Но это не помешало мне услышать треск ломающихся костей, с которым из него ушла жизнь.

Что же до Дэвида, то он продолжал висеть в воздухе со странным, потухшим взглядом, на глазах преображаясь из пламенного джинна в сгусток угольных теней, именуемый ифритом.

— О боже!

Это не прекращалось. Я чувствовала, как из меня высасываются последние крупицы энергии: жизнь, тепло, дитя… «О господи, только не дитя, ты не можешь, Дэвид…»

Все вокруг нас как бы… застыло. В каком-то непостижимом смысле я пребывала вне времени, вне жизни, вне дыхания. Словно почувствовала себя джинном, точнее, вспомнила ощущения той поры, когда им была. С той лишь разницей, что некая моя сердцевина с истошным воем разрывалась от страшного напряжения. И это было неисцелимо.

Время остановилось. Но не боль.

Потом кто-то вмешался.

Я услышала за спиной приближавшиеся шаги, обернулась взглянуть, кто это, и у меня перехватило дыхание. Ко мне сквозь застывший в неподвижности мир направлялся Джонатан. Люди замерли на полуслове, полушаге, полувздохе: двигались только он и я.

В отличие от большинства джиннов, Джонатан, самый могущественный из них, выглядел обычным человеком. Средних лет мужчина с короткими, седеющими волосами. Телосложение бегуна: угловатый, жилистый. Глаза черные, а лицо могло быть и доброжелательным, и безразличным, и жестоким, в зависимости от настроения и освещения. Просто один из толпы.

На самом же деле он был так далек от человека, что по сравнению с ним и Дэвид мог показаться не более чем соседским мальчишкой.

— Ты должен помочь мне, — начала я, хотя должна бы знать, что ему противен сам звук моего голоса.

Он подступил ко мне вплотную, схватил за горло и с силой прижал к перилам.

— Тебе повезло, — прорычал он, — что я в добром настроении.

С этими словами Джонатан взглянул через мое плечо, туда, где в воздухе застыл, не завершив трансформации, перекрученный призрак Дэвида. Внизу, на дороге, валялось искалеченное тело Хранителя. Лицо Джонатана утратило всякое сходство с человеческим, всякое выражение. Осталось лишь еще более сильное, чем раньше, ощущение вихрящейся вокруг него могучей и устрашающей силы.

Даже ветер стих, словно опасаясь привлечь к себе его внимание.

— Джонатан… — хрипло заговорила я.

— Джоанн, — оборвал он меня, и имя мое прозвучало в его устах низким, злобным и мрачным урчанием, — ты, похоже, не слушаешь, что тебе говорят. Я сказал, чтобы ты берегла Дэвида. Глядя на все это, не скажешь, чтобы ты так делала. На самом деле…

Его рука сдавила мое горло и встряхнула меня так, что я чуть не задохнулась.

— На самом деле, черт возьми, он выглядит гораздо хуже, чем когда я его видел в последний раз. Неудивительно, что я очень разочарован.

В нем, несомненно, клокотала ярость, пусть и скрытая за невозмутимым лицом и теплыми, глубокими черными глазами.

— У меня нет времени на всякую дрянь, — промолвил он и снова повернулся ко мне, встретившись со мной взглядом.

О господи, теперь даже в его глазах проступало бешенство: оно вспыхивало в черной глубине красными искрами, грозя прорваться наружу. Прорваться и разнести в клочья и меня, и этот мост, и город, и весь мир. Силы бы у него хватило: я чувствовала, как от него пышет ею, словно жаром от потока лавы.

— Я предоставил тебе возможность играть с ним в твои дурацкие игры, крутить с ним твой дурацкий роман, и ты погубила его. И это сейчас, когда я на части разрываюсь. Мне он позарез нужен, прямо сейчас! Я с тобой, черт возьми, не шутки шучу, это ты понимаешь?

Это я поняла прекрасно: шла война, и он в ней участвовал. Сцепившиеся в схватке джинны исчезли, но после них в воздухе осталось нечто, вроде запаха жженого пороха. Если такое происходило сейчас по всему миру…

— Я не знаю, чем ему можно помочь, — удалось с хрипом выдавить мне. — Я пыталась. Я просто не понимаю, как это можно сделать.

