Я пытаюсь придумать ответ. Но внутри что-то заклинило. Я всего лишь тяжело вздыхаю и пожимаю плечами.

— Ладно, ладно, успокойся. Садись на стул. — Голос Марка смягчился. — Джерри, дай мне колы.

Марк смотрит на меня сверху вниз. Я пытаюсь спрятать руки в рукава, чтобы скрыть шрамы и синяки.

— Малец, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Марк.

Я мотаю головой из стороны в сторону. «Нет! — кричу я про себя. — Со мной не все в порядке. Со мной ничего не в порядке!»

Я ужасно хочу сказать это вслух, но…

— Вот, выпей, — Марк протягивает мне колу.

Я хватаю красный пластиковый стакан обеими руками, впиваюсь в соломинку и не отпускаю ее до тех пор, пока не допиваю последние капли газировки.

— Малец, — снова обращается ко мне Марк, — тебя как зовут-то? У тебя есть дом? Где ты живешь?

И тут мне становится ужасно стыдно. Я не знаю, что ответить. Поэтому делаю вид, что не расслышал вопрос. Марк неодобрительно качает головой.

— Не двигайся, — говорит он и забирает у меня стакан.

Когда Марк передает мне следующий, то в его руках я замечаю телефонную трубку. Закончив разговор, он опять садится рядом со мной:

— Не хочешь рассказать, что случилось?

— Мы с мамой не очень ладим, — бормочу я, надеясь, что меня никто не слышит. — И она… она… сказала, чтобы я уходил.

— Ты не думаешь, что она беспокоится за тебя? — спрашивает Марк.

— Да ну! С чего бы? — Ответ вырывается раньше, чем я успеваю понять, что именно сказал. «Закрой рот!» — мысленно одергиваю я себя. Стучу пальцами по барной стойке, стараясь не встречаться взглядом с Марком. Смотрю на мужчин, играющих в бильярд, и на других посетителей пиццерии: они едят, веселятся и хорошо проводят время.

Хотел бы и я быть настоящим человеком.

Внезапно меня снова начинает тошнить. Я слезаю с табурета и поворачиваюсь к Марку:

— Я должен идти.

— И куда же ты пойдешь?

— Ну… мне просто нужно идти, сэр.

— Мама правда сказала тебе, чтобы ты ушел?

Я киваю, по-прежнему избегая смотреть ему в глаза.

Марк улыбается:

— Готов поспорить, она действительно волнуется за тебя. А ты как думаешь? Давай так сделаем: ты дашь мне ее номер, и я позвоню твоей маме!

Я чувствую, как кровь отливает от лица. «Дверь, — твержу я про себя. — Просто доберись до двери и беги». Я верчу головой в поисках выхода.

— Да ладно тебе! К тому же, — продолжает Марк, поднимая брови, — ты не можешь уйти прямо сейчас. Я делаю для тебя фирменную пиццу!

Я вскидываю голову.

— Правда? — кричу я. — Но… у меня же нет…

— Не переживай, парень. Просто посиди здесь и подожди.

Марк встает и уходит на кухню. Я замечаю, как он улыбается мне, направляясь к плите. А у меня уже рот наполняется слюной. Я живо представляю, как буду есть горячую пищу — настоящую еду, а не объедки из мусорного ведра или черствый хлеб.

Проходит несколько минут. Я жду, пока вернется Марк.

В бар входит полицейский в темно-синей форме. Я не обращаю на него внимания, пока к нему не подходит Марк. Они о чем-то говорят, после чего Марк кивает и показывает на меня. Я вскакиваю со стула и начинаю судорожно оглядываться в поисках запасного выхода. Ничего. Я поворачиваюсь, ища глазами Марка. Его нет, и полицейский тоже куда-то делся. Я пытаюсь разглядеть их среди посетителей пиццерии, но ничего не могу разглядеть. Наверное, они оба ушли. Ложная тревога. Сажусь обратно на свое место. Сердце бьется уже не так сильно. Я снова могу дышать. И даже улыбаюсь.

— Извини, молодой человек. — Я поднимаю голову и вижу того самого полицейского. — Думаю, тебе придется пройти со мной.

«Ну нет! — говорю я про себя. — Никуда я не пойду!»

