Мы ничего не сказали, да и что тут, в самом-то деле, было говорить? Извиняться он не собирался, да и я вовсе не была уверена, что мне бы этого хотелось. Это было своего рода прощание, что мы оба прекрасно понимали. И что больше, нежели что-либо иное, послужило для меня напоминанием о возможности скорого конца света.

Он вернулся к Ма’ат и, склонив голову, стал слушать Чарльза Эшворта, который, как мне кажется, в основном пытался убедить Льюиса в нежелательности моего участия в чем бы то ни было. Так или иначе я медленно направилась к ним.

—

Похоже на то, что молния оставила меня без транспорта, — промолвила я. — Мне нужна машина, хоть взаймы.

Эшворт, у которого, по-моему, имелась целая флотилия лимузинов, хмуро воззрился на меня, а потом кивнул одной из своих подручных, коротко стриженной молодой женщине, одетой в прекрасный, сшитый на заказ костюм и туфли (в этом я почти на сомневалась) из последней коллекции Стюарта Вейцмана. Столь модный облик особы из его свиты меня несказанно удивил: он казался мне консерватором, не одобрявшим подобных веяний.

Женщина с раздраженными видом швырнула мне ключи.

—

Не разбей тачку, — буркнула она.

—

Обижаешь, — фыркнула я, высматривая на площадке не пострадавшую машину. Я надеялась, что мне достанется припаркованный неподалеку от улицы чудесный спортивный «БМВ», однако она указала мне на нечто совсем иное.

Ох, господи, только этого не хватало!

Даже учитывая все, до чего я докатилась и во что превратилась моя жизнь, мне и в голову не приходило, что, словно в дополнение ко всем испытаниям, на мою долю выпадет еще и вести мини-фургон.

Джонатан бросил меня умирать. Из чего, видимо, следовало, что возвращаться ко мне он не собирался, во всяком случае, до поры до времени. Тем паче что особой жесткости я в нем не усматривала… скорее своего рода стальное безразличие. Раз я оказалась бесполезна для него в том, что имело значение, он не собирался тратить на меня время.

Я забралась в мини-фургон размером этак с небольшую яхту, запустила двигатель, так себе, кстати, не высший класс, и откинулась на «капитанском» сиденье, подставив лицо прохладному воздуху.

Мне страшно хотелось не думать обо всем произошедшем на крыше, но надо было действовать не откладывая. Вытащив из сумочки сотовый телефон,

я

позвонила Полу Джанкарло. Он не отвечал, и я оставила ему голосовое сообщение, настолько подробное, насколько решилась. Потом позвонила в Кризисный Центр Ассоциации Хранителей и сообщила, что они лишились регионального представителя. Девушка у телефона — господи, какой же юный у нее был голос, — казалась задерганной и испуганной: подозреваю, из-за того, что ей уже пришлось принять немало подобных звонков. Должно быть, нынче они там превратились во что-то вроде «Скорой помощи», работающей в чрезвычайном режиме, поскольку бедствия нарастали лавинообразно, а обладающих джиннами Хранителей высокого уровня, способных противостоять всем этим бедствиям, в резерве не было. На самом деле, сегодняшний день мог обозначить собой начало катастрофы, какой Земля не видела со времени Всемирного потопа.

Напасти не просто громоздились одна на другую, но словно подпитывали друг друга энергией.

Тихонько чертыхнувшись, я бросила телефон на пассажирское сиденье. Пожарные уже завершили основные мероприятия по тушению, хотя я была уверена, что огонь погас благодаря вмешательству Льюиса, а вовсе не их лестницам и шлангам. Сам Льюис вел какой-то серьезный разговор с Ма’ат, собравшимися тесной группой на углу парковочной площадки. Кругом толпились работавшие в здании люди. Многие были в саже, иные откашливались, наглотавшись дыма, кому-то даже подносили кислородные маски, но серьезно никто не пострадал, и при всей поднятой суматохе разрушения были относительно невелики.

Джон оказался единственной жертвой.

О том, как близко было к тому, чтобы на крыше оказалось вместо одного два трупа, мне даже думать не хотелось, поэтому я постаралась переключить внимание на свою новую (хоть и одолженную на время) машину. Фургон был таким чистеньким, что мог показаться принадлежащим компании, сдающей машины напрокат, однако некоторые мелочи говорили о наличии постоянного пользователя, например, набор компакт-дисков на водительской стороне.

