— Я согласен, если ты успеешь за тридцать секунд.

Он поцеловал ее, и она задумалась, сможет ли зажечь свечи и благовония за пятнадцать.

— Часы тикают, — прошептал он, скользя рукой по ее попе, когда она освободилась из его объятий.

— Терпение — благодетель, помнишь?

Он постучал по часам:

— Двадцать секунд, я считаю.

Чарли вбежала в спальню. Оглядев комнату, она на мгновение запаниковала. Неужели она действительно это делает? Приглашает его в спальню, подготавливает декорации для соблазнения, отдается ему в последний раз?

Пламя свечей замерцало, подмигивая ей.

Чарли сделала несколько глубоких вдохов и прижала руку к животу, стараясь унять жжение. Через секунду она откроет дверь и позволит Луке в последний раз войти в свое сердце.

Ее рука поднялась к груди, потирая место, которое начинало болеть сильнее при мысли о прощании. Проблема была в том, что эта ужасная боль останется, и неважно, будет ли она заниматься с ним любовью или нет. Понадобится время, очень много времени, чтобы она справилась с тем, что потеряла Луку. И одно отличное воспоминание облегчит эту боль.

Чарли закрыла глаза и вдохнула, позволяя сладкому аромату иланг-иланга очистить ее разум. Она может сделать это. Сказать Луке правильное «прощай», которое будет поддерживать ее одинокими ночами, когда она станет вдыхать этот аромат и вспоминать эту ночь.

Она открыла глаза и расстегнула молнию на платье, радуясь, что надела свое лучшее белье, потому что ей нужна была вся ее уверенность, чтобы в последний раз показать Луке, что он для нее значит.

Словно прочитав ее мысли, он постучался в дверь.

— Можешь считать меня нетерпеливым, но я не собираюсь ждать больше ни секунды.

— Заходи, — отозвалась она, снимая платье.

Лука вошел в комнату и посмотрел на нее.

Она дрожала в предвкушении, пока его обжигающий взгляд раздевал ее. Видимо, ее выбор нижнего белья оправдал себя, когда он мгновенно пересек комнату и обнял ее.

— Божественно.

Она едва сдержала стон, когда он поцеловал ее шею.

— Это иланг-иланг. И свечи…

— Я говорю не о свечах, и ты это знаешь.

Он поднял руку, и, когда его тяжелый взгляд встретился с ее, она перестала дышать. На мгновение она могла поклясться, что он любит ее — так же как она его.

Ее сердце бешено колотилось. Лука влюбился в нее? Было ли его настроение следствием того же страха, что терзал и ее? Страха сблизиться, страха привязаться?

Она посмотрела в красивые голубые глаза и утонула в море желания, из которого не хотела возвращаться.

Если он чувствовал хотя бы половину того, что чувствовала она… прощание станет очень горьким.

— Прощание с тобой станет самым сложным…

Чарли поцеловала его, не дав закончить, не желая портить момент словами. Она хотела незабываемую ночь, ночь, наполненную драгоценными воспоминаниями.

Сейчас она хотела показать ему, что чувствует.

Чарли углубила поцелуй, дразня его, проводя языком по его нижней губе и посасывая ее, пока он не застонал.

Ее руки выдернули рубашку из брюк, и она провела по его спине.

Лука застонал, когда ее рука остановилась на его поясе. Чарли дрожащими пальцами стала расстегивать его ремень, но он прервал поцелуй и остановил ее руки:

— Чарли, я бы очень хотел…

Она прикоснулась к его губам.

— Шш, позже. — Она провела пальцами по его губам, наслаждаясь его сладострастной дрожью. — Намного позже.

В ответ он сорвал с нее бюстгальтер, и обрывки кружева разлетелись, как напоминание об их страсти, когда он положил ее на кровать.

Его руки медленно опустились на ее лодыжки и стали подниматься выше, лаская внутреннюю поверхность бедра. Ее тело задрожало под его голодным взглядом.

Лука встал перед ней на колени, и его руки скользнули под ее бедра, приподнимая их. Затем он опустил голову так медленно, что Чарли сжалась от желания почувствовать прикосновение его языка.