Впиваюсь пальцами в стул и оглядываюсь в поисках Марка. Не могу поверить, что он вызвал полицию. Он казался таким хорошим! Угостил меня колой, пообещал накормить. Зачем он это сделал? Теперь я ненавижу Марка, но еще сильнее ненавижу самого себя. Знал же, что лучше оставаться на улице. Что ни в коем случае нельзя заходить в пиццерию. Что нужно как можно скорее выбираться из города. Ну как я мог поступить так глупо?

Теперь я знаю, что все пропало. Еще недавно у меня были хоть какие-то силы, желание убежать, но теперь… теперь мне больше всего на свете хотелось забраться в нору, свернуться там и уснуть. Я слезаю со стула. Полицейский идет вслед за мной.

— Не волнуйся, — говорит он. — С тобой все будет в порядке.

Я его почти не слышу. Все мои мысли о том, что в ближайшем будущем мне предстоит встреча с мамой. Я возвращаюсь в «сумасшедший дом» — к злобной ведьме. Полицейский подводит меня к выходу из пиццерии.

— Спасибо за то, что сообщили нам, — говорит он на прощание Марку.

Я смотрю в пол. Меня переполняет злость, поэтому я не хочу встречаться взглядом с Марком. Если бы я мог стать невидимкой!

— Эй, малец! — Марк с улыбкой вручает мне плоскую белую коробку. — Я же сказал, что угощу тебя пиццей.

Сердце екает. Я улыбаюсь в ответ. И трясу головой, отказываясь от подарка. Я знаю, что недостоин его. Пытаюсь вернуть коробку с пиццей Марку. На долю секунды в мире не существует никого, кроме нас двоих. Мне удалось заглянуть ему в сердце. И я вижу, что он меня понимает. Он молчит, но я слышу, что он хочет мне сказать. И я беру коробку. Глядя ему прямо в глаза, я говорю:

— Спасибо, сэр.

И тогда Марк гладит меня по голове на прощание. А я наслаждаюсь теплым ароматом пиццы, идущим из коробки.

— Фирменная, как я и обещал! И… малыш… ты держись там. Все будет хорошо.

Я иду к двери, крепко сжимая в руках теплую коробку с пиццей. Припаркованная у дороги полицейская машина почти скрылась в густом вечернем тумане. Я забираюсь на переднее сиденье, а коробку с пиццей полицейский кладет назад. Я слышу, как она с мягким стуком соскальзывает на пол, но не решаюсь обернуться и поправить. Дую на пальцы, пытаясь согреть их, и настороженно наблюдаю за тем, как полицейский обходит машину и садится на водительское место. Первым делом он берется за рацию. Тихий женский голос отвечает на его звонок. Я отворачиваюсь, чтобы в последний раз посмотреть на пиццерию. Марк и несколько посетителей, ежась от холода, стоят снаружи. Когда полицейская машина начинает медленно отъезжать, Марк поднимает руку, показывает мне знак «мир», а потом начинает махать вслед. Те, кто стоит рядом, постепенно присоединяются к нему.

Я чувствую, как к горлу подступает комок. По щекам текут соленые слезы. Мне почему-то кажется, что я буду скучать по Марку. Смотрю вниз, на ноги, и пытаюсь пошевелить пальцами в кроссовках. Один из них тут же выглядывает из дырки.

— Итак, — начинает разговор офицер. — Первый раз в полицейской машине?

— Да, сэр, — отвечаю я. — Я… то есть… у меня проблемы, сэр?

Он улыбается:

— Нет, конечно. Мы просто беспокоимся за тебя. Уже довольно поздно, а ты еще ребенок, поэтому тебе не стоит гулять по улицам в одиночестве. Как тебя зовут?

Я снова перевожу взгляд на вылезший из кроссовки большой палец.

— Да ладно тебе. Ничего страшного, если ты скажешь мне свое имя.

Вместо ответа я пытаюсь откашляться. Не хочу разговаривать с полицейским. Вообще ни с кем не хочу разговаривать. Каждый раз, стоит мне открыть рот, я оказываюсь на шаг ближе к возвращению в «сумасшедший дом». «Но что я могу сделать?» — думаю я. У меня была возможность добраться до реки, но я ее упустил. И теперь мне все равно, что со мной будет. До тех пор, пока я снова не окажусь в ее когтях. Через несколько секунд я, запинаясь, отвечаю полицейскому:

— Дэ… Дэвид, сэр. Меня зовут Дэвид.