— Так, просто мелодия…

Между тем эта мелодия была мне знакома. Вальс со слезой, такие пользовались популярностью после Спина.

— Похоже на одну песенку, которую я знал раньше. Называлась…

— Apres nous[1].

Она самая. Я слышал ее в баре в Венесуэле, еще молодым и совершенно одиноким. Неплохая мелодия, только невозможно представить, как она пережила целую вечность.

— Откуда ты ее знаешь?

— Это нелегко объяснить. Можно сказать, с этой песней я выросла.

— Неужели? Сколько же тебе тогда лет?

Опять улыбка.

— Не так много как тебе, Турк Файндли. Но кое-какие воспоминания у меня остались. Потому меня и приставили к тебе. Я не просто твоя сиделка. Я — твоя переводчица и проводник.

— Тогда, может, объяснишь…

— Я многое смогу объяснить, только не сейчас. Тебе надо отдохнуть. Могу дать тебе что-нибудь снотворное.

— Я уже достаточно поспал.

— У гипотетиков ты чувствовал то же самое — будто ты спал?

Вопрос меня озадачил. Я знал, что в некотором смысле «побывал у гипотетиков», хотя ничего не запомнил. Она явно знала об этом гораздо больше меня.

— Иногда память возвращается, — обнадежила она меня.

— Можешь мне ответить, от чего мы так улепетываем?

Она нахмурилась.

— Не понимаю…

— Вы все очень торопились побыстрее убраться из этой пустыни.

— Видишь ли… С тех пор, как тебя забрали, мир изменился. Здесь много воевали. Планета резко обезлюдела и уже толком не возродилась. В каком-то смысле война здесь еще продолжается.

Словно в подтверждение ее слов наш летательный аппарат резко накренился. Трэя с тревогой посмотрела в иллюминатор. От белой вспышки звезды вверху погасли, зато она высветила катящиеся внизу волны. Я привстал, чтобы лучше разглядеть эту картину, и, показалось, увидел на горизонте что-то плоское, похожее на далекий континент или огромный до невозможности корабль — тоже совершенно плоский. Затем все потонуло в темноте.

— Лучше лежи, — посоветовала она.

Наш аппарат накренился еще резче. Трэя поспешно опустилась на откидное сиденье у ближней стенки. Опять что-то вспыхнуло в иллюминаторе.

Мы вне досягаемости для их кораблей, но их воздушные силы представляют опасность… Мы долго искали тебя. Остальные, вероятно, уже в безопасности. Эта кабина защитит тебя в случае повреждения нашего судна, но для этого ты должен лежать.

И не успела она договорить, как дела приняли совсем дурной оборот.

В нашем звене было, как я потом узнал, пять воздушных судов. Мы покинули экваторианскую пустыню последними. Нападение произошло быстрее, чем ожидалось, и большими силами. Четыре борта сопровождения ушли вниз, чтобы нас прикрыть, и мы остались беззащитными.

Помню, как Трэя дотянулась до моей руки. Мне хотелось спросить ее, что это за война, и кого это она назвала «остальными». Но уже не было на это времени — она вся похолодела и изо всех сил вцепилась в меня. Неожиданная обжигающая ослепительная вспышка — и вот уже мы падаем.

От катастрофы нас спасло запрограммированное аварийное маневрирование в сочетании с чистой удачей. На этом горючем и том, что осталось от нашего летательного аппарата, мы и дотянули до острова Вокс.

Вокс представлял собой морское судно, образно говоря, корабль, — хоть это для него слишком узкое обозначение. Вокс был целым архипелагом плавучих островов, значительно превосходивших размерами все, что спускалось на воду на моей памяти. Это была целая плавучая культура, нация, история и религия. Без малого пятьсот лет Вокс бороздил океаны в Кольце Миров — так Трэя назвала планеты, соединенные между собой Арками гипотетиков. Его враги очень могущественны и находятся рядом. Экватория уже опустела, но «Альянс кортикальных демократий» не прекращал преследований и все посылал туда свои корабли, чтобы не позволить Воксу добраться до Арки, соединявшей Экваторию с Землей.

