Итак, я остался у Элис Тёрнбоу. Дни складывались в недели, а я по-прежнему понятия не имел, что ждет меня в будущем. Элис подобная неопределенность раздражала, и в конце концов она записала меня в среднюю школу Парксайд. Хотя я был рад вернуться к старым учителям, навязчивое ожидание неприятностей никуда не делось. Уходя из школы после уроков, я не знал, приду ли на следующий день. Возвращаясь к Элис, я каждый раз с опаской выглядывал из-за угла, боясь увидеть перед домом машину социального работника, который увезет меня неизвестно куда. Я без конца расспрашивал миссис Тёрнбоу, стараясь выведать хоть какие-то новости про Гордона Хатченсона. Я просто хотел знать.

Недели превращались в месяцы; я все еще спал на диване и хранил вещи в коричневой хозяйственной сумке. Моя одежда истрепалась и местами даже заплесневела, потому что я стирал ее только по субботам или по воскресеньям, когда был уверен, что меня никуда не увезут. После того как я забыл у Катанзе свою черепашку, мне больше не хотелось ничего терять. Каждый вечер, когда все ложились спать, я молился, стоя на коленях возле дивана, чтобы Гордон приехал и сказал, что со мной будет.

Однажды после школы Элис позвала меня к себе. Тяжело вздохнув, я приготовился к плохим новостям… и, как оказалось, не зря. Миссис Тёрнбоу сообщила, что завтра я записан на прием к психиатру. Я яростно замотал головой. Элис обняла меня за плечи, ей было известно о том, чем закончился мой прошлый опыт общения с психиатром. Интересно, откуда она знала об этом, если я ей ничего не говорил?

— Вам мистер Хатченсон рассказал? То есть вы с ним разговаривали, а он даже ни разу не заехал меня проведать? — недовольно спросил я. Не слишком приятно, когда всем вокруг известны твои секреты.

И тогда миссис Тёрнбоу призналась, что в данный момент делает все возможное, чтобы я остался у нее. Правда, оформление опеки может занять некоторое время, так как ей необходимо получить лицензию на присмотр за мальчиками.

— Но не переживай, — улыбнулась она. — Мы с Гарольдом решили, что были бы очень рады, если бы ты остался с нами.

Не раздумывая, я крепко обнял Элис и поцеловал. Потом повторил про себя ее последние слова и нахмурился:

— В смысле, Гарольд тоже хочет, чтобы я остался?

Элис засмеялась:

— То, что он почти не разговаривает с тобой, еще не значит, что ты ему не нравишься. Ему просто нужно время, чтобы привыкнуть. И если честно, не только ему. Но поверь мне на слово, если бы ты не нравился Гарольду, то не остался бы в этом доме. — Она сжала в руках мои худые ладони. — На самом деле он относится к тебе гораздо лучше, чем ты думаешь.

Слова Элис очень многое значили для меня. С тех пор как я, не подумав, объявил, что могу спать в одной комнате с девочкой, мне казалось, будто Гарольд не слишком мне доверяет, да и вообще считает странным. Он со мной почти не разговаривал; все наше общение сводилось к его попыткам заставить меня читать, вместо того чтобы смотреть телевизор. Каждый вечер, после ужина, Гарольд как по расписанию брал с полки какой-нибудь вестерн в мягкой обложке, выкуривал несколько сигарет и ровно в девять ложился спать.

Я уважал мистера Тёрнбоу, хотя он, скорее всего, об этом не догадывался. Гарольд был плотником и очень любил свое ремесло. Я надеялся, что пробуду в их с Элис доме достаточно времени, чтобы он успел меня чему-нибудь научить. С самого детства я мечтал о том, что когда-нибудь построю бревенчатую хижину на Рашн-Ривер; теперь я иногда представлял, как мы с Гарольдом вместе работаем над проектом, и надеялся, что это поможет нам сблизиться. Может быть, думал я, так я смогу доказать мистеру Тёрнбоу, что чего-то стою.

