Черис одарила меня отстраненной улыбкой, оторвавшись на пару секунд от созерцания Дэвида, после чего наконец театрально вздохнула.

— Боюсь, сегодня я нанесу серьезный удар по своему кредитному рейтингу. Нет, правда, я собираюсь сделать много покупок, и если бы нашелся симпатичный, крепкий мужчина, чтобы нести…

— Иди, — сказала я.

Она приподняла изящное плечо и зашлепала по направлению к своей красной тачке с откидным верхом, покачивая бедрами так, что татуированный инопланетянин, можно сказать, прямо-таки вытанцовывал хула.

Ага. Давай-давай, сама потаскай свои пакеты. Не переломишься.

— Могу я кое-что сказать? — спросил Дэвид, снова подавшись ко мне на поцелуйную дистанцию. — Мне ведь известно, как серьезно ты относишься к такому занятию, как хождение за покупками. Мне бы не хотелось становиться на твоем пути.

Это, если кто не понял, он меня дразнил. Я тоже подалась к нему, так что губы соприкоснулись, и заглянула в его горящие бронзовые глаза. Дразниться ведь можно по-разному, и так и эдак. Его зрачки расширились, втягивая меня внутрь.

— До десяти торговый центр закрыт, — прошептала я, прямо в его полураскрытые губы. — Уйма времени.

Он поцеловал меня, и я полностью растворилась в накатившей искрящейся, покалывающей волне жара. Его губы — влажные, настойчивые, страстные — полностью поглотили мое внимание. Я почувствовала, что падаю на него, и больше всего мне хотелось бы оказаться в горизонтальном положении где-нибудь за запертой дверью. Господи, меня всю трясло!

— Мне не хватало тебя, — промолвил он низким, хриплым голосом, прозвучавшим откуда-то из глубины горла. Большие пальцы его рук гладили мои скулы, оставляя жаркие следы, словно при татуировке.

— Докажи это.

— Прямо здесь?

Он опустил взгляд на гравий, асфальт и тощую травку.

— Местечко, конечно, не воодушевляет. Но, с другой стороны, я помню, как ты любишь публичную демонстрацию страсти.

— Зверь!

Эти невообразимые брови вновь поползли наверх, на опасную высоту. Улыбка помрачнела.

— Ох, лучше тебе не знать, до какой степени это правда.

Я ощутила легкую внутреннюю дрожь. Иногда Дэвид и впрямь казался мне ручным тигром, прекрасным и ужасным. Да, на самом деле он вовсе не являлся таким уж милым, покладистым, добродушным малым, хотя определенно был на это способен. Просто он вообще был способен на что угодно. На все. Джинны — это вам не пушистые кролики, которых можно держать при себе в качестве домашних любимцев, они опасны. Дэвид был со мной нежен, я знала это. Но порой, случалось, мне открывались под этим такие бездонные, мрачные глубины, что голова шла кругом и перехватывало дыхание. И бросало в жар. Боже правый, в такой жар, что это походило на самовозгорание!

И он это, конечно, знал. Я видела по блеску его глаз.

— Сам ведь знаешь, я не боюсь, — вырвалось у меня.

Его руки застыли. Налетевший ветерок пробежался по нам любопытствующими ладошками, взъерошив мне волосы и распахнув его пальто.

Повеяло океаном. Ветви пальм шелестели, раскачиваясь над нашими головами.

— А может, стоило бы. Ты не все обо мне знаешь.

Ну, по большому счету, Дэвид был прав. Он ведь прожил не одну эпоху, был свидетелем возвышения и угасания цивилизаций. Я едва ли знала и малую толику о том, кто он и что собой представляет.

Но порой просто об этом забывала.

— Испытай меня, — сказала я.

Откровенный, яркий флирт Черис заставил меня, ощутив холодок, вспомнить, что я уже больше не очаровательная юная девушка: скоро мне будет впору делать покупки в секции «Женский мир», куда ссылаются на покой приговоренные к смерти тряпки, и читать «Модерн мэтьюрити», иллюстрированный журнал для пенсионеров. Учиться плести кружева и готовить свиной студень. Но я хотела узнать Дэвида. Хотела, чтобы это стало чем-то большим, более глубоким, чтобы было навсегда — во всяком случае, в той мере, в какой понятие «навсегда» применимо ко мне.

