— Я понятия не имела…

— Да, это я, маленький грязный секрет Ландри. — Несмотря на все, что он сделал за последние годы и как далеко убежал от прошлого, правда по-прежнему больно ранила. — Теперь, когда я достаточно утомил тебя своими рассказами о счастливых семьях в стиле Ландри, почему бы тебе не остановиться и не вернуться к делам?

Чарли колебалась, не зная, продолжить ли свои расспросы или утешить его. К его огромному облегчению, она вытащила лопату из песка и протянула ему:

— Вот, мистер Крутой финансист, приложите свои усилия. Начинайте копать. — И она понимающе подмигнула ему.

Большинство его знакомых женщин не оставили бы такую интересную тему. Они бы расспрашивали и выпытывали, желая получить новую сплетню, копаясь в грязи и пытаясь угадать, как пробиться через его безразличие.

Чарли ничего этого не сделала. Она закрыла тему, уважая его право хранить тайны, и он восхищался ею за это.

Пообещав Тайгеру, что они найдут золото до окончания их золотоискательного тура, он схватил лопату и провел следующие пятнадцать минут, пытаясь сосредоточенно класть мокрую грязь в ее сито. Чарли стряхивала верхний слой, наливала еще воды и снова трясла, и не обращала никакого внимания на то, как она оттопыривает при этом попу или как покачивается обтянутая розовой футболкой грудь.

Лука, правда, очень старался, но каждый раз, когда она наклонялась, ему хотелось перекинуть ее через плечо, утащить в отель и весь день доставлять ей удовольствие.

— Смотрите, я нашла золото! — Она подпрыгивала, как ребенок, впервые увидевший Санта-Клауса, и размахивала своим ситом.

— Покажи.

— Вот!

Он посмотрел в ее сито и хмыкнул, заметив маленький кусочек золота размером с муравья. Подняв глаза, Лука увидел ее победоносную улыбку и возбужденный блеск в глазах и прикусил язык, чтобы не ляпнуть первое, что пришло в голову, например: «Не бросай свою основную работу».

— Повезло, — проговорил он, втыкая лопату в песок и отряхивая грязь с колен. — Тайгер будет в восторге. Что дальше?

— Шторм с Тайгером хотели прокатиться в вагончике и посетить выставку, поэтому сначала мы сходим туда, а самую важную часть оставим на конец.

Он удивленно приподнял бровь.

— Магазин леденцов, — ответила она, потирая живот, и его либидо мгновенно отреагировало.

Их взгляды встретились, и притяжение, возникшее с их первого знакомства, снова стало оживать, заставляя их наклоняться ближе друг к другу, неосознанно, против своей воли. Лука ждал, что Чарли первая опустит глаза, пробормочет какое-нибудь оправдание, но она продолжала смотреть на него. Ее глаза сверкали озорными огнями, а щеки стали алыми.

— Знаешь, что я думаю?

Она облизнула нижнюю губу:

— Что?

— Что нам надо пропустить всю ерунду и перейти сразу к приятному.

Он говорил не о конфетах, и она это знала — ее голодный взгляд опустился на его губы, наполняя его достаточной храбростью, чтобы обнять ее за талию и прижать к себе. Она не отстранилась. Ее тяжелый вдох отозвался в самом неожиданном месте: его сердце.

Черт, нет.

Как правило, его сердце никак не реагировало, когда он держал в объятиях красивую женщину. И ему это нравилось. Но что-то в Чарли заставляло его хотеть обнимать ее и защищать, и этого желания стало достаточно, чтобы он оставил быстрый поцелуй на ее губах и отпустил ее.

— Шторм и Тайгер могут вернуться в любую секунду, а я отвлекаю тебя от работы.

В зеленых глазах сверкнула злость, прежде чем она моргнула, уничтожая все проявления эмоций, но ее разочарование все еще было ощутимо, когда она достала блокнот из заднего кармана и сделала вид, что что-то внимательно изучает.

Луке нужно было поддерживать свою репутацию плейбоя, которую он сам создал и за которую отчаянно держался, чтобы жить без эмоций и привязанностей.

И он сделает все возможное, чтобы все оставалось на своих местах.