Зеркало показало мне изможденную, вымокшую насквозь женщину с темными кругами под глазами и непривлекательными, лишенными блеска волосами: пришлось потратить искорку силы, чтобы высушить одежду и прическу. Видок у меня все равно остался такой, что я могла бы рассчитывать на победу в конкурсе на наибольшее сходство с Мортицией Адамс, но в кои-то веки было нечто, беспокоившее меня больше, чем внешность.

Я выбрала из имевшихся диск группы «Модест маус». Не скажу, чтобы этот фургон представлял собой идеальную Быструю Тачку в духе Джоанн Болдуин, но по крайней мере колеса у него имелись, и он мог доставить меня домой. А домой мне, честно скажу, хотелось отчаянно. Может быть, Дэвид стал ифритом, может быть, моя сестрица временами казалась чокнутой и чертовски раздражала, но по крайней мере это был дом.

«Скоро ничего этого не останется, — шептало что-то внутри меня. — Все, что тебя окружает, сгинет. Город, люди, сама жизнь. Уйдет Джонатан и все остальное за ним следом. Ты к этому готова? Ты готова стоять в сторонке и ждать, когда это случится?»

Джонатан предложил умереть за Дэвида. Я отдавала себе отчет, что в какой-то мере во мне говорила упрямая ревность. Это, что уж тут говорить, не делало мне чести, однако от решения проблемы меня удерживало и нечто большее.

Если я отпущу Дэвида, а Дэвид нападет на Джонатана (что, если верить Рэйчел, случится почти неизбежно), то он будет потерян для меня трижды. Во-первых, как ифрит. Во-вторых, как убийца своего друга и брата. Ну и наконец, как некто, сменивший Джонатана, — представлялось весьма сомнительным, чтобы на этой вершине нашлось местечко и для меня.

«Ага, стало быть, все дело в тебе, так?»

Ничего не так, хотя, кто же спорит, я тут тоже являлась заинтересованной стороной. И отмахнуться от этого было невозможно.

Джонатан забрал из моего чрева зародыш джинна, мое дитя. Поначалу мне казалось, будто то была выходка жестокого ублюдка, но в ретроспективе я начала задумываться над тем, не пытался ли он таким образом сохранить что-то от Дэвида. Возможно, даже что-то от меня. Он ведь знал, что если я не соглашусь отказаться от Дэвидовой бутылки, то умру и Дэвид для него будет потерян.

«Пожалуйста, пусть она будет с ним. Как-нибудь существует. Только не…»

Только не погибнет.

В кабине мини-фургона, вдали от чужих глаз, меня вдруг накрыло. Все страхи, весь гнев, вся боль прорвались в виде внезапных, судорожных рыданий, битья кулаками по рулю, нечленораздельных, яростных восклицаний. Это было неправильно, этого не должно было со мною случиться. Не для того я зашла так далеко, чтобы увидеть, как рушится вокруг мир. Или дать Дэвиду ускользнуть во тьму.

Или лишиться ребенка, которого я практически не знала.

«Должен быть выход», — сказала я себе, надавив руками на глаза, так что вспыхнули белые искры. Щеки были холодными и скользкими от слез.

«Должен, черт побери, быть выход».

Над головой полыхнула молния, вольная, дикая, никем не контролируемая: она угодила в один из городских трансформаторов, что породило фонтан ослепительных сверкающих искр и отключило от света несколько кварталов. А со стороны океана на город наплывали клубящиеся тучи, несшие с собой запах дождя и угрозу чего-то гораздо худшего.

Мне нужно поскорее попасть домой.

По лестнице к своей квартире я поднималась вконец изможденная, вымазанная сажей, провонявшая дымом и подавленная. Теперь, благодаря вновь позаимствованной силе, я могла ощущать невероятное бурление эфира, отражавшееся в свирепой ярости неба над головой. Ливень был наименьшим из того, что следовало ожидать, и я мимоходом подумала, что собирается делать со всем этим Дивный Марвин. Наверное, вылезет с подправленным прогнозом и потребует от Эллы, чтобы уж он-то наверняка сбылся: другое дело, что на нынешней стадии Элла уже ничего изменить не сможет. Хаос принял такие масштабы, что одному Хранителю нечего было и пытаться с ним справиться.