— Если мы намерены оставаться вместе, ты не можешь всегда демонстрировать мне лишь свою хорошую сторону. Я понимаю это. И не боюсь.

Вид у него сделался необычно торжественный: он не моргнул, но во взгляде его снова появился намек на что-то тигриное.

— Не думаю, чтобы ты понимала, о чем говоришь.

Я вздохнула.

— Да уж конечно, само собой, куда мне. Все, что касается джиннов, это превеликая, мрачная, обалденная тайна, и даже то, что я сама сподобилась побывать в этом качестве, не дало мне возможности…

Он прервал мой монолог медленным, влажным, лишившим меня дыхания поцелуем и запустил пальцы в мои волосы, поглаживая чувствительные места за ушами и на затылке… Нить своих мыслей я утратила.

Что позволило мне перескочить на другую тему, когда он дал мне возможность набрать воздуха.

— Тебе нужно домой.

На самом деле это означало вернуться в бутылку, да, самую настоящую, потому что для джиннов существуют бутылки. Непременно стеклянные, затыкающиеся пробками или чем еще, это непременно. Худшим из того, что я видела, была похожая на мыльный пузырь тончайшая бутылочка из-под туалетной воды, хранившаяся в подвале Ассоциации Хранителей в задании ООН в Нью-Йорке: казалось, эта хреновина могла разбиться от слишком пристального взгляда. Обиталище Дэвида представляло собой прочную декоративную кухонную бутылку из синего стекла, из тех, в каких хранят ароматические масла или цветную соль. Я держала ее в самом надежном месте, в моей прикроватной тумбочке, вместе с кремами, лосьонами и всем прочим, что не выставлялось на обозрение случайным визитерам. Впрочем, вспомнив о тумбочке, я тут же подумала о кровати, мягких простынях, прохладном океанском ветерке, обдувающем мою кожу…

— Да. Двигаем домой.

Его ладони скользнули вниз, по моим плечам, потом по рукам, пока он их не убрал. А их тепло осталось на моей коже. Как послевкусие.

Моя машина была припаркована в дальнем углу площадки, в стороне от прочих. Это был полуночно-синий «Додж-Випер»: среди машин, на которых мне доводилось ездить, эта занимала в моем сердце второе место. Первое принадлежало «Мустангу», тоже полуночно-синего цвета. Эта машина, которую я называла «Далилой», была уничтожена примерно тогда же, когда я познакомилась с Дэвидом, словно я должна была отказаться от одной любви ради другой.

Дэвид устроился на пассажирском сиденье, и, влившись в утренний транспортный поток, я направила «Мону» к моему дому. Я люблю водить машину, по-настоящему люблю. А ехать мне, благодаря чрезмерному усердию арендодателей, решивших, что похороны положили конец моему договору найма, что в итоге привело меня в квартиру на побережье, на втором этаже с видом на море, было довольно далеко. Вся мебель там стояла подержанная, предметы никак не подходили один к другому, но кровать была удобной, а вид с балкона просто убийственным.

Но сейчас значение имела только кровать.

Должно быть, я припарковалась, но это как-то не отложилось в памяти. Потом была лестница, потом я на площадке рылась в поисках ключа. Большинство моих соседей уже отправились на работу, так что вокруг было тихо, только за дверью в дальнем углу монотонно бубнил телевизор. Кажется, у миссис Эппил; она работала по ночам, а утром, перед тем как вздремнуть, имела обыкновение расслабиться, посмотрев программу кабельного телевидения.

Войдя следом за мной, Дэвид положил руки мне на плечи, после чего они, поглаживая, медленно заскользили вниз. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что это может быть так сексуально, да и мы, ясное дело, не собирались предаваться утехам прямо на площадке, но от его прикосновений меня повело так, что я закрыла глаза, держась руками за дверь.

Просто в самих его руках, в медленных, выверенных касаниях таилось некое волшебство. Они очертили линии моих плеч и прошлись по рукам, до самых запястий.

Он придвинулся ближе, пока не прижался ко мне, как вторая кожа. Я попыталась снова попасть ключом в замочную скважину, да куда там. Руки мои дрожали.

— Джо? — прозвучал его бархатистый, с легкой, делавшей его чуть похожим на мурлыканье, хрипотцой голос. — Может, лучше мне это сделать?