На следующий день, поддавшись на уговоры Элис, я сел в автобус и отправился на встречу с новым психиатром, доктором Робертсоном. К счастью, он оказался полной противоположностью своему коллеге, о котором я до сих пор вспоминал со смесью страха и отвращения. Доктор Робертсон пожал мне руку и попросил называть его просто Дональдом. Его кабинет был залит теплым солнечным светом, но больше всего меня радовал тот факт, что этот доктор обращался со мной как с человеком.

Я приезжал к нему каждую неделю. Хотя Дональд не заставлял меня ни о чем говорить, я вскоре обнаружил, что сам охотно рассказываю ему о своем прошлом. При этом я мог спрашивать его о чем угодно, даже о том, стану ли я таким же, как моя мать. Хотя доктор Робертсон и пытался перенаправить мои мысли в другое русло, я настаивал на своем и упорно искал ответы на мучившие меня вопросы. Я научился доверять Дональду, и он осторожно провел меня по самым болезненным участкам моего прошлого.

Доктор Робертсон действительно хотел помочь мне разобраться, именно поэтому он посоветовал несколько книг по базовой психологии. И вскоре мы с Гарольдом уже не могли поделить настольную лампу, стоявшую возле дивана, — по вечерам я читал книги Нормана Винсента Пила о самоуважении и другие, менее понятные, например «Ваши ошибочные стороны». Вскоре я увлекся теориями доктора Абрахама Маслоу о человеческих потребностях и способностях выживать. Временами я совершенно терялся в сложных и непонятных словах, но не отступал и вскоре обнаружил, что, оказывается, мне есть чем гордиться. Хоть я не до конца разобрался в себе и не смог полностью избавиться от чувства гнетущей пустоты, зато понял, что на самом деле я гораздо сильнее, чем большинство ребят из школы, живущих «нормальной» жизнью.

Постепенно я начал полностью доверять Элис и рассказывал ей обо всем, что меня тревожило и волновало. Обычно мы болтали по утрам, перед тем как я уходил в школу. Если я сильно нервничал и начинал запинаться, миссис Тёрнбоу старалась мне помочь. Она научила меня бороться с заиканием: нужно не спешить и представлять, что я произношу слова, прежде чем озвучивать их. И через несколько недель мои речевые проблемы исчезли.

Каждую субботу, досмотрев очередной выпуск «Американской эстрады», Элис заводила машину, и мы отправлялись в тот самый торговый центр, где миссис Катанзе покупала мне одежду. Обычно мы шли в кино, потому что это был единственный способ заставить меня сидеть смирно в течение длительного промежутка времени. Я всегда остро переживал происходящее с героями, поэтому пристально следил за тем, что творилось на экране, и почти не двигался, сцепив руки в замок. Если нам попадался не слишком интересный фильм, я развлекался тем, что пытался предугадать основные сюжетные ходы. Зато если Элис покупала билеты на что-то стоящее… Я научился ценить сложные сценарии и восхищаться режиссерской работой. После каждого сеанса мы с Элис долго не могли успокоиться и активно обсуждали только что увиденное.

Иногда она покупала мне игрушки, причем абсолютно без повода. «Просто потому что», — отмахивалась Элис от моих вопросов. Сначала я чувствовал себя неуютно, отчасти из-за того, что не привык получать подарки, отчасти из-за того, что прекрасно знал, как усердно работает Гарольд, экономя каждый пенни. Со временем я научился принимать подарки, но не скажу, что это далось мне легко.

И все-таки главный подарок мистер и миссис Тёрнбоу сделали, сами того не осознавая. Готовя меня к взрослой жизни, они в то же время дали мне возможность побыть ребенком, чего раньше со мной никогда не случалось. Стараясь показать Элис и Гарольду, как много они для меня значат, однажды за обедом я вытащил из кармана замусоленный листок бумаги и порвал его на мелкие кусочки.

— И что все это значит? — нахмурился Гарольд, в то время как Элис украдкой смахнула набежавшие слезы.

— Это значит, что мне больше не нужен список! — гордо заявил я. — И ваш номер я выучил наизусть! Хотите послушать?

Элис улыбнулась и кивнула.

— Пять — пять — пять — два — шесть — четыре — семь! — четко проговорил я, глядя Гарольду прямо в глаза.

— Мда… придется сменить номер, — проворчал мистер Тёрнбоу, прежде чем подмигнуть мне.