Она подалась навстречу его рту, навстречу облегчению, которое мог дать ей только он, и ее воспоминания о том, сколько раз он делал это в Бендиго, смешивались с настоящим, усиливая ее наслаждение. Ей казалось, она вот-вот взорвется.

Она приподнялась на локтях, наблюдая за ним, и они смотрели друг другу в глаза, когда он наконец прикоснулся к ней. С первым движением его языка она забилась в экстазе, зарываясь пальцами в его волосы, и он продолжал ласки уже после того, как утихли ее стоны.

Но тут Чарли приподнялась на кровати и поманила его к себе. Он не стал ждать и набросился на нее, торопливо срывая с себя одежду.

Когда они оба оказались обнаженными, их губы слились в поцелуе, и он лег на кровать, обнимая Чарли.

Она оседлала его и начала медленно двигаться, наслаждаясь его реакцией, когда он протяжно застонал.

Она нуждалась в нем. Она хотела его. Она любила его.

Любила? Она любила его?

Пока их тела сливались в безумном танце, Чарли могла думать только о том, что она только что поняла: Лука не просто ей нравится, она любит его.

Когда догорела последняя свеча, Лука поцеловал Чарли в лоб и встал с кровати.

Последние полчаса он наблюдал за ней: смотрел на то, как поднималась и опускалась во сне ее грудь, на приподнятые уголки ее губ, вздрагивающие во сне веки закрытых глаз.

Если ей снилось что-то из того, что они делали последние пять часов, это были очень приятные сны.

Она столько раз лишала его рассудка, что он перестал считать, но, тем не менее, когда она проснется, его здесь не будет. Он не мог остаться. Он сказал свое «прощай», заменив слова действиями, много раз показывая ей, какая она особенная и как он себя чувствует рядом с ней.

Он словно был лучше, чем на самом деле, он будто мог завоевать целый мир.

И этого было достаточно, чтобы бежать.

Лука ни на кого не полагался, и его пугала власть, которую Чарли обретала над ним.

Что еще хуже, он видел момент истины, этот один фантастический момент, когда она возвышалась над ним, ее кожа блестела от пота, спутанные волосы падали на плечи, а в глазах плескалась любовь.

Теперь он понимал, почему она была так испугана всю неделю. Она не боялась привязаться к кому-то, она уже это сделала.

Она не могла его любить, потому что он не мог любить ее в ответ. Он просто не знал как.

После их разговора на «Ариасе» прошлым вечером он задумался о том, чтобы время от времени приезжать в Мельбурн, лучше узнать деда, может попробовать построить какие-то отношения с Чарли.

Но, оценив глубину ее чувств, он понял, что не сможет этого сделать. Чем дальше будут развиваться их отношения, чем больше продлятся, тем больнее ей будет, и он не хотел заставлять ее пройти через это.

Лука знал, что бывает, когда сердце вырывают из груди и растаптывают его. Рэд позаботился об этом, и он не мог подвергнуть этому такую особенную женщину, как Чарли, женщину, о которой он беспокоился.

Нет, так лучше. Он сказал все, что нужно было сказать.

А сейчас лучше уйти. Пока он может это сделать.

Чарли поняла, что Лука ушел, когда открыла глаза и увидела бледно-золотой рассвет, пробивающийся сквозь деревянные жалюзи.

Она лежала в кровати, едва дыша, смотрела в потолок и старалась не заплакать. Боль в груди нарастала, растекаясь по всему телу.

Она знала, что будет себя чувствовать именно так: разбитой, опустошенной, несчастной.

Но сейчас не время для сожалений и самобичевания. Она должна продолжать жить, а для начала отправится в офис, чтобы подтолкнуть Шторма Ворса к подписанию контракта с «Ландри рекордс» на его новый диск.

Чарли встала, накинула халат и отправилась в ванную.

Ей не следовало так грустить. Она знала, что он уедет, и лучше так, чем с долгими слезливыми прощаниями. Но когда она осмотрела ванную, в которой не осталось никаких следов его присутствия, она почувствовала, что внутри ее что-то сломалось.