Его пальцы снова сдавили мое горло. Он навалился на меня, прижимая к перилам и заваливая назад, словно в какой-то пародии на танец.

— Что, не нравлюсь я тебе, да?

— Погоди…

Я попыталась сглотнуть, но без успеха. Очень уж было больно, так больно, что и не передать.

— Ты… ты ведь наверняка можешь…

— Да будь я способен исцелить его, почему, по-твоему, я до сих пор этого не сделал? Ты что, вправду думаешь, что я веду какую-то игру, видя, как он страдает?

Нет, так я не думала, потому что видела полыхавшую в его глазах ярость.

— Он твой раб. Я не могу прикоснуться к нему, пока ты его не освободишь!

Дэвид! Бутылка! Джонатан просто не мог вмешаться, этого не допускали правила. Могу себе представить, как его это бесило, как бесила я, оказавшаяся на его пути.

Я опять попыталась сглотнуть, но его хватка была слишком сильна, и мне с трудом удавалось проталкивать слова сквозь саднящее, пережатое горло:

— Я не могу. Ты не хуже меня знаешь, что если я его сейчас отпущу…

Знал он это не хуже меня. Стоит мне освободить Дэвида из бутылки, и он окажется вне какого-либо контроля. Может, Джонатан и будет способен оказать ему помощь, но только в том случае, если его поймает. А получится ли у него это, неизвестно.

— Помоги мне помочь ему, — прошептала я.

Ох, до чего же не понравилась ему эта идея, ну совсем не понравилась. Надо заметить, я никогда не входила в список личностей, пользующихся его благосклонностью: во-первых, как человек, что в его глазах явно не являлось преимуществом, во-вторых, из-за моих отношений с Дэвидом и прочной привязанности Дэвида ко мне, что подрывало устоявшийся порядок мироздания Джонатана. Джонатан, по понятиям джиннов, обладал почти божественным могуществом, что было вовсе не хорошо.

Было бы очень трудно ошибиться насчет отношения Джонатана к Дэвиду: он любил его. Очень любил. Чувство это, глубокое и сильное, уходило корнями в древность, во времена их создания. Что отнюдь не порождает благодушия по части трехсторонних отношений.

— Помочь тебе? — повторил за мной он. — Думаю, дорогуша, я и так помог тебе, насколько ты того заслуживаешь. Смотри, ты даже еще дышишь.

— Еле-еле, — прохрипела я и, с трудом подняв руку, указала на свое многострадальное горло.

Его губы изогнулись в некоем подобии улыбки. Горло он отпустил, но не отступил, а так и остался стоять на месте. Осторожно, медленно, не делая резких движений, уж, конечно, не потому, что опасалась причинить ему вред, я выпрямилась, в результате чего мы оказались стоящими друг перед другом вплотную, грудь к груди. Личного пространства он мне не предоставил, а с этого, столь интимного расстояния вперил в меня взгляд своих по-настоящему устрашающих глаз… черных, бездонных, словно со вспыхивающими в глубине звездами, зарождающимися и умирающими галактиками. Некогда, в очень далеком прошлом, он был человеком, Хранителем, равно владевшим силами Погоды, Земли и Огня — как в наши дни ими владел Льюис. Я мало что знала о его жизни, знала лишь, что его смерть пробудила саму Землю: она предалась глубочайшей скорби, и сила этой печали обратила его в джинна. Дэвид, затянутый вместе с ним в горнило творения, вышел оттуда могучим и совершенным. Что же до Джонатана, то он и вовсе возродился, обладая могуществом, опасно близким к божественному.

Но оказалось, что и такому могуществу можно бросить вызов. Как, черт побери, Ашан мог решиться на нечто подобное и почему он вообразил, будто в состоянии одолеть Джонатана в этой войне богов, было выше моего понимания, но факт оставался фактом. Война разразилась, и даже если в итоге Джонатан вышибет все дерьмо из Ашана и из его приспешников-джиннов, от этой битвы содрогнется Земля. И пока она идет, никто не сможет чувствовать себя в безопасности.