рукой и отвернулась. — Бороздишь. Лавки и базары. Еще тот маклак… А он лучше тебя, лучше… У него светлая голова. У него хорошие руки.

— И глаза.

— Пошляк ты, Адька… И глаза.

— Увы, — вздохнул Адька. — У меня глаза красного цвета. И волосы рыжие.

— Ржавеешь, — Лариса рассмеялась и взглянула на Адьку. Разве можно на него злиться. Бесполезно. — Неприкаянный ты какой-то. Познакомлю я тебя, пожалуй, с одной девчонкой из нашей группы. Будет у тебя, радист, близкая душа на берегу. Точка — тире — точка.

— Дочка — сын — дочка, — вяло подхватил Адька. Он вдруг вспомнил, как осенью сдавал в Высшее мореходное, взял отпуск, ездил в Ленинград. И завалил. По специальности. Это ж надо? Хорошо, в пароходстве не узнали. Заставили бы переаттестовываться…

Трудяга-грузовичок остановился у деревянной клети, устало тараща фары. Под высокой мохнатой елочной папахой он был похож на танцора из дагестанского ансамбля «Лезгинка». Но елки он привез превосходные, отсюда даже видно.

На исполкомовских часах пробило двенадцать. И с последним ударом, словно сказочный принц, появился Кирилл. Пальто на нем было распахнуто, а в руках он держал свою беличью шапку. Кирилл вертел головой, вероятно кого-то разыскивая.

Адька оглушительно свистнул. Проходящий мимо милиционер обернулся, строго взглянул на них. Адька вскинул ладонь и вежливо козырнул милиционеру.

Кирилл заспешил к ним. Теперь он увидел и Ларису.

— Ты что тут делаешь? — спросил он, вглядываясь в лицо девушки.

Лариса не ответила.

— Моя милиция меня стережет? — Адька подвинулся, приглашая Кирилла сесть рядом.

Кирилл взял руку Ларисы.

— Холодно? Напрасно пришла. Все в порядке. Отпустили домой.

— Там окна с решетками? — Лариса вздохнула.

— Ты что? Комната как комната. Столы канцелярские, шкафы…

— Вроде отдела кадров, — вставил Адька.

— Ага. Отдел кадров. — Кирилл усмехнулся. — Сидит парень, лет двадцати пяти, бутерброд жует. Я ему — приятного аппетита. Он мне — поостри, поостри еще…

— Ну, а дальше? — Лариса в нетерпении тронула Кирилла за рукав.

— Оказывается, это и был следователь. Тот самый Топорков. Ну, поговорили…

— О девочках! — опять вставил Адька.

— Он назвал фамилии — знаю ли я таких людей. Отвечаю — нет. Я и действительно их не знаю. Потом спросил о сэре Джоне. Его, говорю, знаю. В каких отношениях? Ни в каких, говорю. Просил как-то получить из кассы выигрыш, нога у него болела. Я получил. Денег, спрашивает, дал он вам за это? Отвечаю — нет. А если вспомнить? Нет, не давал… Вот и все. Напоследок спросил номер домашнего телефона.

— Зачем?

— Черт его знает.

Адька поднялся, заложил кулаки за спину и сладко потянулся, хрустнув позвонками.

— Что ж ты так долго там околачивался?

— Уходил он куда-то. Пришлось ждать…

Клеть, в которой распродавали елки, напоминала муравейник. То и дело кто-то отделялся от нее и перебегал улицу с елкой в руках. Точно муравей.

В институт Лариса решила сегодня не ходить. Какой смысл? Только на неприятности нарвешься за опоздание. К тому же после стольких беспокойных часов сидеть в жаркой аудитории? Она предложила пойти в кино. Адька отказался, ссылаясь на дело. Кирилл тоже идти не мог — надо на завод возвращаться. Он обещал бригадиру вернуться к обеду — конец месяца…

— Слушай, а действительно, зачем этому Топоркову понадобился мой домашний телефон? — Кирилл обернулся к Адьке. Но того рядом не оказалось.

Адька стоял перед очередью за елками, упершись руками в бока и раздвинув ноги.

— Позвольте, граждане. Общественная инспекция… Гражданка, ведь и милиция недалеко. Там Новый год встретите. — Адька, энергично работая локтями, влез в самую гущу. — Три часа стоите? Постоите и еще. Свежий воздух полезен. А вы? Пенсионер, а как ребенок. Ну зачем вам елка? Пропустите общественного инспектора, — он размахивал какой-то красной книжицей, все ближе продвигаясь к калитке. Вид книжечки производил магическое действие, и толпа, без особой охоты, все же расступалась перед напористым общественником. Правда, некоторые настораживались — что там проверять, если есть елки.

— Как что?! А палки? Забыли? — ужасным голосом произнес Адька. — Небось обманут вас, так бежите жаловаться, елки-палки.

Спустя несколько минут Адька уже топтался у выхода рядом с теткой-контролером. Та приставила рейку к пушистой елочке, измерила, Адька вынул из кошелька деньги и расплатился.