Трэя не верила в успех неприятелей. Но последнее нападение вражеских сил не оказалось напрасным: им удалось сбить тот аппарат, в котором летели мы.

Уцелели мы лишь потому, что отсек, где Трэя занималась моим лечением, был оснащен хитроумными приспособлениями, обеспечивавшими живучесть: аэрогели на случай аварийного торможения, выдвижные крылья для планирования к месту посадки. Наш полет завершился на одном из внешних островов архипелага, необитаемом на тот момент по причине его удаленности от города, который Трэя назвала Вокс-Кором.

Вокс-Кор являлся центром архипелага Вокс и главной мишенью всех вражеских атак. Светало, и мы увидели на горизонте внушительный столб дыма.

— Видишь? — спросила Трэя упавшим голосом. — Похоже, это Вокс-Кор.

Мы вылезли из спасшей нас обугленной капсулы на заросший густой травой луг. Солнце поднималось все выше.

— Сеть молчит, — сказала Трэя.

Я не понял, что это значит и откуда ей это известно. На лице ее застыла горестная гримаса. Сам воздушный корабль, от которого отделилась наша спасательная капсула, похоже, рухнул в море. Я спросил у Трэи, как вышло, что выжить посчастливилось именно нам.

— Не нам, а тебе, — уточнила она. — Корабль спасал тебя. Я просто оказалась рядом.

— Почему меня?

— Мы ждали тебя несколько столетий. Тебя и таких, как ты.

Я ничего не понял. Но ей здорово досталось при посадке, и она была явно не в себе, так что я не стал продолжать расспросы. Она заверила меня, что помощь обязательно придет. Ее соплеменники нас найдут и пришлют за нами судно, даже если Вокс-Кор подвергся разрушениям. Нас ни за что не бросят на произвол судьбы.

Как потом оказалось, она ошибалась.

Корпус нашей спускаемой спасательной капсулы еще был раскален, а от травы, на которую мы опустились, ничего не осталось — одна обожженная почва. Внутри капсулы было такое пекло, что об ее использовании в качестве укрытия нечего было мечтать. Нам с Трэей оставалось только спасать то, что уцелело. В нашем отсеке нашлось много всевозможного добра, которое я счел медикаментами и медицинским инвентарем; упаковок, названных Трэей запасами съестного, оказалось меньше.

Я хватал коробку, на которую она указывала, и тащил ее под дерево неподалеку (неизвестного мне рода). Пока что это дерево служило нам приемлемым укрытием. Воздух был теплым, в небе ни облачка.

И хотя мне пришлось изрядно потрудиться, я чувствовал себя прилично — гораздо лучше, чем когда очнулся посреди пустыни. Не было ни усталости, ни даже тревоги — скорее всего, благодаря тем лекарствам, которыми меня накачала Трэя. Это не было типичное отупляющее действие успокоительного средства, а просто я был спокоен, энергичен и совершенно не склонен задумываться о грозящих нам опасностях. Трэя смазала чем-то собственные ссадины и порезы, и они сразу затянулись. Потом она приложила к внутренней стороне своей руки синюю стеклянную трубочку. Прошло несколько минут — и она уже не уступала силой и деловитостью мне, только лицо оставалось опечаленным.

Как только солнце осветило горизонт, я смог лучше разглядеть место, где мы приземлились. Пейзаж был великолепный. В детстве мать читала мне детскую иллюстрированную Библию, и вид этого острова напомнил мне акварельные картинки Эдема до Грехопадения. Волнистые луга, густо усыпанные мелкими цветочками типа клевера, плавно переходили, куда ни взгляни, в рощи, где ветви гнулись от крупных плодов. Правда, здесь не водились кудрявые ягнята или гривастые львы. Не было людей, дорог и даже тропинок.

— Было бы неплохо, если бы ты могла хоть немного объяснить мне, что происходит.

— Как раз этому меня и учили — помогать тебе понять. Только без Сети мне трудно решить, с чего начать.

— Просто расскажи про то, что, по-твоему, хотелось бы узнать совершенному чужаку.

Она подняла глаза к небу, потом перевела взгляд на колоссальный столб дыма и поежилась. В ее глазах отражались облака.