Чарли зашла в магазин леденцов, не заботясь о том, следует ли Лука за ней.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не убить его. Она была образцом профессионализма, изображая интерес к Шторму и Тайгеру, которые присоединились к ним во время катания в вагончиках, но внутри вся кипела.

Но она не знала, на кого на самом деле злится — на себя или на него. Она была так близка к тому, чтобы снова позволить ему поцеловать ее, она почти просила об этом, позволив ему очаровать ее, обнять за талию, прижать к своему телу… Никто не был так близок. Никогда. Но когда Лука посмотрел ей в глаза, ей показалось, что он заглянул в душу. В тот момент по спине пробежал холодок — Чарли испугалась, что этот человек уничтожит весь мир, который она создала.

— Позволь, я угадаю — ты любишь мятные конфеты.

— Нет, я люблю анисовые леденцы.

Она полезла в сумочку, он остановил ее руку.

— Я заплачу — в знак благодарности за то, что ты позволила мне поехать с вами и отвечала на мои глупые вопросы.

В этом заключалась еще одна проблема: он задавал проницательные, умные вопросы о ее работе и о том, что входило в планирование тура для рок-звезды. Его интеллект делал его еще привлекательнее.

Чарли пробормотала «спасибо» и продолжила изучать большой выбор леденцов, краем глаза наблюдая за тем, как он очаровывает продавщицу за кассой.

Расплатившись, Лука отдал ей большой пакет анисовых леденцов и положил маленький пакетик в задний карман.

— Спасибо. А ты что купил?

Он подмигнул ей и сморщил нос:

— Секретный запас на тот случай, если у тебя все закончится, а ты разозлишься на меня, и мне придется чем-то тебя задабривать.

Она хмыкнула:

— Хороший план. Ты постоянно меня раздражаешь, поэтому мне кажется, нам он понадобится.

— Я не нарочно. Наверное, ты просто не привыкла к таким людям.

— Да, что-то в этом роде.

Ей бы очень хотелось, чтобы существовала вакцина против высоких загорелых плейбоев с русыми кудряшками и голубыми глазами. Она бы первая заняла очередь на прививку.

Чарли открыла пакет с леденцами, и в нос ей ударил сильный запах лакрицы, возвращая ей счастливейшие детские воспоминания. Очень редко, когда ее маму настигало особое настроение, воскресным утром она вела дочь на рынок в Сент-Килде, держа за руку и останавливаясь перед каждым прилавком, восхищаясь картинами и фресками, и сделанными вручную украшениями.

Маленький пакетик анисовых леденцов был редким гостинцем от мамы, которая была так поглощена собой, что большую часть времени даже не вспоминала о существовании дочери. И, несмотря на то что эти особенные воскресенья случались очень редко, Чарли часто вспоминала их, надеясь снова увидеть маму, которую она так сильно любила, но которая редко отвечала ей тем же. Когда Эйб, последний из длинного списка маминых ничтожных любовников, переехал к ним, она не ждала, что статус-кво изменится: мама будет поглощена своим приятелем и не станет обращать на нее никакого внимания. Но тем летом, когда ей исполнилось шестнадцать, все изменилось.

Она так и не смогла понять, что вызвало ее подозрения. Эйб постоянно флиртовал, он заговаривал с каждой юбкой, включая ее. И хотя она сама считала его омерзительным и старалась избегать, она заметила, как мама стала на нее смотреть. Ее мать ревновала, ревновала к собственной дочери, и через две недели она выставила ее за дверь.

«Убирайся и никогда не возвращайся!»

Даже сейчас, спустя десять лет, Чарли не могла забыть холодную решительность в голосе единственного человека в мире, которому она доверяла.

Она провела две недели на улице, пила дешевый кофе, ела сэндвичи и спала в сарае — в сарае Гектора, как потом оказалось, и, если бы он не оказался великодушным человеком, оплакивающим в то время гибель единственного сына, кто знает, как обернулась бы ее жизнь.

— Ты в порядке?

Она кивнула:

— Да, я просто проголодалась. — Она предложила ему пакетик с анисовыми леденцами, прежде чем положить один себе в рот. — Давай возвращаться, мне надо проверить приготовления к концерту.